Гении эпохи Возрождения
Шрифт:
В 1508 году в Ватикане появился красивый молодой человек. Ему всего 25, но он уже известный художник. И его пригласил сам Папа. Да, Юлий II заказал ему росписи некоторых своих покоев, вняв совету любимого архитектора Донато Браманте, родственника Рафаэля. Браманте заверил Папу, что тот о своем решении не пожалеет.
Рафаэль родился в Урбино – ночью, в страстную пятницу 1483 года. Он очень рано потерял мать. И первые серьезные шаги сына по жизненному пути направлял отец – Джованни, тоже, кстати, художник. Он дал Рафаэлю и первые уроки живописи, а потом устроил учеником к
Сразу опытный глаз мастера заметит в мальчике из Урбино темперамент и силу, скрытые ото всех вокруг за крайне обаятельной внешностью. Но кроме них, кроме поистине вулканической трудоспособности он заметит еще кое-что. Любовь. Трогательную, нежную, чистую любовь к природе, к жизни. К искусству.
Юноша внимательно изучает, размышляет, сравнивает, копирует, учится. Но занятия не отгораживают его от жизни. Никогда в нем не было замкнутости, свойственной многим художникам, погруженным в свою любимую стихию. То было большой редкостью. Во многом это определило его дальнейшую судьбу.
Взлет его стремителен. Он как будто сразу нашел свою песнь. Семнадцатилетний юноша один за другим создает образы Богоматери: «Мадонна Конестабиле», «Мадонна в зелени», «Мадонна дель Грандука», «Мадонна со щегленком»…
Пройдет всего несколько лет, и он станет знаменит.
Под руководством Пинтуриккио 20-летний Рафаэль выполняет эскизы и картоны для огромных фресок папской библиотеки в Сиене, учится стилю флорентийских мастеров живописи, постигает загадочную природу полотен Леонардо, творит в Перудже. Но нет ничего прекраснее Мадонн, написанных его юной рукой. Нежные, глубокие, светлые, они – само совершенство. Наконец его позовут в Рим.
Среди толпы придворных, святейших кардиналов, блистательных вельмож и их прекрасных дам в нарядах, усыпанных драгоценными камнями, стройная фигура этого юноши с открытыми и приятными чертами лица смотрится странно. Одет он скромно, во все черное. Даже бархатный берет – черный. Только тонкая золотая цепочка украшает грудь. Пройдет всего пять лет, и он станет главой Римской школы живописи. Его фрески составят славу Ватикана, увековечат имя папы Юлия II, станут образцом для целых поколений живописцев всего мира. Но это все в будущем.
Одну за другой покрывают стены покоев Ватикана фрески Рафаэля. Его рисунки и композиции безупречны. Папа очень доволен.
А рядом, совсем рядом, в двух шагах, плафон Сикстинской капеллы преображается под кистью его могучего и страстного соперника – Микеланджело Буонарроти. Он непреклонен. Никто не смеет бросить взгляд на еще не законченную работу. Будь то сам Папа Римский. Рафаэль сгорает от любопытства. Он и подумать не может, что очень скоро все устроится само собой. Буонарроти поссорится с понтификом и сбежит во Флоренцию. Капеллу закроют на ключ, который отдадут на хранение все тому же любимому архитектору папы Юлия – Донато Браманте. А тот позовет своего протеже Рафаэля вместе полюбоваться запретным плодом.
Рафаэль увидит наконец роспись Микеланджело. Он будет шокирован, поражен. Силой, мощью, величием. И сам станет другим. Очень скоро он изменит свою манеру, укрупнит масштаб, достигая величия, которому его научил Микеланджело. Таковы его сивиллы-прорицательницы в римском соборе Санта-Мария делла Паче, пророк Исайя в Сан-Агостино. Рафаэль – это Рафаэль. На исходе золотого века в истории живописи он вберет в себя все лучшее, чем потом, в будущем будет славен итальянский Ренессанс. Но пока он еще на пути к своей бессмертной славе.
«Вообще говоря, жил он не как живописец, а по-княжески. О искусство живописи, по праву могло ты в те времена гордиться своим счастьем, имея живописца, который своими доблестями и своими нравами возносил тебя до небес!» – так напишет о Рафаэле в своих жизнеописаниях знаменитых живописцев, зодчих и ваятелей Джорджио Вазари.
Рафаэль был улыбчив и мягок, добр душой. Рядом с ним люди чувствовали себя счастливыми. Стоило художникам начать вместе с ним какую-нибудь работу, как они тотчас же совершенно естественно объединялись и пребывали в постоянном согласии. А такое в то время случалось редко. Говорят, если кто-то из тех, кто работал рядом, просил его подсобить в каком-то рисунке, он тотчас бросал свою работу, чтобы помочь товарищу. Вокруг него всегда было много учеников. Он наставлял их с той любовью, что обычно питают не к художникам, а к родным детям.
Заказы следуют один за другим. Он пишет для французского короля, для кардиналов Ватикана, для банкиров и меценатов, толпой осаждающих его мастерскую и почитающих за честь иметь в своем собрании картин Мадонну кисти Рафаэля.
Чтобы справиться с бесчисленными заказами, Рафаэль берет все больше и больше учеников. Они старательны, но не гениальны. А у самого Рафаэля на живопись остается все меньше и меньше времени и сил.
Подступила суета. Рим постепенно втянул урбинца в свой завораживающий и налаженный темп жизни. Все сутки спрессованы во времени и расписаны по минутам. И нет ничего страшнее для творца, чем круговерть этих будней.
Рафаэль, прибывший в Вечный город в жажде достичь вершин искусства, автор фресок в Станцах Ватикана, уже одной «Афинской школой» заслуживший право на бессмертие, теперь завален бесчисленными, иногда малозначительными заказами, тратит время в пустых беседах, застольях…
После смерти Браманте волею судеб он становится главным архитектором Рима. Ответственность эта огромна, почетна и высока, но далека от живописи. Он принимает участие в строительстве собора Святого Петра, прокладывает городские улицы, курирует римские древности…
Что это, судьба создает препоны художнику Рафаэлю, благоволя Рафаэлю-архитектору, Рафаэлю-придворному?!
Нет, она пошлет ему шанс. Монахов из монастыря Пьяченцы. Они закажут Рафаэлю Мадонну с младенцем. И свершится чудо. Впервые в жизни он натягивает на подрамник огромный холст, собственноручно, без единого прикосновения учеников пишет свой новый, возможно, самый главный шедевр. Расчет мастера неотразим. Он ведет нас к Мадонне. И вот мы у нее в плену. На всю жизнь. Однажды увидев, забыть ее мы уже не можем.