Генерал СС
Шрифт:
Через полчаса паровоз подтащил к станции состав из пассажирских и товарных вагонов и со скрежетом затормозил. Толпа издала радостный вопль. Люди с курами, корзинами, свиньями, детьми ринулись к поезду. Он был очень длинным, два последних вагона остались за платформой. Мы сломя голову спрыгнули и устремились к ним. Мужчина с черно-белой свиньей застрял в дверях. Люди напирали спереди и сзади, поэтому и человек, и свинья подняли жуткий визг. Начальник поезда свистел в свисток и кричал. Он неистово носился взад-вперед по платформе, в конце концов выхватил пистолет и несколько раз выстрелил в воздух [113] .
113
На оккупированной территории
— Саботаж! — во весь голос заорал он.
Толпа не обратила на него никакого внимания. Никто не знал, куда идет поезд. В расписании он не значился, ни на нем, ни на платформе никаких указаний не было, но, тем не менее, все стремились забраться в него. Порта полез в окно и упал в вагон вниз головой. Малыш пробивался сквозь массу кудахтавших кур. Румынский сержант выхватил саблю и хотел обезглавить Барселону, но какая-то толстуха втиснулась между ними и выбила это оружие у него из руки. Появились полицейские вермахта и принялись колотить всех без разбора. Унтер выхватил пистолет и выстрелил в толпу. Пуля прошла мимо головы черно-белой свиньи, она вырвалась из рук хозяина и с визгом помчалась по вагону. Все, кто сумел влезть, тут же погнались за ней.
Наконец платформа опустела, а поезд заполнился. Люди сидели на багажных полках, стояли плотными рядами в коридорах. Черно-белую свинью изловили и заперли в туалете вместе с теленком и шестью важного вида гусями. Куры были повсюду, под сиденьями, на сиденьях, на головах и коленях у людей. Полицейских оттеснили, и поезд тронулся, не дожидаясь, когда начальник поезда подаст свисток. Он бежал по платформе рядом с поездом, раскрасневшийся, вопящий, а мы высовывались из окон и выкрикивали непристойности. В конце концов какой-то добрый крестьянин открыл дверь последнего вагона и втащил его внутрь.
— Жаль, — заметил Барселона, закрывая окно. — Мне это очень нравилось.
Порта взглянул на него.
— Слышал ты о Манфреде Катценмайере? — спросил он, сгоняя с колен кудахтавшую курицу.
— Нет, — ответил Барселона. — А должен был бы?
— Не обязательно… Мне напомнил о нем этот отстававший от поезда болван-начальник.
— А что? С Манфредом Катценмайером случилось то же самое?
— Да, это своего рода человек-легенда. Прошлую войну он начинал капитаном-артиллеристом, только в первом же бою перепутал ящики, вместо артиллерийских гранат взял ручные, чем вызвал невообразимый хаос, когда понадобилось открыть огонь по французам. Поэтому его перевели на транспорт. Решили, что там особого вреда причинить он не сможет.
— Сейчас его бы расстреляли, — заметил я.
— Очень может быть, — согласился Порта. — В конце концов так оно и случилось… Когда Адольф пришел к власти, в армию очень требовались люди, и туда брали любого придурка, какой вызовется добровольцем — взяли в том числе и Катценмайера. Сам напросился на свою же голову. Он уже зарекомендовал себя круглым идиотом… В общем, поставили его начальником поезда. Он не имел никакого понятия о поездах, но решили, что раз водить их не ему, это неважно. На всех станциях, где он останавливался, его терпеть не могли. Вечно орал на всех, находил недостатки. Придирался к любому пустяку… Когда я впервые увидел его, он походил на поле одуванчиков. Вырядился в особый мундир, весь обшитый желтой тесьмой… В те дни у него было прозвище Король сортиров. Он взял за правило справлять большую нужду в определенные часы. Дважды в день, после завтрака и перед ужином. Офицеров и солдат заставлял делать то же самое. Отправлял их в сортир по расписанию и засекал время. Давал три минуты тридцать секунд, два листка бумаги, и помоги Бог тому, кто хотел скрыться…
— А что с поездом? — спросил Барселона, подавив зевок.
— При чем здесь поезд?
— Просто я думал, ты рассказываешь о нем.
— Ладно, ладно, дойду до этого, — сказал Порта, раздраженный, как всегда, когда его торопили. — Дай время.
— Ну, и что случилось? — спросил Барселона.
— Ну, и однажды он отстал от поезда. По своей идиотской вине. Они остановились на какой-то маленькой станции по ту сторону Донца. Не знаю, как она называлась, не имеет значения. Какой-то городишко, где никогда ничего не происходит. Словом, там вечно стоял, опершись на метлу, старик девяноста с лишним лет, смотрел, как проходят поезда. Ему кто-то дал эту метлу еще в двадцать втором году и велел не выпускать ее из рук — чтобы занять его чем-то полезным. Понимаете, о чем я? В такой стране, как Россия, нельзя, чтобы люди стояли, ничего не делая. И с того времени старик стоял там, никому не мешая. Повидал там всех — конницу Врангеля, революционных матросов, казаков, когда те подняли восстание, видел немцев в четырнадцатом году… в этом возрасте ему было плевать на всякое начальство. Он знал, что все начальники, в сущности, одинаковы, только носят разную форму. Наслушался, как они все орали… Да здравствует царь! Да здравствует Ленин! Да здравствует Кайзер! Да здравствует Россия! Да здравствует Германия! Ура революции! Долой революцию! Ура…
— Значит, поезд ушел без него? — спросил Барселона.
Порта бросил свирепый взгляд.
— Не без него! Без Катценмайера!
— Да-да, — кивнул Барселона. — Конечно.
— Катценмайер сошел с поезда, чтобы, как обычно, придраться к кому-то, и увидел этого старикана с метлой. Конечно же, разорался, спросил, чего он стоит здесь без дела. Ну, старикан рассказал ему о том комиссаре, что в двадцать втором году дал ему метлу и велел не выпускать ее из рук. Тут Катценмайер вышел из себя, начал кричать, спрашивать, давно ли он справлял большую нужду, сколько времени ему на это нужно, и тому подобное, а поезд тем временем ушел без него. Он погнался за поездом, вопя и размахивая руками, споткнулся, ударился и потерял сознание. А тем временем, — с удовольствием продолжал Порта, — поезд шел без начальника, никто не знал, куда, поэтому все переводили его на тот путь, какой оказывался свободным. — Глаза Порты заблестели. — Он объехал всю Европу! Проезжал Киев не меньше пятнадцати раз. Трижды побывал в Берлине. Доехал аж до Парижа; лягушатники не знали, что с ним делать, и отправили на Амстердам. После этого поезд потерялся, и его никто не видел почти два месяца. Наконец он появился в Мюнхене, шел на всех парах из Рима. И даже тут эти болваны не узнали его вовремя. Пришли в панику, перевели стрелку и направили его во Франкфурт. Железнодорожные служащие из себя выходили. Они просто не представляли, где он окажется в следующий раз. Люди, стоявшие на маленьких пригородных платформах, до полусмерти пугались, когда откуда ни возьмись вдруг появлялся этот громадный поезд. Машинист не имел права остановить его, понимаете. Все думали, что он уедет в Пекин, если светофоры будут зелеными. К счастью, кто-то догадался включить красный, иначе он мог все еще колесить по Европе прямо посреди войны.
Порта откинулся на спинку сиденья, судя по виду, очень довольный собой. Воцарилось недолгое молчание. Грегор, Легионер и Старик уснули. Хайде нашел журнал и читал его. Старик неожиданно всхрапнул.
— И что же сталось с этим Катценмайером? — спросил Барселона.
— Расстреляли, — ответил Порта.
— А!
Барселона отвернулся и стал смотреть в грязное окно. Малыш неожиданно подался вперед.
— А как же люди в том поезде? — спросил он вызывающе. — Не представляю, как они могли оставаться в живых столько времени. Что они ели? И как можно было вести поезд? Где они брали…
К счастью, на середине фразы раздался неистовый визг, и черно-белая свинья понеслась по вагону, а следом — шестеро гусей. Это зрелище так очаровало Малыша, что он забыл о своих затруднительных вопросах.
Мы приехали на станцию Винница, где предстояло сделать пересадку. Ждали на платформе всю ночь, и лишь под вечер на другой день прибыл следующий поезд. Он именовался экспрессом, однако каждые полчаса останавливался на самых неприметных станциях. Мы ехали на открытых товарных платформах и во время этих бесконечных ожиданий нигде не могли получить продуктов, потому что начальство не сочло нужным поставить печати на наших продовольственных карточках.
В Немирове мы сошли с этого экспресса и сели на сомнительного вида маленький поезд, медленно везший нас по боковой ветке. Ветка эта неожиданно окончилась в местечке Слин. Казалось, этот городок был разрушен в начале войны, покинут, и его дальнейшая судьба никого не интересовала.
Из Слина мы пошли пешком через болота к магистральной линии, где прождали несколько часов, пока не сумели влезть на поезд с боеприпасами. Сидеть на снарядных ящиках было неудобно, поезд трижды останавливался, и нам приходилось прятаться под вагонами при налетах авиации противника.