Генеральские игры
Шрифт:
— Вы женаты?
Она спросила и вдруг почувствовала бестактность вопроса. Об этом Можно было спросить мужчину, который начинает заигрывать, имея в виду определенную цель. Напоминание о жене охлаждает ухажеров. Заподозрить Леонида Леночка не могла и пожалела, что дурацкий вопрос сорвался с её губ.
— Был.
Он ответил, и ей показалось, что это дает право задать новый вопрос.
— Разошлись?
— Нет, она погибла. — Рубцов вздохнул. В ответе не слышалось ни печали, ни сожаления. Только констатация факта.
— Вы
— Любил.
— Давно она?..
Выговорить слово «погибла» Леночка не смогла.
— Два года назад. — Леонид печально качнул головой. — Как говорят: «Летайте самолетами Аэрофлота».
Она все поняла.
— Вы очень одиноки, Леонид.
Она не спрашивала — утверждала. Он не стал отрицать.
— Может быть. Но я привык. Мне кажется, сегодня все одиноки…
— Вы пессимист?
Вопрос показался ему неожиданным, и, чтобы скрыть замешательство, Рубцов засмеялся. Она встретилась с ним взглядом, и он заметил в её глазах ласковый отблеск.
— Что, похоже?
Он переносил вынужденное одиночество стойко, полностью отдаваясь службе, которая все больше и больше вытесняла из жизни все другие интересы и увлечения. И вот проблеск доброты во взгляде собеседницы вдруг заставил его остро ощутить приступ мучительного одиночества.
В детстве, оставшись без родителей на попечении бабушки, милой и доброй Настасий Андреевны, он до пятнадцати лет ложился спать с маленьким, умещавшимся в ладошке, плюшевым медвежонком. Сжимая его в кулаке, Леня чувствовал, что в холодной постели, под неуютным одеялом, в плохо протопленной деревенской избе, в надвигающейся темноте он не один, с ним рядом его молчаливый и верный друг. Мишка за многие годы вытерся, облез, но оставался таким же другом, как и тогда, когда был красивым, мягким, теплым. Прикосновение к нему возвращало уверенность, успокаивало.
И вот сейчас что-то заставило Леонида искать теплоту и понимание у женщины. Слишком гнусно все было вокруг, одиноко внутри, беспросветно в будущем. Он протянул руку через стол к Леночке, но вдруг испугался своей смелости и задержал пальцы, не зная, что делать дальше.
Леночка поняла его движение. Ее теплая ладонь легла на его руку нежно и ободряюще. Леонид сжал пальцы.
Когда Леночка наклонилась вперед, чтобы коснуться его руки, он увидел её грудь, вольную, ничем не прикрытую, полную той красоты, которую женщинам дарит молодость и здоровье.
Рубцов опустил глаза.
— Я вам нравлюсь? — спросила она.
Женское чутье подсказало ей, как следует поступить в такой момент. Это не было профессиональным заигрыванием или кокетством, которыми она теперь в совершенстве владела. Впервые в жизни её влекло желание сочувствия чужому одиночеству, стремление сблизиться с человеком духовно. Ее сердце билось учащенно, голос подрагивал, и она с трудом сдерживалась, чтобы не погладить его по голове. Это было новое, поистине материнское чувство, незнакомое и волнующее.
Рубцов не ответил. Он тоже не мог привести свои ощущения в порядок, отделить то, что в них искренне, а что неожиданно привнесла близость красивой женщины. А врать ему не хотелось.
Леночка сделала вид, что забыла о своем вопросе. Спросила участливо:
— Вы так и не собрались ещё раз жениться?
Легким движением руки она поправила халат, запахнув его поплотнее. Рубцов поднял глаза.
— Было такое…
— И что же?
— Боюсь, вы начнете смеяться.
— Не буду.
— Та, которую я приметил, не умела чистить обувь. На голове прическа, в ушах кольца, а туфли вечно грязные, не видели после покупки ни щетки, ни крема.
Леночка удивленно распахнула глаза цвета летнего неба. Она сама не терпела людей, обутых в грязные ботинки.
— Смешно? — спросил он.
— Очень, — сказала она и сжала его пальцы. — Вы всегда такой?
— Какой?
Он чувствовал, что нервы его натянуты. В каждом её слове он старался уловить насмешку, но её интонации оставались теплыми, дружескими, и это сбивало с толку.
— Мне кажется, Леонид, ко всему вы очень несчастны. Боитесь оглянуться, чтобы не увидеть своего одиночества.
Он внутренне вздрогнул: она точно определила его душевное состояние. Но промолчал.
— За что вас хотят убить? Вопрос заставил его насторожиться. Служба отучила его говорить о делах с посторонними. Даже со своими он делился далеко не всем. Контрразведка требует молчаливости.
— Не могу представить. — Он ответил так, что слова прозвучали с искренним недоумением. — Денег у меня нет. В кредит ни у кого не брал, долгов не имею. Скорее всего потому, что в наше время убивать по заказу стало российским видом спорта.
Она поняла — он знает причину, но говорить не хочет и не станет. Ей это понравилось. Он был мужчиной и не превратился в испуганного суслика, узнав об опасности поджидавшей его. Наоборот, ещё заметней стали его уверенность и твердость.
— Я пойду поставлю чай.
Она встала, поднялся и он. Они оказались рядом, лицом к лицу. Он посмотрел ей в глаза.
— Считайте, что я дурак и нахал, но вы мне нравитесь, Леночка. И я решил об этом сказать.
Она засмеялась радостным смехом.
— Не надо преувеличивать своих достоинств. Дурак и нахал сразу сказал бы: «Я вас люблю».
— Мне просто не хватило смелости.
Леночка сделала полшага ему навстречу и положила обе руки на его плечи.
— Спасибо. Вы не поверите, но ничего более приятного мне не говорили уже давно.
Леонид осторожно обнял её за талию, притянул к себе. Поцелуй был долгий, мучительно сладкий…
Диван оказался широким, удобным. Они лежали рядом. Ее белый, чистоты первого снега, халат был брошен на спину сутула и полой касался пола.