Генералиссимус Суворов
Шрифт:
Сигизмунд Нарцисович, впрочем, вскоре по переезде в город сам начал с ним разговор по этому мучившему его вопросу.
— Что, у князя с княжной Варварой все кончено?
— Что кончено? — испуганно спросил князь.
— Как что… Сделал он предложение?
— Нет, — отвечал старик и даже от волнения заерзал на диване.
Разговор происходил в знакомом нам кабинете князя Прозоровского.
— Странно, — задумчиво произнес Сигизмунд Нарцисович.
— Вы тоже находите, что это странно? — обрадовался старик, найдя в собеседнике сочувствие в мыслях.
— Нахожу, и даже нахожу более чем странным. Ну да это вопрос нескольких дней. Не нынче завтра он его сделает.
— Дай-то Бог, — не удержался князь Прозоровский, чтобы не выразить вслух так долго сдерживаемого им в душе желания.
— Успокойтесь, сделает, — с явной иронией сказал Кржижановский.
Иван Андреевич, занятый своими мыслями, не заметил этой иронии. Сигизмунд Нарцисович оказался пророком, это еще более возвысило его в глазах князя Ивана Андреевича.
В первых числах октября — разговор же князя с Кржижановским происходил в последних числах сентября — Ивану Андреевичу доложили о приезде князя Баратова.
Владимир Яковлевич выбрал время, когда княжна каталась, а Сигизмунд Нарцисович занят был в классной со своими учениками. Князь был один, в своем домашнем халате. Он совершенно растерялся, но как-то почти моментально сказал лакею:
— Проси.
Не успел он удалиться в смежную с кабинетом комнату, чтобы переодеться, как на пороге уже появился князь Баратов. Он был в щегольском визитном костюме.
— Простите, князь, я так запросто, дома, — встретил его старик, старательно запахивая полы старенького халатика.
— Что вы, ваше сиятельство, что за церемония. Я именно и хотел вас застать врасплох и одних.
— В таком случае прошу садиться, — церемонно произнес князь Прозоровский.
Он почти догадался о цели визита князя.
«Ну, поляк что ни скажет, все точка в точку исполнится», — мелькнуло у него в уме.
Он уселся на свой любимый диван, указав князю Владимиру Яковлевичу на кресло.
— Я приехал к вам, князь, — начал последний, — по очень важному для меня делу, от которого зависит мое счастье, скажу больше, моя жизнь.
— Я вас слушаю, я вас готов… — проговорил Иван Андреевич делано официальным тоном.
— От вас, конечно, не ускользнуло то исключительное внимание, почти обожание, которое я в течение последних двух лет осмеливался оказывать вашей дочери.
— Гмм… — промычал старик.
— Я люблю ее, князь. Если я так долго медлил и не заявлял об этом чувстве княжне Варваре, то это происходило лишь потому, что я, как человек не первой молодости, старался убедиться в силе этого чувства, в том, что это не один каприз влюбленного. Я убедился в этом окончательно в это лето, как убедился и в том, что я далеко не противен княжне. Я имею честь просить у вас руки вашей дочери.
Князь Баратов остановился и посмотрел на князя Прозоровского.
Кто видел последнего несколько минут тому назад, не узнал бы его. Он сидел, выпрямившись, с серьезным видом и каким-то торжественным выражением лица.
— Благодарю вас за честь, князь, я не неволю свою единственную дочь, а потому спрошу от вашего имени ее согласия. Что же касается меня, то я его вам изъявляю.
— Благодарю вас, князь. Вы делаете меня счастливым.
— Не торопитесь. Подождите, что скажет Варя.
— Я надеюсь и с ее стороны на благоприятный ответ, и поверьте, что я сделаю со своей стороны все, чтобы ваша дочь была счастлива.
— Надеюсь, она стоит этого, — с гордостью произнес Иван Андреевич.
— Когда же вы мне позволите заехать узнать окончательное решение? — спросил князь Баратов.
— Хоть сегодня вечером, если вы уже так нетерпеливы.
— Благодарю вас.
Он встал, простился и уехал.
Князь Иван Андреевич остался один и стал мелкими шагами почти бегать по кабинету. Это у него было всегда признаком необычайного волнения.
Окончив свои занятия с учениками, Сигизмунд Нарцисович, по обыкновению, прошел в кабинет играть с князем в шашки.
— Вы положительно пророк! — встретил его восклицанием Иван Андреевич.
— А что?
— У меня только что был князь Баратов.
— Ну?
— И сделал предложение Варе.
— И вы?..
— Я дал свое согласие, но сказал, что окончательно пусть решит она сама. Он приедет сегодня вечером.
На губах Кржижановского шевельнулась злобная улыбка.
— Я ведь вам на днях, ваше сиятельство, говорил, что этим кончится.
— Вот потому-то я и говорю, что вы пророк. Вы всегда правы.
— Значит, поздравляю!..
— Не знаю, как Варя… — с хитрой улыбкой отвечал Иван Андреевич.
— Полноте… Вам самим смешно, ваше сиятельство. Княжна Варвара Ивановна, конечно, согласится.
— Кажется, и здесь вы окажетесь пророком.
— Непременно.
— Ну, давайте, сразимся, — весело сказал старик князь. Они уселись за шашечный стол.
— Ох, уж и играть с вами. Ох, тяжело, — говорил Кржижановский, расставляя шашки.
— Толкуйте. Опять меня загоняете.
— Вас и загоняешь, ваше сиятельство, своими боками.
— Ха, ха, ха… Бьет, да еще посмеивается.
— Кто кого бьет-то? Вам начинать. Вы вчера последнюю партию взяли.
Князь двинул шашку. Оба углубились в игру и замолчали.
По обыкновению, они играли вплоть до самого обеда.
За обедом князь Иван Андреевич ни словом не обмолвился о посещении князя Баратова, и лишь когда вышли из-за стола, он обратился к дочери, подошедшей поцеловать его руку.