Гений и злодейство
Шрифт:
Кое с кем по дороге он здоровался, и сознание отмечало: «Это учитель Илья Филиппович, это наш участковый стоматолог, а это Паша, когда-то я танцевал с ней в парке, а потом она вышла замуж за Митьку, забыл его фамилию, а этот Митька сидит…»
– Здравствуйте, Мария Панкратьевна! Кто такая эта Панкратьевна?
«А мог ли бы я жить среди этих людей, одним из них? Дышать этим воздухом, поехать с Зинаидой на море. Конечно же, на Черное море, вы любите нежиться на солнце? Да я в жизни не нежился на солнце – солнце обжигает и уничтожает все живое, не успевшее спрятаться в подземных убежищах».
Он
Оказалось, всего-навсего Артем Артемович Груздь из Службы спасения.
Он тяжело дышал, и все в нем покачивалось и вздрагивало – от носа и ушей до живота.
– Что еще? – спросил Шпак.
– Иду, рассуждаю, наблюдаю, – сказал Груздь, – потому что наши враги не дремлют. Знаешь, что не дремлют?
– А черт их знает, наших врагов.
– А может, шутишь?
– Почему вы так думаете?
– Ты вообще, вижу, большой шутник. Какой сегодня праздник?
– Черт его знает.
– А вот Шпак должен знать, потому что сегодня День Военно-морского флота, видишь, гуляют? А ты сам вроде служил, на флоте.
– И рад забыть, – сказал Шпак. Груздь не отставал.
– А ты знаешь, что опасность появилась?
– Какая еще опасность?
Шпак прибавил шагу, чтобы оторваться от Груздя. Тот пыхтел сзади, но не отставал.
– Говорят, что имеется в виду вторжение из космоса. Некая враждебная сила среди нас!
– Ну и хрен с ней.
– Погоди!
Но Шпак уже нырнул в подъезд.
В длинном желтом двухэтажном доме, еще дореволюционном, может, в нем и на самом деле был когда-то приют или богадельня, рассказывали (и даже говорили, что с тех пор остались привидения), всегда было много второстепенных учреждений: собес, ДОСААФ, ветлечебница на первом этаже, редакция городской и районной газеты.
Теперь тоже редакция. Только не на месте старой газеты, а на месте ветлечебницы. И Шпаку порой с перепоя казалось, что запах дохлых кошек остался вместе с белыми стульями и столом, обитом алюминием, на котором раньше осматривали собак, а теперь сваливали остатки тиража и подшивки, которые не уместились в кабинете у Изи.
Шпак прошел к Изе, но его не было, зато Катя, секретарша, отдала Шпаку конверт и сказала:
– Изяслав Тихонович велел передать, тут все, что нужно.
Она не показала вида, что догадывается об украденной сотне.
Шпак пошел к себе, в соседнюю комнату. Там раньше сидела Григорян, отдел писем и откликов. Но она в декрете.
Шпак раскрыл конверт и вытащил оттуда лист бумаги.
Он пробежал текст. Текст мог бы показаться бредом сумасшедшего чиновника, если бы не гриф «Совершенно секретно» и какие-то резолюции, размашистые, наискосок.
Обратить внимание!
Повысить бдительность!
Пресекать провокации!
«Господи, это же один из наших, один из офицеров Главного штаба переметнулся к ним и выдал нашу программу. Так бы они никогда не догадались.
Но кто?
А так ли важно кто?
Некто другой, надежный и трижды проверенный, лучший друг женераля Симки, вдохнул этого воздуха, увидел этих женщин, отпил этой воды, растянулся на этой траве… и понял, что его долг перед Родиной – фикция, пустое заклинание, придуманное женералями ради женералей.
А что он сделал потом? Нашел себе женщину?
Ах, Зинаида, ах, перси твои, лоно твое, ланиты твои!
Что я несу?
А тот, кто предал, неужели он тоже так думает о туземной женщине? Какой ужас, какой позор для вооруженных сил!»
И вдруг Шпак поймал себя на том, что улыбается.
Может, это усмешка? Может быть, движения его души необратимы?
Шпак вновь бросил взгляд на лист бумаги:
«Следует обратить особое внимание на детали поведения известных вам личностей. Человек, который подменен враждебным пришельцем, во всем соответствует своей жертве, но порой не знает или не замечает реалий нашего существования. Например, диверсант может надеть ботинки не на ту ногу, потому что на планете-агрессоре у людей нет различия между правой и левой ногами…»
«Ну конечно же, – понял наконец Шпак. – Я просто натянул правый ботинок на левую ногу, а она заметила».
«Мы призываем удвоить бдительность членов семей тех лиц, которые наиболее подвержены нападениям инопланетян. Это лица, идеальная субстанция которых легче, чем у остальных людей, может быть отторгнута от материальной, что позволяет злонамеренному инопланетянину внедриться в организм человека. Как только вы заметили нечто необычное в поведении вашего знакомого или родственника, а то и просто прохожего, настойчиво призываем вас немедленно обращаться к нам по телефону доверия…»
«Конечно же, это один из нас.
Я его осуждаю?
Разумеется, я его осуждаю, потому что он предал нашу Родину.
Я его осуждаю?
Ни в коем случае! Потому что если наш план, мой план, план женераля Симки удастся, то этот мир, эта Земля попросту перестанет существовать. Сила отпетых режимов заключается в том, что они могут схватить, проглотить жертву, которая куда больше их размеров и значения. Вы видели когда-нибудь удава, который заглатывает поросенка? Кажется, что сейчас его тело разорвется пополам… и все же челюсти охватывают животное, и поросенок словно залезает головой вперед в мешок… а потом уж можешь наблюдать за тем, как шар, бывший когда-то свинкой, продвигается по пищеводу и превращается в мясную кашицу.
Мы сожрем вас, земляне!
И тот, кто писал это предупреждение, понимал, чем грозим мы Земле…
Но сколько агентов было направлено сюда за последний год, с тех пор, как я разработал этот метод?
Тринадцать… и два других. И тот… Всего шестнадцать агентов, и ни один из них не вернулся доложить о выполненном долге.
Где же они?
Теперь я знаю – по крайней мере один нас предал.
А вдруг остальных пытают? А вдруг и мне предстоят испытания? Или то, что происходит со мной, – лишь испытание, придуманное женералем Симкой? Он давно твердит повсюду, что я – потенциальный предатель Родины, что я только и норовлю куда-нибудь перекинуться. И все шестнадцать агентов, которых мы направили на Землю, сейчас глядят на меня из-за углов. А как угадать их? Почему секретарша Катя уже два раза, проходя мимо полуоткрытой двери в мой закуток, так странно заглядывает сюда? А где гарантия, что Артем Груздь не человек женераля Симки?