Генеральские игры
Шрифт:
— Ты, — Лунев ткнул кулаком в грудь китайца, — здесь не был. Ничего не видел. Понимаешь?
— Моя понимаешь. Моя здесь, — Чен обвел комнату рукой, — совсем не был. Никому не видел. Так?
— Так. Ты умный человек, Чен.
— Я умный. — Чен улыбнулся и стал застегивать пуговицы на пиджаке.
Лунев нагнулся, взял «ТТ», из которого стрелял китаец, вытер его носовым платком. Кинул оружие под стол. Платок сунул в карман.
Из дома они вышли вместе…
Тем же вечером в казино «Уссури» «шестерка» Гулливера из местной милиции сержант Вениамин Горошко докладывал шефу о происшествии на Магаданской улице, в доме четыре, квартире восемь.
Но Гулливер родом вовсе не из Непала, и делали его не пальцем и не палкой. Он смотрел в корень и тряс из мента душу, добиваясь подробностей. Гулливер подозревал, что в рассказе Веника не все чисто.
— Ты же кентовал с Шубой. Что он затеял?
— Не знаю, убейте меня, Алексей Павлович…
— Надо будет — убью. Так что Шуба затеял?
— Он Мао Цзэдуна водил. Наверное, пообщипать собирался.
Мао Цзэдун в новом лексиконе — китаец, но его появление в деле ничего не проясняло.
— И ты считаешь, что один Мао трех ребят положил? Или к нему из Гонконга кто-то на помощь подкатил? Как там следователи считают?
— Ребят из иномарки шлепнули. Беззубого из шубинского «ТТ» положили.
— Нашли иномарку?
— Волыну? Нет, она ушла. Вы помните разборку на Светлой речке?
— Ну. — Гулливер нахмурился. Тот случай он переживал до сих пор. Его ребята купились на обещание азербайджанца по кличке Мулла прийти на мирное толковище, явились к месту без оружия, их там и перестреляли, как беспомощных котят. Гулливер тогда засадил большие деньги, чтобы получить результаты баллистической экспертизы. Было установлено, что его боевиков положили из пистолета иностранного производства, в котором использовались девятимиллиметровые патроны «парабеллум». Но куда ушел ствол и кто его держал в руках, установить следствию не удалось. На ствол объявили розыск.
— Так что с той разборкой?
— Судя по всему, мужиков положили из той же машинки. Все тик в тик.
Гулливер засадил в пространство матюка, круто и длинно.
— Я этого Муллу возьму на кукан! Он этот день запомнит. Ты, Веник, держи меня в курсе…
— Так точно.
Венька отошел от папы Лени и вытер вспотевшую шею платком: пронесло.
Школа, в которой Дора Михайловна заведовала до того, как открыла собственную частную гимназию, догорала медленно и чадно. Денег на ремонт администрация края не выделяла. Здание ветшало. Учителя один за другим уходили на вольные хлеба. Математики — в фирмы бухгалтерами, преподаватели иностранного языка — переводчиками в совместные предприятия. Было видно, что государственное образование рушится и судьбы его меньше всего беспокоят чиновных мужей. Мало это беспокоило и Дору Михайловну. Она уже получила регистрационные документы на частную гимназию и ждала, когда губернатор даст команду передать ей приглянувшийся особняк бывшей музыкальной школы.
Неплохо обстояли и сердечные дела Доры Михайловны. В домашнем треугольнике отношения устаканились и для каждого угла определилось собственное место. Постепенно Дора Михайловна вообще освободила Гулливера от обязанности уделять ей часть ночного времени. Она завела себе друга — спортсмена, который сошел с дистанции официальных соревнований по возрасту, устроила его учителем
Счастье взаимного чувства дало неожиданную трещину в одночасье. Однажды Дора Михайловна засиделась в кабинете. В школе давно отзвенели все звонки. Опустели классы, стало тихо в коридорах. Заперев дверь директорской, она пошла к выходу. На первом этаже у входа в спортзал остановилась. Ей показалось, что там кто-то плачет.
Дора Михайловна осторожно открыла дверь. Звуки сделались яснее, и теперь было можно понять, что происходило в дальнем углу за спортивными матами, сложенными высокой кучей: там… любились…
Стараясь ступать как можно тише, директриса подошла к матам вплотную. Первым, что она увидела, были красные ягодицы и спина, обтянутая черной футболкой. Все это ритмично двигалось, создавая впечатление, что учитель физкультуры Тихон Антонович тренируется в отжиме на руках.
— У вас дополнительные занятия? — Дора Михайловна пропела вопрос со всей музыкальностью, на которую была способна. — Я вам не помешала?
Нет ничего более неприятного, нежели оказаться без порток перед лицом начальства. Особенно если нельзя поддернуть штаны, которые сняты и лежат в стороне. Поэтому физкультурник опустил руки вниз, ладони сложил лопаточками одну на другую и прикрыл ими шерстяной рыжий клок ниже пупка: стеснительность — это чувство врожденное.
— Тихон Антонович, — слова холодные и строгие, как военный приказ, — потрудитесь завтра же подать заявление об уходе. По собственному желанию. Между нами возникла несовместимость. Теперь, глядя на ваше лицо, я все время буду видеть ваш покрытый пупырями зад…
— Да, я понял. Конечно…
Дора Михайловна его уже не слушала. Она обратила взор на замершую на спортивном мате подружку физкультурника. Та лежала совершенно нагая, скрестив ноги, одной рукой закрыв лицо, другой ещё не до конца созревшие груди.
— Леночка, встань! Оденься, и пойдем ко мне.
Леночка Демина — отличница и ужасная скромница, староста десятого «А» класса, дочка слесаря-папы и парикмахерши-мамы, победительница двух литературных олимпиад района…
Еще три года назад Дора Михайловна испепелила бы Леночку взглядом, направив на неё перст указующий, гневно произнесла:
— Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…А ты?
Время изменило характер и взгляды. Больше всего в этот момент Дора Михайловна боялась, что Леночка дернется и убежит. Но та оказалась на удивление покорной и беспомощной. Директриса привела её в свой кабинет.
— Садись.
Усадив Леночку на диван, где обычно располагались учителя, Дора Михайловна закрыла дверь на ключ. Вернулась, устроилась рядом. Положила властную руку на голову ученицы и повернула её лицо к себе.
— Он тебя изнасиловал?
— Нет. — Леночка старалась опустить голову, но Дора Михайловна сделать это не позволяла.
— Ты его любишь?
— Нет.
Еще одна попытка не глядеть директрисе в глаза. И опять твердая рука не позволила отвернуться.
— Что заставило тебя лечь с этим вонючим козлом?