Гениальный грабитель
Шрифт:
— Скорее всего, я реалист.
* * *
Прошло уже шесть лет, как Глеб Абрамов принял на себя руководство службой безопасности компании «Российские алмазы». Практически службу он создавал с нуля, что не мешало ему сделать ее одной из самых эффективных в регионе. За это время он навел в компании порядок, придав разрабатываемым карьерам статус особо охраняемых зон. Благодаря разветвленной сети информаторов Абрамов знал, что творится в компании, и своевременно перекрывал каналы, по которым алмазы уходили с производства. Нельзя сказать, что хищения прекратились, но, во всяком случае, они сократились в разы.
В компании намечались какие-то серьезные перемены, уже сейчас воздух, казалось, был наэлектризован настолько, что буквально потрескивали волосы, так что нужно быть готовым к любому развитию событий, а сейчас он видел свою задачу в том, чтобы исполнять приказы начальства и не забывать пополнять досье новыми компрометирующими материалами.
В этот раз ему дали задание проследить за Степаном Шабановым, и чем больше он о нем узнавал, тем интереснее для него была эта фигура. Парень неординарный, надо признать. Остается лишь гадать, что творится в его башке.
Прозвеневший звонок вывел его из задумчивости:
— Глеб Петрович?
— Он самый. Что там у тебя?
— Докладываю! Он крутится около банка «Заречье». Камушек я ему передал. Он клюнул. Похоже, что у него самые серьезные намерения. Теперь главное, чтобы он не выбросил его.
— Такими вещами не разбрасываются.
В трубке раздался сдержанный смешок:
— Это уж я так, пошутил.
— Хорошо. Присматривай за ним. Только старайся держаться на расстоянии. Мало ли чего.
Абрамов положил трубку. Операция вступает в решающую стадию. Что ж, нужно будет доложить об этом начальству. У каждого свои интересы.
* * *
Едва постучавшись, в кабинет впорхнула Юля, новая секретарша Курганова, и живо доложила:
— Андрей Макарович, к вам подошел Федор Юрьевич.
— Хорошо. Пусть заходит, — разрешил генеральный директор, вымучив на лице нечто похожее на улыбку.
Уже два месяца Юля работала секретаршей у Курганова. И надо отдать ей должное, что со своими обязанностями она справлялась успешно. Прежде Юля работала в цехе огранки контролером и, как рассказывали, была весьма требовательной, и вот сейчас, расположившись в его большой приемной, она держалась так уверенно, как если бы проработала на этом месте не один год. И все-таки в ней не было того шарма, каким от рождения обладала Варенька. Та умела расположить к себе даже взмахом ресниц, одним лишь взглядом, а этой приходится пускать в ход все многообразие женских уловок, чтобы добиться должного расположения.
Вовлекать в предстоящее дело Вареньку не хотелось, да и опасно, но Тимофеев настаивал, сумел подобрать подходящие слова, чтобы он, вконец удовлетворившись каким-то невнятным объяснениям, сдался и, махнув рукой, произнес: «Забирай!»
С некоторых пор Курганов вдруг осознал, что Тимофеев имел на него невероятное влияние, которое день ото дня только крепчало. Он не мог противостоять его воле, будто опутывающей его по рукам и ногам. Даже новую секретаршу ему подбирал не кто иной, как его главный эксперт. Возможно, именно поэтому девушка, несмотря на свою улыбку, все больше раздражала Курганова, и он понимал, что в недалеком будущем с ней придется распрощаться.
Интересно, с каким делом он пришел в этот раз? Почему не мог обождать завтрашней планерки?
Вошел Федор Тимофеев, принося с собой облако дорогого парфюма, как всегда безукоризненно одетый (у Курганова создавалось впечатление, что он едва ли не еженедельно менял костюмы), в до блеска начищенных ботинках (и это притом, что на улице была слякоть).
— Что там у тебя? — буркнул Андрей Макарович, указав на свободный стул.
— Кажется, Шабанов клюнул, — объявил Тимофеев, уперевшись локтями в стол.
Курганов невольно обратил внимание на изумрудные запонки в белоснежных манжетах, выглянувших из-под рукавов пиджака. Получилось весьма щеголевато. Парень умел жить красиво, в этом ему не откажешь, и свое благополучие ни от кого не скрывал. Но даже дорогой костюм смотрелся на нем мешковато, собравшись в длинные кривые складки под лацканами. Может, изъяны фигуры?
— Хорошая новость. Остается ждать результатов.
— Не совсем так, — ответил Тимофеев.
— Что-то я тебя не понимаю. В чем там дело? — нахмурился Андрей Макарович.
— Наши люди за ним присматривают. Мне об этом докладывают едва ли не ежедневно. Но в наше время никто бесплатно не работает, я бы хотел попросить у вас для них некоторую сумму.
Курганов понимающе кивнул: все предсказуемо, во внеурочное время к нему кабинет заходят именно для того, чтобы попросить деньги.
— О какой сумме идет речь?
— Полтора миллиона рублей, думаю, на первое время хватит.
— Хорошо, посиди здесь, я сейчас принесу, — сказал Андрей Макарович и прошел в соседнюю комнату.
На первый взгляд самая обыкновенная, мало отличающаяся от кабинета, но в действительности комната была с секретами, о которых знали лишь изготовители. Более всего она походила на бронированный сейф с укрепленными стенками, где между кабинетом и комнатой помещались раздвижные металлические пластины, способные скрыть самую большую тайну. В дневное время пластины задвигались вовнутрь стены, а их роль выполняла легкая дощатая дверь с несложным английским замком.
Закрыв за собой дверь, Андрей Макарович подошел к мониторам, встроенным в стенку. С любопытством воззрился на один из них, показывающий его стол, за которым в одиночестве сидел Тимофеев. Смиренно, будто бы первоклассник перед строгим учителем, он положил руки на стол и взирал на закрывшуюся дверь. Ни в поведении, ни в поступках ровным счетом ничего такого, что могло бы насторожить. Один из сотен заурядных просителей, что прошли через его кабинет. И все-таки что-то было не так. Тимофеев в последнее время вызывал у него настороженность, да и сейчас вел себя в пустом помещении весьма неестественно, слишком уж смиренно, что ли, как если бы догадывался, что за ним подсматривают.
Разумеется, он не рассчитывал увидеть, что тот начнет рыться на его столе в деловых бумагах или захочет открыть сейф, вызывающе торчавший из угла кабинета. Но Тимофеев должен был хотя бы принять другую позу, более непринужденную, что ли, а не пребывать в прежней, столь его сковывающей. Например, он мог бы откинуться на спинку стула и взирать себе в потолок, а то и вовсе пялиться в приоткрытое окно; мог бы закинуть ногу на ногу и, помахивая стопой, что-нибудь чертить на листке бумаги. А он сидел на стуле неподвижно, как будто бы его вколотили в него.