Генератор чудес
Шрифт:
И теперь вдруг ему стало ясно все: что делать, как вести себя, что будет... План действий, простой и безупречный, мгновенно возник перед ним.
Сейчас он встанет. Его судьба будет зависеть от того, с чем он встанет, с каким решением. Ведь это был последний аргумент Вейнтрауба, теперь разговор будет коротким. Они могут просто отвести его туда, в поле, и поставить перед машиной... Как бы не так!
Он открыл глаза. Ему помогли сесть на кучу брезента, около которой он лежал. Вежливые вопросы о самочувствии остались без ответа. Мюленберг молчал. Стало холодно; он медленно застегнул рубаху, пиджак, поднял воротник, надел услужливо поданную шляпу.
Потом встал.
Открытая машина Вейнтрауба, круто развернувшись, остановилась около него.
Вейнтрауб подошел к машине. Его спутники удалились в сторону. Шофер тоже ушел. Последний разговор наступил.
– Очень жаль, что мне приходится прибегать к таким крайним мерам... начал Вейнтрауб ледяным тоном.
Мюленберг не повернулся к нему.
– Не надо никаких объяснений, все ясно, - сказал он.
– Признаюсь, я не ожидал, что вы можете оказаться просто убийцей.
– Я не убил его, - небрежно бросил Вейнтрауб, не обращая внимания на презрительный смысл фразы, и как бы говоря: "мог убить, да не захотел, а захочу - и убью".
Мюленберг поверил сразу, без колебаний. Необыкновенная ясность мысли и уверенность в себе не оставляли его. Гросс жив! И это он, Мюленберг, спас его своим броском! Вот тебе и "бессмысленная попытка!.."
– Странно. Почему же?
– спросил он тем же равнодушным, ничего не выражающим тоном.
– Так получилось. Он упал раньше, чем я поймал его в окуляр, по-видимому, просто споткнулся; а потом меня отвлекло ваше падение...
"Нападение!" - мысленно поправил Мюленберг торжествуя. И не "отвлекло", а "испугало".
– Если хотите, - продолжал Вейнтрауб, - можете повидаться с ним, пока он еще тут. Я устрою вам свидание.
– Нет. Не надо, - отрезал Мюленберг и, уронив голову, тихо добавил. Я... согласен принять ваше предложение...
Вейнтрауб едва сдержал жест торжества.
– Вот это другое дело, - протянул он.
– Поверьте, вы не раскаетесь...
Мюленберг не слушал его.
– Я согласен, - перебил он, - но на некоторых условиях.
– Давайте обсудим. Если это не будут условия, заведомо неприемлемые...
– До окончания работы я не хочу видеть ни вас, ни ваших... сообщников. Постарайтесь понять меня. Между нами слишком мало общего. Режим, который вы поддерживаете, ваши методы террора, запугивания и деморализации народа - все это я считаю преступным. И вас - преступниками. Не Гросс и ему подобные, a вы, и вам подобные должны сидеть за решеткой, ибо вы несете моральную и физическую гибель нашей нации... Согласитесь, что при таких моих убеждениях всякое общение с вами неприемлемо для меня...
Все это Мюленберг говорил без тени страха, без раздражения или гнева. А он говорил страшные вещи. За каждую такую фразу, сказанную вслух, люди в лучшем случае лишались свободы. Вейнтрауб слушал молча, и только необычно окаменевшее лицо выдавало его смятение. Он опешил, растерялся. Был момент, когда он начал было, но сдержал движение - обернуться назад, - жест человека, опасающегося случайных свидетелей. Кроме того, он не мог понять, почему Мюленберг вдруг так спокойно заговорил с ним этим вызывающим тоном превосходства и силы. На что он надеется? Что он придумал?..
– Единственное, из-за чего я мог бы пойти на сделку с собственной совестью, это спасение доктора Гросса, - продолжал Мюленберг.
– Вы должны освободить его. Я не требую этого сейчас, больше того, я прошу вас оставить его пока, на время моей работы, в заключении, но разумеется, прекратить всякие издевательства над ним.
Мюленберг спокойно взглянул на стоявшего перед ним ненавистного человека, переждал паузу, будто ведя обычный деловой разговор, и продолжал:
– Машина будет переделываться там же, в лаборатории Гросса. Можете ставить вокруг нее какую угодно охрану, если найдете нужным. Записи Гросса вы, конечно, возвратите мне. Людей я подберу сам. Все нужные материалы и аппаратура будут доставляться
Вейнтрауб думал. Теперь он искал, нет ли в этих условиях какого-нибудь подвоха. Мюленберг понял это и, наконец, впервые взглянул на него.
– Я понимаю, что вас смущает, - сказал он.
– Вы, очевидно, не привыкли иметь дело с людьми, которые говорят то, что думают, а не то, что им "полагается" думать... Сейчас я могу позволить себе эту роскошь потому, что вы не станете доносить на меня. Вам это невыгодно. Насколько я понимаю, вам поручено любыми средствами выколотить из меня машину доктора Гросса в усовершенствованном виде. Для этого вам нужен я. Дело в том, видите ли, что увеличить хотя бы на несколько метров дальность действия ионизатора, который мы вам демонстрировали, - нельзя. Метод, примененный здесь, исчерпан до конца, и вы ошибаетесь, полагая, что путем дальнейшего совершенствования конструкции ваши инженеры добьются большей дальности. Это теоретически невозможно. Мы с доктором Гроссом убедились в этом после трех лет бесплодных усилий. А Гросс есть Гросс! Сомневаюсь, чтобы в ваших лабораториях нашлись ученые такого масштаба...
– Позвольте, - испуганным шепотом перебил Вейнтрауб, - значит все разговоры о десяти километрах - выдумка, обман?
– Держите себя в руках... инженер, и будьте осторожнее в выборе выражений...
– Мюленберг сделал вызывающую паузу, откровенно предлагая противнику реванш в этом поединке: он знал наверняка, что тот сейчас не в состоянии вывернуться, а убедившись в этом сам, еще больше скиснет. Никогда Мюленберг не думал, что можно так ясно чувствовать психику человека.
– Я говорю о методе, который использован здесь, - он кивнул по направлению к машине Гросса.
– И повторяю: из этого ионизатора выжать больше ничего нельзя. Но совсем недавно Гросс нашел другое решение задачи, принципиально новое решение, поймите, вы должны знать, что это значит, если вы действительно инженер... Оно пришло в результате исключительной концентрации в одной голове специфических знаний теории, опыта собственных исследований и почти двадцатилетней целеустремленной работы. Теоретически это решение очень сложно, а конструктивно оказалось проще, чем этот ионизатор. Конструкция принадлежит мне. Она решает проблему дальности и на десять, и на двадцать, и больше километров. До горизонта! И она у меня вот тут, - он хлопнул сложенными пальцами по лбу.
– Расчеты Гросса, которыми вы завладели, помогли вам восстановить старый ионизатор. Это была детская задача. Но расчеты, относящиеся к новой идее Гросса, вам уже ничем не помогут, потому, что там ничего не сказано о том, как и откуда берутся исходные данные, а в этом именно и заключается новая идея... Итак, решайте. Мои условия направлены к тому, чтобы как можно скорее, без помех окончить работу. Через три недели, думаю, не больше, мы снова встретимся здесь и испытаем новый вариант машины. Гросса вы освободите тогда же и доставите сюда, на это испытание. Давайте заключим джентльменское соглашение, это лучше и крепче всяких бумажных договоров. Если все окажется в порядке, я хотел бы получить возможность вместе с Гроссом навсегда распрощаться с вами, с Мюнхеном. Надеюсь, вы дадите мне эту возможность.
– Ну, конечно же!
– Вейнтрауб с облегчением разразился потоком стандартных фраз.
– Я прекрасно понимаю вас... Все условия будут выполнены, вы знаете, что скорость - в наших интересах... можете работать спокойно... Когда вы думаете начать?
– Завтра... если вы не задержите перевозку машины обратно в нашу лабораторию.
– Прекрасно! Это будет сделано завтра же утром. Ну, вы свободны. Я позабочусь сам о формальностях.
– Он кивнул по направлению к арестантской карете.
– Вы можете располагать моей машиной. Да, вот телефон... Звоните, как только понадобится что-нибудь.