Генератор чудес
Шрифт:
– Ты хочешь сказать, что жизнь нашего немца в опасности? Не сомневаюсь.
– Нет, постой. Это ясно! Меня интересует другое. Объясни-ка мне еще раз самую технику вашей связи. Как вы находите друг друга в эфире? Ведь ты как-то говорил мне, что он из осторожности не сообщает своих позывных.
– Да у него их и нет, он нелегальщик, - ответил Николай.
– Сначала он пользовался какими-то, очевидно, вымышленными позывными, а потом, когда мы познакомились и началась эта конспирация с шифром, он перестал сообщать позывные, и я узнаю его по характеру работы на ключе.
–
– Нет, он из предосторожности и этого не делает. Он дает только общий вызов: "це-ку" - всем.
– Ну, хорошо, - продолжал Федор.
– Вот ты услышал его, Узнал, настроил приемник на его волну. Но он-то как узнает тебя?
– А меня немудрено узнать, я не нелегальщик и после "це-ку" даю свои позывные.
– Так... Значит, если следить за нелегальщиком, то можно установить позывные того любителя, с которым он разговаривает?
– Конечно.
– А по позывным можно узнать, кто этот любитель?
– Для этого нужно только купить в любом нашем газетном киоске справочник коротковолновика-любителя.
– Вот видишь, - нахмурился Федор.
– Можно быть уверенным, что за тобой уже следят!
Увлеченный своей работой, окруженный друзьями, Николай был так далек от этой мысли, что она показалась ему нелепой. Он внимательно посмотрел на торжественно мрачное лицо друга и, едва сдержав улыбку, тоже нахмурил брови.
– Кажется, ты прав, Федя, - сказал он.
– Тут ко мне один человек каждый день приходит. Наверное, переодетый шпион.
– Кто приходит?
– не на шутку всполошился Федор. Николай ответил шепотом:
– Тетя Паша.
Приятели дружно расхохотались, представив себе "кормилицу" в роли международного шпиона.
Однако, подумав, Николай нашел, что соображения Федора не лишены оснований.
– В общем ты прав, Федя, - заключил он.
– Конечно, надо держать ухо востро. Судя по тому, что там следствие ведется в строго секретном порядке, мы правильно объяснили сообщение немца. Теперь будем ждать новых известий.
...Зима выдалась крепкая, сердитая и неспокойная. Короткую осень, тихую и теплую, с ее роскошным желто-красным убранством прогнал внезапным налетом мутный ураганный ветер с северо-запада. И - пошло... Колючая крупа запрыгала по сухому асфальту, прячась от вихрей в углы и закоулки тротуаров. Потом стихло, упал снег. По широким улицам столицы медленно поползли, как гигантские моллюски, машины, полосами сдирающие снежную кожуру. Снова падал снег, снова пожирали его машины. Иногда в разрывах несущихся облаков появлялось ослепительное солнце, бледное от холода и опять надолго исчезало за темным пологом, будто укрываясь от снежной морозной Земли.
Стремительно мчались события в жизни наших героев. Еще осенью, после необычайного зрелища и разговора с профессором в его лаборатории, Николай Тунгусов окончательно решил связать свою работу с ридановской. Пусть он не понимал до конца сложных замыслов профессора, зато он чувствовал, что тут его техника, как нигде более, вплотную приближалась к жизни, входила, вмешивалась в нее, сама начинала жить и, - Николай верил в это, - влекла к каким-то новым откровениям и победам.
Все складывалось исключительно удачно. Решить задачу консервирования Тунгусов сам не мог: тут требовались сложные гистологические исследования, ему недоступные. Ну, конечно, Ридан взял на себя исследовательскую работу. Он готов был переключить на нее весь свой институт.
И вот началась новая деятельность. Они составили проект, нарком одобрил его. Проект был "грандиозный", как говорил Ридан. Он начинался со строительства; к ридановскому особняку срочно пристраивается двухэтажный флигель за счет части сада. В нем располагаются мастерские Тунгусова и новые лаборатории Тунгусов подбирает штат. Ридан увеличивает количество своих сотрудников-гистологов вдвое и снабжает новые лаборатории полным оборудованием.
Проект этот составляли, конечно, втроем с Мамашей. А когда началось выполнение его, "бразды правления" автоматически перешли к Мамаше, потому что ему нужно было только знать, что делать, а как делать - это он понимал лучше других. Мамаша носился по городу, как ветер, находил людей каким-то удивительным "верхним чутьем", как хорошая охотничья собака находит дичь. Он брал этих людей мертвой хваткой, так, что намеченная им жертва не успевала даже заметить, как начинала выполнять новую работу.
Появились строители - инженеры и рабочие; загрохотали в саду машины. Они вгрызались в замерзший грунт, заливали котлованы серой бетонной массой, дробили щебень, поднимали леса и кирпич стрелами дерриков. Потом огромная дощатая коробка скрыла место будущего флигеля, и уже никто из ридановцев, кроме Мамаши, не видел, что происходит в ней. А через месяц, когда повернуло "солнце на лето, зима на мороз" и начались жестокие конвульсии медленно отступающей зимы, коробка вдруг с оглушительным скрежетом и грохотом отбиваемых досок распалась, как скорлупа разбитого ореха, и под ней оказалось новенькое светлое здание с застекленными рамами и отделанным фасадом.
Тем временем Ридан и Тунгусов лихорадочно подготавливали каждый свою работу. Широкий коридор института отражал степень этой подготовки: он все больше заполнялся ящиками со станками, инструментами, приборами, посудой. Большие черные буквы "Р" и "Т", поставленные по распоряжению Мамаши на ящиках, отличали имущество Ридана и Тунгусова.
– Мелочь, - говорил он в ответ на иронические комплименты Ридана по поводу его удивительной предусмотрительности.
– А вот увидите, сколько она нам времени сэкономит, когда придется разбирать эти залежи.