Генерал Скоблин. Легенда советской разведки
Шрифт:
Совещания по этим вопросам проходили всю весну 1935 года, но, кроме болтовни, как назвал все происходящее сам Миллер, никаких иных результатов не было.
К этому же времени относится и письмо Шатилова Миллеру, которое возмутило Евгения Карловича до глубины души. В нем бывший начальник штаба Врангеля жаловался, что уже около года не получал никаких сведений о жизни РОВС.
Конечно, никакой нужды он в этом не испытывал. Больше того, сам мог бы предоставить Миллеру любые данные о любой сфере деятельности Русского общевоинского союза. Мало того, что Скоблин и Закржевский оперативно сообщали ему все подробности, так и агенты с мест докладывали в Париж. Об этом и писал Шатилов Миллеру: «Было еще одно дело, которое осталось на моих руках, и которое простым решением Эрдели пожелал ликвидировать. Я говорю об организации Закржевского, связанного с Фоссом.
Миллер пытался разобраться, что это за неуловимая организация, которую даже закрыть нельзя? Адмирал Кедров поделился с председателем РОВС теми немногими данными, которыми он располагал о тайном ордене. Внимательно изучив все имеющиеся документы по этому поводу, Евгений Карлович в глубоком раздумье сидел над «шапкой» инструкций «линейцам». Фраза «Центр. 1 октября 1933 года» ставила его в тупик. Он поднял архив Русского общевоинского союза и удостоверился, что в те дни никаких приказов или распоряжений не издавал. (К этому же времени относится очередное резкое письмо Шатилова Миллеру: «При той постановке вопроса о моем участии, с которой ты обратился, ответ мне совершенно ясен. Мою, с твоей точки зрения, бесполезность для работы, мне кажется, можно было бы уже и не выявлять».)
Вызвав самых преданных людей, он поделился с ними мучавшим его вопросом: что делать с «Внутренней линией»? Большинство склонялись к тому, что это организация вредная и ее надо распустить. Однако с мнением своих помощников Миллер не согласился. Он посчитал вредным как раз роспуск набранной агентуры, совершенно справедливо рассудив, что если он прикажет закрыть контрразведку, то она уйдет в еще большее подполье и продолжит действовать бесконтрольно. В результате Евгений Карлович принял решение назначить начальником «Внутренней линии» генерала Скоблина.
Выбор более чем странный. Миллер прекрасно знал о близком знакомстве Скоблина с Шатиловым, наверняка был наслышан, что в кругу Туркула и Пешни Николай Владимирович позволял себе критические замечания в адрес председателя РОВС. На мой взгляд, это решение свидетельствует о некоторой наивности Евгения Карловича, который не совсем понимал, что происходит в союзе. Да простят меня все те, кто трепетно относится к Миллеру. Своей смертью он искупил все многочисленные ошибки и просчеты, сделанные им на посту председателя Русского общевоинского союза. Это словно о нем говорил великий философ Иван Александрович Ильин: «Белое движение отнюдь не надо идеализировать: с одной стороны, всегда и всюду могут оказаться люди слабые, неустойчивые и даже порочные и наделать неподобающее; особенно после перенапряжений такой войны, которая велась недовооруженной армией; особенно когда вся страна болела смутою; особенно при поднятии такого исключительного по размерам и напряжению подвига. С другой стороны, самые лучшие люди могут совершать ошибки, недосмотры — да еще при таких потрясениях, сдвигах и во всеобщем замешательстве и переосложнении».
Возможно, среди всех первых председателей крупнейшей Белой организации Миллер был меньше всего готовым к должности. Неслучайно именно период его лидерства в Русском общевоинском союзе совпал с полным развалом какой бы то ни было активной работы и окончательного списания всего антикоммунистического сопротивления первой волны на свалку истории. Нападение Германии на Советский Союз русская эмиграция встретила разобщенной, не имеющий какой-нибудь твердо сформулированной позиции. Все только и делали, что продолжали грызться друг с другом. Трудно было ожидать чего-то другого, если учитывать, что за 7 лет председательствования в РОВС Миллера только этим и занимались.
Впрочем, существует и другой взгляд на эту проблему: председательствование Миллера в союзе в 1930–1937 годах способствовало сохранению и деятельности военно-учебных групп, воинских союзов и ветеранских организаций, входивших в союз, пополнению отделов молодыми людьми, в первую очередь членами НОРР, которая рассматривалась как молодежный резерв союза, деятельности многочисленных военно-училищных курсов. Следствием этого стало сохранение военных кадров союза и их пополнение подготовленной молодежью, предназначенной на должности командиров отделений и зам. командиров взводов — то есть в целом Миллер объективно способствовал укреплению, сохранению и пополнению офицерских кадров для будущей
В начале 1935 года произошло знакомство Скоблина, как начальника «Внутренней линии», с братьями Солоневичами. В 1933 году Борис, Иван и его сын Юрий были осуждены на 8 лет за попытку побега из СССР и отправлены в Соловецкий лагерь особого назначения, откуда в августе 1934 года они сумели бежать в Финляндию. В этой стране Иван Лукьянович и написал, на мой субъективный взгляд, главную книгу своей жизни — «Россия в концлагере», которая принесла автору всемирную славу. Она и сегодня, в ХХI веке, производит впечатление своей пронзительностью. А тогда, в середине 30-х годов, произвела среди эмиграции эффект разорвавшейся бомбы. Сам Иван Солоневич в предисловие своей книги отмечал: «Революция не отняла у меня никаких капиталов — ни движимых, ни недвижимых — по той простой причине, что капиталов этих у меня не было. Я даже не могу питать никаких специальных и личных претензий к ГПУ: мы были посажены в концлагерь не за здорово живешь, как попадает, вероятно, процентов восемьдесят лагерников, а за весьма конкретное „преступление“ и преступление, с точки зрения советской власти, особо предосудительное: попытку оставить социалистический рай. Полгода спустя после нашего ареста был издан закон от 7 июня 1934 года, карающий побег за границу смертной казнью. Даже и советски настроенный читатель должен, мне кажется, понять, что не очень велики сладости этого рая, если выходы из него приходится охранять суровее, чем выходы из любой тюрьмы».
16 февраля 1935 года Борис Солоневич получил письмо из Болгарии: «Дорогой Бобка! Из газет узнал, что ты с братом и племянником благополучно удрал из Совдепии. Надеюсь, конечно, что ты меня не забыл. На случай, если ты меня не помнишь, воспроизвожу в твоей памяти некоторые подробности нашей жизни. Я учился вместе с тобой в Вильненской 2-й гимназии. Одно время ты жил под нами, на Большой Погулянке, 18, против глазной лечебницы Водзянского.
Затем вы перебрались на Зверинец, куда я приходил бегать на лыжах и играть в футбол. Наверное, ты помнишь и моих старших братьев Всеволода и Олега. Последний раз мы встретились с тобой мельком зимой 1918 года в Екатеринодаре и, кажется, если мне не изменяет память, я был у тебя на квартире.
Думаю, что этих подробностей довольно, чтобы ты поверил, что я тот Клавдий Фосс, который с тобой учился. Буду очень рад, если ты мне что-либо напишешь. Буду также крайне признателен, если ты отнесешься с полным доверием к подателю сего письма и не откажешь ему в твоем ценном и столь нужном нам содействии. О себе напишу дополнительно, когда получу от тебя ответ.
Жду твоих писем и крепко тебя обнимаю, твой Клавдий Фосс».
Разумеется, Борис сразу вспомнил своего друга детства и написал обстоятельное ответное письмо. В нем он задал вопросы, которые больше всего интересовали братьев: Почему Деникин резко отрицательно относится к участию эмиграции в войне против СССР? Почему никто из руководителей Русского общевоинского союза генерала не опровергает? Через несколько недель Фосс ответил: «Деникина съели его либерализм и честолюбие. Прибавь сюда и свойственную ему мягкотелость, которая нас погубила, и отсутствие широкого ума — и картина должна быть тебе ясна. Не думаю, что здесь могли сыграть роль иудейские деньги. Его линия поведения для нас совершенно непонятна. РОВС не дает отпора Деникину, ибо щадит имя бывшего главнокомандующего. Нет смысла выступать против него еще и нам, бывшим его соратникам. Каждое его слово есть самооплевывание, ибо он бичует отчасти созданное им и солидаризируется с разрушителями этого созданного. Против него мы и потому не выступаем, чтобы не дать повода нашим врагам колоть нас и по этому направлению. Косвенно же ведем с ним борьбу, осуждая взгляды подобного характера».
Солоневич рассчитывал, что Фосс поможет ему в поисках издателей книги «Россия в концлагере» и в налаживании контактов с устроителями чемпионатов по французской борьбе. Однако Клавдий Александрович был далек от этого и ничего путного посоветовать не смог. Как и не смог устроить братьям визы во Францию. В письме Скоблину Фосс отмечал: «Делу этому сильно „помогли“ „новопоколенцы“, которые в целях саморекламы раструбили об их приезде и дали нашим врагам заблаговременно принять соответствующие меры».