Генерал Скоблин. Легенда советской разведки
Шрифт:
В день святых Флора и Лавра в Галлиполийском собрании в Париже ветераны-ударники и их друзья из «цветных» полков служили панихиды по павшим и молебны о здравствующих, вспоминали тяжелые и кровопролитные бои Гражданской войны. Командиры-корниловцы произносили патриотические речи. Тон задавал генерал Скоблин. Когда же начинали звучать знаменитый Корниловский марш, все с замиранием сердца слушали, как поет Надежда Плевицкая:
Пусть вокруг одно глумленье, Клевета и гнет — Нас, корниловцев, презренье Черни не убьет. Русь могучую жалеем, Нам одна — кумир. Мы одну мечту лелеем — Дать России мир. Русь поймет, кто ей изменник, В чем ее недуг, И что в Быхове не пленник Был, а верный друг. За Россию и свободу, Если в бой зовут, То корниловцы и в воду, И в огонь пойдут. Верим мы, близка развязка С чарами врага. Упадет с очей повязка У России, да! Загремит колоколами Древняя Москва, И войдут в нее рядами Русские войска! Вперед на бой! Вперед на бой! На бой, кровавый бой!6 сентября 1931 года на банкет были приглашены генералы Деникин, Шатилов и Миллер. Именно к новому председателю Русского общевоинского союза и обратился Скоблин: «Сегодня мне хочется дать доказательство нашей преданности нашему Главе, работающему в столь трудной и морально тяжелой обстановке. По нашей добровольческой традиции, от имени общества офицеров полка, я прошу его превосходительство генерала Миллера зачислить себя в списки нашего полка».
Под дружное, громогласное «Ура!» до слез тронутому таким вниманием Евгению Карловичу была преподнесена корниловская нашивка. (Именно нашивка, а не орден за Кубанский поход, как стало модно утверждать сегодня, после выхода в России фильма «Очарование зла». Евгений Карлович не имел никакого права на его ношение, да и вряд ли при живых первопоходниках позволил бы себе такое. Хотя справедливости ради стоит отметить, что уже в 40-х годах в Союз участников Первого Кубанского генерала Корнилова похода начали принимать членов-соревнователей, которым по уставу было дано разрешение носить на лацкане пиджака уменьшенный знак Ледяного похода.
Миллеру не могли вручить в тот день и корниловский полковой знак, хотя он и был утвержден 12 июля 1931 года приказом председателя РОВС № 33. Когда был изготовлен первый знак, неизвестно. Однако 10 мая 1932 года в «Информации Корниловского Ударного полка» появилось сообщение, что генерал-майору Скоблину был преподнесен в специальном футляре серебряный полковой знак с надписью: «Корниловцы своему командиру. 1932 год. Париж». Весьма сомнительно, чтобы Миллер мог получить полковой знак раньше Николая Владимировича.)
Благодаря Скоблину новый председатель Русского общевоинского союза становился еще и чином легендарного полка. Для него это было очень значительно. Дело в том, что в Гражданскую войну Миллер воевал на севере России, а все руководство РОВС — на юге. Поэтому многие ветераны «цветных» не питали особенного уважения к Евгению Карловичу. Теперь же с ним приходилось считаться.
Ставший последним в истории зачисленным в корниловцы, Миллер, благодаря за оказанную честь, сказал: «Русский общевоинский союз одним своим существованием осознается советской властью как наибольшая угроза и опасность. Мы достигли этого десятилетней верностью заветам основателей и вдохновителей борьбы за Россию».
Евгений Карлович Миллер происходил из старинного дворянского рода и позже, будучи в эмиграции, писал: «В доме моих родителей с детских лет я был воспитан как верующий христианин, в правилах уважения к человеческой личности — безразлично, был ли человек в социальном отношении выше или ниже; чувство справедливости во взаимоотношениях с людьми, явное понимание различия между добром и злом, искренностью и обманом, правдой и ложью, человеколюбием и звериной жестокостью — вот те основы, которые внушались мне с детства».
По окончании Николаевского кадетского корпуса Евгений Карлович поступил в Николаевское кавалерийское училище. Выпущен он был вахмистром эскадрона и был произведен в корнеты Лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка. «Кадетский корпус, кавалерийское училище и полк, в котором я имел честь и счастье служить, заострили во мне чувство любви к Родине, чувство долга перед Россией и преданности Государю как носителю верховной державной власти, воплощающему в себе высший идеал служения России на благо русского народа», — вспоминал он спустя годы.
Именно генерал стал первым врагом революции. В Большой Советской Энциклопедии о Миллере написано: «Выступал как ярый противник демократизации армии, 7 апреля 1917 года был арестован солдатами и под конвоем отправлен в Петроград». Лейб-гвардеец на дух не переносил комитетов и депутатов. Совершенно распоясавшиеся чины Русской Императорской армии выстрелили в спину генералу и повезли в столицу, для дальнейшей расправы. Но там еще не был окончательно потерян контроль над ситуацией, и Миллер остается в живых. С осени 1917 года он становится представителем Ставки Верховного главнокомандования Русской армии при Итальянском главном командовании. После захвата власти большевиками Миллера заочно предают суду ревтрибунала и приговаривают к смерти (впрочем, в Государственном архиве Российской Федерации хранится весьма странный документ, согласно которому Евгений Карлович вплоть до 2 сентября 1918 года числился в рядах РККА. С этим обстоятельством историкам еще только предстоит разобраться).
10 июня 1919 года Верховный правитель России адмирал Колчак назначил генерала Миллера главнокомандующим вооруженными силами России, действующими против большевиков на Северном фронте. Евгений Карлович уже поздравлял свои войска, считая это первым шагом к объединению страны под руководством Верховного главнокомандующего. Но в этот момент началось отступление армий Колчака. И тут же последовал еще один удар — английским командованием было принято решение об уходе из Мурманска. Поступок союзников вызвал всеобщее возмущение, англичане прямо обвинялись в предательстве. Начальник оперативного отдела Генерального штаба полковник Костанди попросил о встречи с представителем союзников, и, отдав честь, положил ему на стол британский орден, которым был награжден. В сопроводительном письме он отметил, что считает ниже достоинства русского офицера носить награду страны, представители которой изменили данному слову и своим союзникам.
Генерал Миллер мужественно встретил плохие новости. Вот как об этом вспоминал английский генерал Айронсайд: «Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда я сообщил ему дурную весть. Лишь по его светло-голубым глазам я мог догадаться, как ужасно он устал. Пару минут он смотрел на меня, не говоря ни слова. Я протянул руку, и он сжал ее мертвой хваткой».
После краха Белой борьбы на севере России в феврале 1920 года Миллер эмигрировал во Францию. Он принял активное участие в формировании Русского общевоинского союза, был доверенным лицом великого князя Николая Николаевича. После похищения агентами НКВД генерала Кутепова в 1930 году 63-летний Евгений Карлович Миллер, бывший его заместителем, возглавил РОВС. Безоружная армия в штатском продолжала жить с верой в грядущий решительный бой с большевиками. Не случайно он заявил тогда: «Большевики — враги России, советская власть — вражеская власть, бесконечно вредная, губящая Россию морально и материально; с ней не может быть никаких компромиссов; с ней может быть только борьба и не может, а должна быть борьба всегда и всеми силами, всеми способами, не исключая возможности вооруженной борьбы. Вот на чем воспитывалась Добровольческая Армия, влившая в себя все лучшее, спасшееся с других белых фронтов и по праву носящих с 1920 года высокое название Русской Армии, ее же и честь, ее же и ответственность».
РОВС казался Миллеру твердым монолитом, сплоченным Белой идеей. В интервью лондонской газеты «Морнинг Пост», едва возглавив крупнейшую организацию русского зарубежья, он сказал: «Эмигранты убеждены, что рано или поздно русский народ сам свергнет советскую власть, а их задача — содействовать контрреволюционному движению, нарастающему в стране».
Но в то время Русский общевоинский союз стал подтачиваться многочисленными интригами. Генералы неутомимо спорили, что делать дальше. От Миллера ждали продолжения активной борьбы с большевиками и ставили в пример Кутепова. Но, во-первых, в секретную деятельность генерала Евгений Карлович посвящен не был, а во-вторых, почти все боевики погибли во время вылазок в СССР. Поэтому Миллер прежде всего думал о трудоустройстве офицеров и солдат русской армии, оказавшихся в эмиграции.