Генезис и развитие метафизической мысли в России
Шрифт:
Для Карамзина «историк не летописец». Его позицию определяют как консервативную, с чем связана его оценка деятельности Петра I. «Всякая новость в государственном порядке» для Карамзина «есть зло, к коему надо прибегать только в необходимости», хотя по чувству он считал себя республиканцем, в чем сам неоднократно признавался. Но его республиканизм никак не был связан с исторической реальностью, это была просто «эстетически окрашенная мечтательность», «безответственная не по легкомыслию, а по своему ирреализму». На основании этого В. Зеньковский называет Карамзина представителем эстетического гуманизма в России. Тем не менее историческое самосознание русского народа многим обязано Карамзину. Пушкин отмечал это, записав:
«Это было в феврале 1818 года. Первые восемь томов “Русской истории” Карамзина вышли в свет. Я прочел их в моей постеле с жадностию и со вниманием. Появление сей книги (так и быть надлежало)
36
Пушкин А.С. Собрание сочинений. В 10 т. М., 1962. Т. 7. С. 278–279.
Петр I «прорубил окно в Европу», построив Санкт-Петербург (1703), создал российский флот, Россия была провозглашена империей, а он – императором. Им было положено начало создания регулярной армии, были осуществлены успешные военные операции и т. д. При его правлении произошли важные изменения в культуре: открылся театр и первые высшие учебные заведения (Школа математических и навигационных наук в Москве в 1701 году). Хотя еще в XVII веке была основана Славяно-греко-латинская академия (1687), а придворный театр был уже у Алексея Михайловича в 1672 году. Между тем Петр I ввел рекрутские наборы с неопределенным сроком службы, неимоверные поборы с населения на военные и государственные расходы, боролся против монастырей и не питал любви ко всему национальному. После кончины патриарха Петр I запретил избирать нового главу Церкви, учредив в 1721 году «Духовную коллегию». В дальнейшем Святейший синод стал своеобразным ведомством идеологического и религиозного контроля, а церковная иерархия превратилась в разновидность государственной бюрократии. Через Святейший синод, который возглавлял обер-прокурор («око государево»), государство полностью подчинило себе Церковь. Она, включенная в систему государственного управления, перестала быть источником нравственного авторитета у народа, так и не сообщив этот авторитет власти. Вопрос о восстановлении патриархата возник вновь лишь после Февральской революции 1917 года, после падения самодержавия, однако приход к власти большевиков означал для Церкви наступление, может быть, самого тяжелого времени за всю ее историю. Активное участие Церкви в борьбе против фашизма, а также соображения политического характера заставили Сталина дать разрешение на избрание нового патриарха в 1943 году.
С воцарением Петра I начала формироваться новая интеллигенция, которая во всем руководствовалась «мирскими» интересами и идеями, вместо идеала Святой Руси она, в лице своих лучших представителей, проповедовала идеал Великой России. Для историка и философа Г. Федотова «Петровская Россия была не изменой – или не только изменой, – но и обретением собственной сущности в заимствованных формах культуры. Лишь благодаря Западу Россия смогла выговорить свое слово»:
«Признавая злые плоды петровского культурного раскола, нельзя не видеть и добрых плодов его. Петр разбудил русскую мысль и расковал плененное русское слово. Воспитанная на уроках западной философии и стиля, Россия сначала “на Петра ответила Пушкиным”, потом на Шеллинга – православной философией славянофилов. По-видимому, России неизбежно было пройти путем национального самоотречения, искупая грех лености, чтобы опять вернуться к себе, осознать свое достояние, обогащенное всем опытом европейской мысли». <…>
Петр продолжает быть загадочным для нас… Быть может, для справедливого суда еще не настало время» [37] .
37
Федотов Г.П. Петр Великий // Собр. соч. В 12 т. М., 2014. Т. 7. С. 336, 332.
Но преобразования Петра не остановили развитие духовности, традиция исихазма не пресеклась. Н. Струве отмечает, что «не будь исихазма, не было бы ни Сергия Радонежского, ни Андрея Рублева, а ближе к нам – ни Серафима Саровского, ни Оптиной пустыни, ни встречи, в лице Хомякова, Киреевского, Гоголя, Достоевского, между священной и светской культурой». По сути исихазм представляет собой внутреннюю духовную сущность православия, является «сосредоточением
38
Струве Н.А. Тайна исихазма // Православие и культура. М., 2000. С. 265–266.
Хотя русская церковно-историческая наука «открыла» исихазм во второй половине XIX века, он никогда не умирал в русских монастырях и проник на Русь задолго до исихастских споров в Византии. Исихазм (от греч. hsucia – покой, безмолвие) понимается в широком смысле как аскетическое учение о внутренней духовной сосредоточенности и молитве, разработанное раннехристианскими отшельниками IV–VII веков. В более узком смысле исихазм интерпретируется как возникшее в XIV веке на Афоне и теоретически разработанное Григорием Паламой (отсюда и другое название – «паламизм») религиозно-философское учение о «фаворском свете», озаряющем душу праведника.
Протопресвитер Иоанн Мейендорф (1926–1992), специалист с мировым именем в области патристики и византийской истории, один из самых замечательных православных философов новейшего времени, выделял четыре смысловых значения исихазма: 1) раннехристианский идеал индивидуального отшельничества; 2) метод самоуглубленной молитвы с постоянным повторением Иисусовой молитвы; 3) система богословско-философских понятий, разработанных Паламой в полемике с Варлаамом; 4) так называемый «политический исихазм» как социальная и культурная программа, проводившаяся византийскими деятелями.
В исследованиях отечественных авторов уже убедительно доказано, что поздневизантийский исихазм не является никаким нововведением. «Историческая давность умной молитвы и исихазма не трудно доказуема. Самые термины “исихаст”, “исихия”, “исихастирион” находятся у писателей, отдаленных многими веками от эпохи исихастских споров. Св. Нил Синайский, преп. Иоанн Лествичник, преп. Иоанн Кассиан, как и многие другие, учили о необходимости безмолвия для духовной жизни». Согласно В. Кривошеину и архим. Киприану, «имя “исихаст” столь же древнее, как и сама православная духовность. Термин “исихия” уже употреблялся как Макарием Египетским, так и Варсануфием Великим (IV в.)». Хотя Григорий Палама дал «более полное и глубокое теоретическое обоснование для практики духовной жизни, нежели мы встречаем это в аскетической традиции» [39] . Вместе с тем, по утверждению греческого исследователя Г. Мантзаридиса, в поздневизантийском исихазме по-новому расставлены акценты в учении об обожении. Если в эпоху патристики преобладающим был «христоцентрический опыт» обожения, то в период поздневизантийского исихазма на первый план стал выступать «пневматологический аспект», а мы бы добавили – и антропологический [40] . Это не говорит об изменении сути духовного опыта, а лишь его акцентированности.
39
Кривошеин В. Православное духовное предание // Богословские труды 1952–1983 гг. Н. Новгород, 1996. С. 19.
40
См.: Mantzaridis G.I. The Deification of Man. N.Y., 1984.
Практика исихазма тесно связана с деятельностью Преп. Сергия Радонежского и его учеников-молчальников. Крупнейшим представителем исихазма как духовного делания, а также одним из первых, кто применил эту теорию к социальной действительности, был Нил Сорский.
Тихон Задонский (1724–1783) стал известен уже в стенах семинарии за беспримерные познание и усердие. Он стал монахом, затем ректором, потом епископом в Воронеже. Однако через четыре года ушел на покой в Задонский монастырь, где находился до конца жизни. Он всегда был склонен к отшельничеству и созерцательности. Основное его произведение – «Сокровище духовное от мира собираемое» – можно назвать «первым опытом живого богословия». Сочинение Тихона интересно продолжением жанровых и поэтических традиций древнерусской литературы: автор их не был суровым ревнителем умерщвления плоти. Он не предает мир анафеме, но и не превозносит его, а говорит о необходимости преображения – так возникает новая перспектива в метафизическом осмыслении веры, которая будет запечатлена у Достоевского в светлом образе старца Зосимы, благословляющего, а не анафематствующего мир. Вместе с тем слова старца Зосимы «вот тебе завет: в горе счастья ищи» и «много несчастий принесет тебе жизнь, но ими-то ты и счастлив будешь…» также восходят к сочинениям Тихона (IX, 512).
Конец ознакомительного фрагмента.