Генерал
Шрифт:
– Ты чай завариваешь, а я пока бутеры сварганю, – заявляю не терпящим возражения голосом.
– Но я… – тихо противится Катерина.
– Отставить разговоры, – отмахиваюсь добродушно. Улыбается и Катерина.
– Может, к нам смотаться, – предлагает она, косясь на мои немногочисленные припасы. – У нас много еды осталось.
– Нет, – заявляю категорически. – Евгения Ильича я лично предупрежу завтра. А остальным знать не полагается, где ты спишь. История странная. Юра – крепкий мужик. Как его угораздило свалиться в кому?
– Я тоже, – тихонько соглашается Катя. – Отравить его не могли. Он пил и ел вместе со всеми.
– Ну всяко бывает, – цежу я, нарезая колбасу толстыми кольцами, больше похожими на бочонки. Затем следует сыр, который я рублю брусочками под выразительным взглядом Катерины. Прости, девочка, иначе не умею. Шеф-повар из меня никакой.
– А хлеб? – спрашивает она.
– Я не брал. Надеялся на столовку, – развожу руками. И сложив колбасу с сыром, протягиваю Катерине. – Вот гляди, отличный бутер получается.
А сам как дурак загадываю. Возьмет – вместе будем, откажется – значит, полный пролет.
И радуюсь, когда девчонка без тени сомнения забирает из моих рук бутер.
«Йес!» – восклицаю мысленно и делаю себе такой же.
«Вот когда ты в последний раз загадывал на девчонок, Вася, – соединяя колбасу с сыром, удивляюсь собственному кретинизму. – В классе десятом средней школы? Когда около гаражей караулил Стасю Меркулову? Позже в училище ты такой херней уже не страдал».
Откашливаюсь, стараясь справиться с накатившим безумием.
– Видел твои картины. Очень талантливо, – говорю, прихлебывая чай. – Если они продаются, я бы купил… парочку.
– Я вам и так подарю, – улыбается Катя. И будто от солнечного света озаряется насупленное личико. – Я их не продаю. Еще не научилась, – неуверенно пожимает плечами.
– Научишься, – улыбаюсь в ответ.
– А вы рисуете?
– Ну какой из меня художник, Кать? – усмехаюсь в ответ. – В первом классе на уроке рисования училка наша велела изобразить желтые листья. А зимой – говорит- будем рисовать снежинки. Ну я возьми и спроси: «Мне еще зимой сюда ходить придется?». Ржал весь класс. А мне двойку влепили за сорванный урок. Так всю охоту отбили к рисованию. А был бы сейчас известным художником. Этим… как его? Рубенсом!
– Не повезло, – иронично качает головой Катя и, отвлекшись от горьких воспоминаний, рассказывает. – А у нас в третьем классе было домашнее задание нарисовать сказочных героев. Я решила побыстрее сделать и нарисовала простую ромашку с четырьмя лепестками. Подписала работу «Дюймовочка». А когда учительница спросила, а где же она? Ответила «Спряталась!».
– Вполне логично, – киваю, сооружая еще бутерброды. – Ешь, Катюшка. И спать будем. Ты в спальне, а я на диване.
– Вам же тут неудобно, – ойкает Катя.
– Нормально, – мотаю головой. – Я в случае необходимости и на асфальте уснуть могу. А тут целый диван!
Мы долго пьем чай. Болтаем о пустяках. А когда Катерина
Постепенно мысли переходят на Айрата. Нужно найти эту падаль раньше, чем он объявится здесь. И максимально усложнить ему жизнь. Надо обезопасить Катю и тут все средства хороши.
«Пробей. Срочно», – отправляю вводные Тарасову.
«По Масловскому пока отбой», – пишу сообщение следом.
«Так уже пошла волна. Остановить?»
«Нет смысла», – отмахиваюсь я. – Пусть заодно проверят».
И завалившись на диван, пролистываю в телефоне информацию по Айрату. Вглядываюсь в жесткое лицо и глаза как рептилии. Нехорошие глаза. Увеличиваю разрешение картинки и, сцепив зубы, внимательно изучаю будто вырубленные топором черты лица. Узкая складка губ, глубоко посаженные глаза не говорят, вопят о патологической жестокости человека и коварстве. А еще накачанный торс и кулаки с голову младенца. Сука. Видел я таких. Обламывал. И этой падле наваляю.
– Беги, тварь. Беги, пока не поздно. Если найду, пожалеешь, что родился.
Отложив телефон в сторону, тру глаза, пытаясь понять, с чего начать. Жаль территория не наша, а сопредельного государства. Но я и там порешать могу. Только напарник нужен… Кого бы взять?
Перебираю в уме своих пацанов. Тех, с кем мы родственники по судьбе, а не по крови. И вздрагиваю, когда открывается дверь спальни.
Катя! Я думал, она заснула…
«Зачем пришла? – тревожно колотится сердце. – Если за дозой великой и чистой любви, прогоню нафиг».
– Спокойной ночи, Василий Петрович, – высовывается в проем лохматая голова.
– Спокойной, Кать, – киваю я и неожиданно прошу. – Можешь, оказать мне одну услугу?
– Какую? – смотрит на меня обескураженно.
– Попробуй называть меня просто по имени. Это не сложно? Или я такой старый?
– Да… то есть нет, – ойкает Катерина и, покраснев, скрывается в спальне. Несильно хлопает дверь.
«Сам дурак, – заявляет с ехидством внутренний голос. – Не фиг к молодой девчонке в компанию набиваться. Взрослые дядьки ближе к сорокету ее мало интересуют».
Глава 13
«Назови меня тихо, по имени», – напеваю, свернувшись клубочком.
– Ну и как же вас теперь называть, Василий Петрович? – шепчу еле слышно. – Васятка? Или Василек? Или Баз?
«Имя очень красивое, но без отчества не идет с языка – подкладываю руку под подушку. – Тут или ласково по-домашнему. Васенька или Васечка, или уже официально».
Васечка. Кручу на языке новое имя. Васечка. Красиво.
Жена моего отца зовет его Сашечка. И меня немного бесит детская производная имени. Относительно взрослого мужика звучит глупо. Но папе нравится. Да ему все нравится, что говорит или делает Настя.