Гений страсти, или Сезон брачной охоты
Шрифт:
«Враги» – это прозвучало как-то слишком расплывчато и неконкретно. Всю жизнь у меня были конкуренты, завистники и недоброжелатели. Но враги… От этого слова, твердого и холодного, похожего на дуло пистолета, веяло первобытным холодом, так, что сводило зубы. И хотелось верить, что я не могла никому перейти дорогу до такой степени, чтобы меня собрались убить. Словно прочитав мои мысли, Шаповалов поморщился:
– Кому-нибудь ты дорогу за последнее время переходила? Конфликты, недоразумения, угрозы?
Я помотала головой:
– Нет. – И добавила для
– А вот и нет! Такое трудно просчитать… Это может быть какая-то мелочь, но на самом деле она имеет роковые последствия. Только сразу ее не видно. И то, что кажется тебе пустяком, на самом деле потом превращается в неразрешимую проблему.
– Тогда – не знаю. – Я закрыла глаза. – Очень болит голова…
– Я… могу облегчить… твою боль?
Эти слова были сказаны очень тихо – я едва расслышала их и открыла глаза, чтобы убедиться: мне не показалось. В его взгляде я прочитала ответ: все это – правда, и мне стало не по себе. Слишком долго я привыкала к своей одинокой жизни; она сроднилась со мной, срослась, стала моей второй кожей – до меня было не достучаться и не дозваться. Я сама сознательно выбрала такую жизнь, и теперь все трещало по швам, рушилось, и эти осколки и обломки могли похоронить меня под собою заживо. И мое дело – что будет самым верным и правильным – отойти в сторону и жить своей прежней жизнью. Я не могу никого впустить в нее – это слишком опасно и чревато непредсказуемыми последствиями.
– Голова сейчас пройдет, – быстро сказала я, и на его лице промелькнуло выражение неподдельного разочарования. Словно он ожидал услышать от меня нечто совсем другое. Его рука отпустила мою. И тут из глубин квартиры до нас донесся голос Ульяны:
– Что вы будете пить?
– Виски! – буркнул он.
– Одну минуту.
Ульяна принесла виски и поставила стакан на низкий столик у кровати.
Шаповалов выпил виски залпом.
– Еще?
– Не надо. Вот что… – он обернулся ко мне. – Твой ролик сделан по рисункам детей?
– Да.
– Можно попробовать сделать его заново? Ну, я понимаю, что это – работа не на день и не два. Но у тебя же талантливые ребята, если они немного поднапрягутся – выдюжат. А потом наверняка у них общий рисунок ролика в головах остался. Тем более работали они над ним совсем недавно… Восстановить «картинку» по свежим следам – особых затруднений, я думаю, это для них не составит. Возможно, я и ошибаюсь, но это – реальный выход из создавшейся ситуации.
Господи! Как же эта простая, очевидная мысль не пришла мне в голову раньше?! Я была слишком занята своими переживаниями: кто его взял и почему… а что можно найти выход – в это я не верила…
– В этом что-то есть…
– Конечно, я же слов на ветер не бросаю… У тебя еще есть время?
– Есть. Заявки подаются вплоть до 22 апреля. Фестиваль состоится с 19 по 25 июня.
– Тогда нет проблем! Слушай, поехали в офис, заберем рисунки детей. Они хранятся в офисе?
– Да.
– Тогда –
– А почему не утром?
Я не могла бы сказать, что мой родной офис внезапно стал для меня чужим и мне не хочется туда ехать лишний раз. Он стал чем-то вроде пылесоса, заглатывавшего все подряд: мои эмоции, результаты наших общих трудов… Мой офис, для которого выбирала краску для стен и мебель в комнаты, внезапно превратился во враждебную территорию.
– Уже поздно.
– Не надо тянуть, – сказал он.
Я нахмурилась. Я не собиралась идти на поводу у Шаповалова и уже собралась ему заявить об этом, как вдруг услышала голос Ульяны:
– Олег Николаевич прав… Лучше поехать туда немедленно.
– Тебя-то какая муха укусила, – пробормотала я ворчливо. – Сейчас, сейчас… дело не может подождать до завтра?
– Не может. Эти люди настроены очень серьезно. Они могут обыскать ваш офис и унести из него то, что им нужно. Раз уж они напали на вас. Я думаю, что самые важные бумаги вам следует увезти домой, – решительно сказала Ульяна и добавила: – Я помню, когда папа баллотировался от партии «Местная власть», в его офисе все перевернули вверх дном накануне ответственных дебатов в телеэфире, украли самые важные документы и бумаги. Потом на него вылили кучу компромата. Когда идет война, выбирать не приходится.
– Ты считаешь, что у нас «война»?! – вырвалось у меня. – У нас?! В офисе?!
Слово «война» было еще хуже, чем «враги»! Мир вновь словно перевернулся, и мне показалось, что я медленно уплываю в черную ночь без единого шанса вернуться обратно, на твердый берег.
– Вы же сами все понимаете, Влада Георгиевна! – голос Ульяны прозвучал устало и как-то непривычно мягко.
Я перевела взгляд с Шаповалова на Ульяну:
– Ну, тогда – едем! Не будем откладывать.
Каждое движение по-прежнему отдавалось болью во всем теле. Я оступилась на лестнице, и Шаповалов поддержал меня под локоть.
– Осторожнее!
Когда до машины осталось несколько метров, Шаповалов подхватил меня на руки.
– А как же быть с теми? С другими? – шепнула я Шаповалову на ухо.
Он пристально посмотрел на меня, и от его взгляда мне стало не по себе, словно я сморозила страшную глупость.
– Я. Разберусь. С ними, – отчеканил он, и я покрепче обхватила его руками за шею.
Ульяна нажала на кнопку сигнализации, и дверцы «феррари» открылись.
Шаповалов остановился, и я уткнулась губами в его шею.
– Не боишься, что укушу? – шепотом спросила я.
Он издал некий звук, похожий на насмешливое фырканье.
– Что взять с женщины? – Он опустил меня на асфальт, и у меня опять закружилась голова. Я схватилась за его руку и посмотрела ему в глаза: он был выше меня примерно на полголовы, и в его взгляде читалась откровенная снисходительность и еще что-то, похожее на сочувствие. Я передернула плечами. Очень мне нужно его сочувствие! Вот еще!
– Садимся! – коротко бросила Ульяна. – Вам где будет удобнее, Влада Георгиевна?