Генетика любви
Шрифт:
«Вот же хитре-е-ец!» — не без восхищения подумала я про себя, рассматривая Себастьяна по-новому. Ещё недавно он мне казался наивным мальчишкой, а сейчас даже то, что он не дал ни мне, ни детям за это время ни разу вернуться в поместье, — заиграло новыми красками. Профессор Касс ставил опыт!
— А я плохо себя чувствую! — тут же нашёлся Морис. После речи Себастьяна он даже побледнел весьма натурально, а на висках выступили капли пота. — Я даже похудел, пока жены дома не было!
Адвокат зашипел на подопечного, но супруг сам себя загнал в
«Пока жены не было дома».
Морис как болванчик повторил за Себастьяном, сделавшим акцент на самочувствии. В условиях ограниченного во времени слушания попытка доказать, что супруг мог как-то насытиться при случайной мимолётной встрече и затянуть спор, была бы единственно верной стратегией с его стороны. Но он подтвердил, что мы не виделись.
— Отлично, тогда вы позволите взять вашу кровь на анализы? Сотрудники Планетарной Лаборатории, по счастью, как раз присутствуют. — Касс коротким жестом указал на лаборантов.
— Я против! — возмутился Мэрриш, но его никто не слушал: все смотрели на председателя. Тот лишь угрюмо кивнул.
Двое лаборантов при всех взяли кровь и опустили пробирку внутрь огромной монструозной машины. У Себастьяна в квартире было много подобных агрегатов, но такого большого я не видела ни разу. Все замерли в ожидании результатов.
— Ты так уверен? — прошептала я, как только Себастьян вернулся.
— Нет. — Он ответил так же тихо, чтобы никто не услышал. — Но кто не рискует, тот не пьёт шэйтарри[1].
Огромный биохимический анализатор щёлкнул, возвещая о том, что исследование готово. В полнейшей тишине мужчина в белом халате с символикой капли и шприца на спине посмотрел на экран и сообщил:
— Господин Мэрриш находится в прекрасном состоянии, если не считать повышенного холестерина. Концентрация бета-частиц соответствует норме здорового цварга.
Огромный камень упал с души.
— Но… но… — залепетал Морис, понимая, что проигрывает. — Я не хочу развода! Ранее АУЦ прислушивался к мнению супруга. Оставьте всё как есть! В конце концов, у нас же уже двое детей! Мы уже доказали, что у нас прекрасная совместимость. А вдруг третий появится? Или вообще девочка? Обещаю, мы будем над этим работать. Расе же это только на руку! А от другого мужчины у неё точно детей не будет!
Я не была цваргом, но в синих глазах Себастьяна прочла такую ярость, какую видела у него лишь однажды — в ту ночь, когда я пришла к нему в разодранном платье.
— А ничего, что женщина не хочет от вас больше детей?! — зарычал он. — Вы будете принуждать её к интиму? Господин Мэрриш, вы тут говорили о привязке к жене… — Себастьян вновь наклонился и достал из блокнота распечатки с мужем и какой-то девицей в ярких тряпках в райском саду…
«Откуда у него это?» — только и пронеслось в голове, но вопрос был сметён последующей экспрессивной речью Себастьяна:
— Может быть, вы всё перепутали и у вас к одной из этих женщин сформировалась привязка на Тур-Рине? Так и делайте детей с любой из них, кто согласится, только отстаньте от госпожи Мэрриш. Она не ваша личная рабыня и не инкубатор по первой прихоти!
— Что?! Да как вы смеете! Да откуда у вас…
— Тишина-а-а! — Председатель вновь постучал молоточком и жестом попросил
— Хм-м-м… — произнёс сенатор, внимательно рассматривая снимки. — Не знаю, откуда это у профессора Касса, но, господин Мэрриш, вынужден признать, что вы действительно намеренно вводили нас в заблуждение. Это не доказано, но статистически если у цварга есть ближний круг, то он не нуждается ни в беллезах, ни в райских садах. Что ж, с учётом того, что мы знаем, и согласно прецедентному праву выполненного цваргиней долга перед расой, я думаю, все члены АУЦ со мной согласятся…
— Вы не можете нас развести! — Морис перебил председателя, срываясь на визгливый фальцет. — Она не чистокровная цваргиня! Я подкупил лаборанта, чтобы ей написали это в бумагах!!!
Себастьян не моргнув и глазом достал ещё один лист из блокнота.
— Заключение по крови Ориеллы Мэрриш, в девичестве Орианн Ор’тэйл, и по обоим её сыновьям. Они все чистокровные цварги. Я предполагал нечто такое, а потому заранее провёл анализ, чтобы вы не отвлекались на мелочи. Хотя… думаю, можно учесть чистосердечное признание Мориса Мэрриша в подкупе государственных сотрудников как смягчающее обстоятельство.
— Что?! Какое ещё смягчающее… — Морис покраснел как варёный рак, но на этот раз заткнулся по первому же тычку своего не менее красного адвоката.
Цварг за кафедрой пробежал взглядом по новым бумагам, кивнул и продолжил:
— …Я думаю, все члены АУЦ со мной согласятся, что госпожа Мэрриш имеет право получить развод. Господа, голосуем, у нас осталось всего пять минут.
Все мужчины за кафедрами потянулись к планшетам перед ними, которые до сих пор лежали с выключенными экранами, и я их ошибочно принимала за часть мебели. Себастьян Касс с легкой улыбкой подошёл ко мне, а я смотрела на него широко раскрытыми глазами и не могла поверить в то, что он это сделал. Сердце билось так часто, что, казалось, вот-вот проломит грудную клетку. Уже сейчас на общем табло отражался процент проголосовавших, и было понятно, что большинство на нашей стороне.
— Ты почему не сказал, по какой причине не хочешь, чтобы я и дети виделись с Морисом? — спросила я Себастьяна. Я попыталась вложить в голос упрёк, но почему-то тянуло на улыбку.
Бездонные синие глаза посмотрели на меня с искрами смеха.
— Это называется «слепой эксперимент». Если испытуемые в курсе, что над ними проводится опыт, он уже перестаёт быть опытом. Морис постоянно тебе звонил и писал: ты могла непреднамеренно оговориться…
Я лишь покачала головой и вздохнула. Вот же… хитрец!
— Итак, результаты готовы, — вновь раздался голос ведущего заседание. — Тридцать восемь голосов за развод, пять против, двенадцать воздержались. Абсолютным большинством принято положительное решение по вашему заявлению. Поздравляю, госпожа Орианн Ор’тэйл, теперь вы незамужняя женщина. Господину Мэрришу назначается штраф в пятнадцать тысяч кредитов за подкуп должностного лица и намеренное введение членов АУЦ в заблуждение касательно наличия привязки.
— Но… но… — Морис позеленел, услышав сумму, и, честно говоря, мне стало его жалко. — У меня нет таких денег… — пробормотал он, чуть ли не рыдая.