Гений страсти, или Сезон брачной охоты
Шрифт:
– Вроде того. Проверено на себе, – в тон его реплике пошутила я.
– Тогда оставайтесь здесь. Я пошел.
Я села за Гришин стол. Как всегда – полнейший беспорядок, который он называл «творческим», а я – просто «бардаком». Но спорить с Гришей – себе дороже. Умница, интеллектуал и страшно ранимый человек. Он долго «перемалывал» в душе любую обиду, лелеял и взращивал ее, как некий диковинный цветок. Я всегда старалась не зацепить ненароком его самолюбие и тем более не резать по живому. Гриша знал все обо всем. Он копировал стиль французских интеллектуалов и философов: ходил в пальто – почему-то непременно в пальто, а не в куртке и не в дубленке, даже зимой, – непременно с длинным богемным шарфом, один конец которого свисал почти до земли. На Гришином столе сам черт сломал бы ногу, а он говорил, что у него особая
На столе стояла «концептуальная» пепельница, привезенная из Парижа. Множество стеклянных кубиков со срезанными гранями, заключенных один в другой – наподобие матрешки. Гриша любил пользоваться этой пепельницей. Справа горкой высились папки, из-под которых я выудила знакомый ярко-красный еженедельник. Гриша в свое время пришел от него в восторг, сказал, что ему этот «девичий» очень нравится. Я раскрыла еженедельник и принялась листать его. Встречи, совещания, предварительные переговоры с клиентами, Гришины энергичные приписки на полях, анализ этих встреч, различные проекты и предложения. Гриша прорабатывал все детали, а потом «выходил» на меня. Списки срочных дел, календарь с красными, синими и зелеными датами – эдакая классификация «по Метельскому». И вдруг я замерла, увидев дату – 14 марта, обведенную всеми цветами разом: и красным, и синим, и зеленым. В тот день… в тот день исчез наш ролик! А потом – пустота. Последняя отмеченная дата… он что, знал об этом заранее?! Но откуда?! Это возможно только в одном случае! Затылок мой сковало холодом, и еженедельник со стуком упал на пол…
– Влада Георгиевна! – Ульяна вскочила со стула. – Что с вами?!
– Мне плохо! – сказала я. И это была сущая правда. Нет. Это было слишком… неправильно, и поэтому не могло быть правдой! Все у нас с Гришей было поровну, на двоих: и вечера в кафе, и сигарный дым, и бутерброды с холодной липкой колбасой, которые Гриша привозил из дома. Он считал своим долгом меня подкармливать, но так как нормальной еды в его доме сроду не водилось, дело ограничивалось бутербродами с колбасой и сыром. Он строил грандиозные «прожекты», сидя рядом со мной в маленьком кафе около Павелецкого вокзала, и я слушала его с лихорадочным блеском в глазах. Мы сняли две комнаты в бывшем промышленном здании в Жулебино и радовались этому, как дети. Свою контору мы гордо назвали «Перемена вектора» и дали объявления во все районные газеты. И первого нашего посетителя я прекрасно помню – это был худой дядька в черной теплой куртке, несмотря на то что уже наступил апрель и звонкие ручейки текли по асфальту. Он хотел, чтобы мы сделали рекламу его автосервиса, и мы с Гришей работали всю ночь, сочиняя текст. Остановились мы на следующем варианте: «Ваша машина станет как новенькая», и ниже стильным шрифтом: «Второй шанс лучше, чем первый».
Мы даже не знали, сработала наша реклама или нет и какое количество автовладельцев решили рискнуть и подарить своей машине «второй шанс», потому что нашего клиента вскоре убили – застрелили у подъезда его собственного дома. Фотографии с места убийства были весьма броскими и прошли по всем местным новостям, они мелькали даже в паре сюжетов федеральных каналов. Заказчик оказался бывшим зэком, который не то прихватил воровской общак, не то основательно растряс его. Словом, там были замешаны воровские деньги. Когда мы с Гришей узнали об этом, долго потом сидели и молчали, словно все это касалось не просто клиента, а какого-то родного человека, за которого положено переживать не по «штату», а по правде.
Все у нас было на двоих: и первые успехи, и первые заработки, и споры до хрипоты из-за различных концепций и теорий. Гриша хотел все всегда усложнить и сделать «поконцептуальнее», а я, как обычно, спускала его с небес на землю, «заземляла», как это проделывают с оголенным проводом, и все раскладывала по полочкам. Гриша сердился и называл меня «примитивом», а я называла себя «практиком». Но все равно рано или поздно мы приходили к согласию или, как это теперь называется, к консенсусу. И никогда между нами не возникло никаких принципиальных, серьезных разногласий. Гриша вечно витал в облаках, он был последним рыцарем эпохи – сначала он исправно выплачивал алименты бывшей жене, родившей сына то
Гриша давно уже смирился с холостяцким статусом и устраивал свою личную жизнь весьма просто: открывал старую записную книжку и обзванивал своих многочисленных приятельниц. Кто был в тот момент свободен, с тем он и устраивал свидание. Это были разведенки, женщины, у которых мужья куда-то временно уехали, в командировку или на рыбалку с ночевкой; были и просто одинокие женщины, они радовались Грише, как радуется голодный человек внезапно свалившемуся на него бутерброду с икрой. Об этих кратких молниеносных связях Гриша даже не распространялся, у него это называлось – «пойти на охоту». И вот этот прожженный циник романтического склада характера, который нежно звал всех женщин «самочками», попал в такой капкан, из которого не сумел выбраться. Как он мне однажды признался: «Когда в комнату вошла Ирочка, мне стало трудно дышать, словно сердце стиснула чья-то ледяная рука». А сейчас у него с Ирочкой вроде бы что-то налаживается… Они были в кино. А у Ирочки – больная тетя и тоже никакой личной жизни. Как далеко зашло Гришино рыцарство? А то, что он первым сообщил мне плохую новость, – так это просто для отвода глаз. Как говорили классики детектива: нужную вещь надо спрятать на самом видном месте, тогда никому и в голову не придет ее искать. Но разве я была способна заподозрить Гришу в краже ролика?
Хотя, если его взял Гриша, шансов у нас никаких нет. Гриша знает, кому его можно продать и за сколько. И у него, в отличие от всех прочих, есть прямые выходы на этих людей. И на Хризенко, и на Подгорова, и еще на парочку-другую акул рекламного бизнеса.
Затылок болел, я тупо таращилась в ежедневник, и все эти красно-сине-зеленые цвета сливались в какое-то безобразное пятно.
– Все в порядке! – Шаповалов появился в дверях, и я подняла на него глаза.
– Точно?
– Точно.
– Тогда берем рисунки! – Ульяна встала со стула.
– Берем. Они в шкафу у Тамары Петровны. На второй и на третьей полках, внизу. В нескольких папках.
В кабинет Тамары Петровны мы вошли поочередно.
– Ключи?..
– У меня! – Я раскрыла сумочку и вынула ключ.
Папок на полках не оказалось. Ни на второй, ни на третьей. Мы лихорадочно просматривали папки и складывали их горкой на пол…
– Вы уверены, что они лежали именно здесь?
– Уверена! Они всегда были здесь!
– А почему они хранились у бухгалтера? Тамара Петровна – ваш бухгалтер, если я не ошибаюсь? – спросил Шаповалов.
– Да… Не знаю я почему! Это была ее идея – отвезти чеченским детям компьютеры и игрушки. В моем шкафу всегда много папок, а у Тамары Петровны есть свободное место, вот эти папки и перекочевали к ней.
– А кто делал ролик?
– Мы все. То есть, конечно, «креативил» его в основном Никита. Тамара Петровна, естественно, не в счет. Она все-таки только наш бухгалтер. Марк тоже помогал. Ульяна вносила поправки…
– Я только пару раз сделала кое-какие замечания, – тихо сказала Ульяна. – Я, честно говоря, не имею к этому ролику никакого отношения.
– Имеешь: во-первых, все твои замечания были правильными и пошли в дело, во-вторых, мы – команда, и все делаем вместе. Это – наш девиз. И говорить, что кто-то, в данном случае – ты, не имеет к ролику никакого отношения, я тебе не позволю.
– Поняла, Влада Георгиевна. Извините, – почему-то от волнения голос у Ульяны стал совсем высоким и тонким.