Гений Умирает Дважды
Шрифт:
— Ну ладно, Альберту… — русский похлопал коллегу по плечу. — Ты как, не против, если я тебя буду называть по-старому?
Харченко теперь уже знал настоящее имя Фарренхауза, но ему было приятно произносить имя «Альберту», которое словно возвращало его, пусть и в воспоминаниях, в лихую молодость.
— Нет, конечно, нет, Алессандро, — Фрэнк в данном случае тоже был вполне искренен. — Мне даже приятно — словно молодостью повеяло… — он словно подслушал мысли собеседника. — Ах, молодость, молодость, куда ты умчалась… Я так понимаю, что нам нужно поговорить?
— Ты стреляный
— Это я понял, — подхватил Фрэнк. — Где? И когда?.. А то я спешу…
Спешишь? Теперь тебе спешить уже нет необходимости, дорогой друг, только ты об этом пока еще не знаешь.
— Прямо сейчас, — предложил Харченко. — Подскочим в одно местечко…
Фарренхауз откровенно рассмеялся.
— Ну что ты, Алессандро? Не смеши… Чтобы я поехал с тобой в какое-то местечко?..
— Ну давай тогда просто так пройдемся, — легко согласился Харченко. — Отпускаем машины, зайдем в любое кафе или ресторанчик, который тебе понравится, там и посидим… Поверь, Альберту, мне нужно с тобой просто поговорить, без подвоха.
Фрэнк опять засмеялся.
— Так я тебе и поверил!.. Ну ладно, договорились, но командовать, где именно мы будем разговаривать, буду я.
— Хорошо, — подхватил Харченко и тут же хохотнул: — Но только тогда и угощаешь ты. Ты-то тут по делам фирмы, значит, деньги есть. Ну а я простой пенсионер.
— Ты уже на пенсии? — они шли вдоль Минской улицы в сторону железнодорожного моста, по которому медленно тащился тяжелый грузовой состав.
Автомобиль, на котором приехал Александр, сорвался с места и умчался. Повинуясь отмашке Фрэнка, посольская машина развернулась и вернулась в особняк — Фарренхауз представил, как водитель посольства первым делом бросится с докладом к секретарю и тот будет терзаться в догадках, что же произошло с только что приехавшим для выполнения секретнейшего поручения человеком… Постовой гаишник уселся в подъехавший желто-синий «уазик» и тоже укатил.
Они брели вдвоем — и Фрэнк подумал, что, быть может, и в самом деле разговор у них будет сейчас происходить конфиденциальный. Правда, он не сомневался, что этот разговор прослушивается, записывается и потом будет тщательно проанализирован. Ну да тут уж ничего не поделаешь… В любом случае нужно сначала узнать, чего же от него хотят русские.
— Да, на пенсии, — продолжал разговор
Харченко. — Сам знаешь, что у нас в стране происходит — вот и ушел на заслуженный, так сказать… А ты, как я вижу, по-прежнему трудишься?
— Ты правильно видишь… Так что тебя интересует? — уклонившись от прямого ответа, перешел к делу Фрэнк.
— Узнаю твою старую бульдожью хватку, — хмыкнул
Харченко. — Ну что ж, ладно, вечер воспоминаний объявляем закрытым.
— Да ты что! Ни в коем случае! — с не слишком естественным энтузиазмом возразил маркландский разведчик. — Просто мы сначала решим деловые вопросы, а потом поговорим о былом… Нам ведь и в самом деле есть что вспомнить!.. Кстати, хочешь верь, а хочешь нет, но я только сегодня вспоминал нашу с тобой встречу в Лиссабоне. Помнишь?
— А
Они немного помолчали, пока шли под мостом, по которому грохотал колесными парами грузовой состав. Эта пауза словно провела разграничительную черту в их разговоре.
— Ты какими судьбами в Москве, Альберту? — в лоб, безо всякой дипломатии спросил Харченко.
Да он и не умел быть дипломатом.
— Ты, наверное, не знаешь, что я сейчас работаю по линии Всемирной организации здравоохранения… — откровенно соврал Фарренхауз. — А что?
Слева от них нескончаемо гудела дорога. Справа едва слышно шумели листвой деревья.
— Дело в том, Фрэнк, что ты имеешь все шансы вляпаться в крупные неприятности, — серьезно ответил Харченко. — Ты же сам понимаешь, что за тобой следили…
— Честно говоря, это меня здорово удивило, — перебил Фрэнк. — Я-то думал, что за те десять с лишним лет, которые меня тут не было, учитывая, сколько у вас всего произошло, обо мне прочно забыли. А тут гляди-ка, в первый же день…
Александр и сам был удивлен такой оперативностью нынешних чекистов. Однако не говорить же об этом своему коллеге, с которым в свое время они были по разные стороны баррикад! Впрочем, почему были? И остаются.
Им обоим не было дано узнать, что информация о возможном визите в Москву Фарренхауза поступила от покойного Лосницкого и что Фрэнка взяли под плотное наблюдение еще в Афинах.
— Знаешь, на Лубянке деньги напрасно не получают… — произнес Харченко небрежно, как нечто само собой разумеющееся. — Так вот, Фрэнк, — якобы случайно, а на самом деле демонстрируя свою осведомленность, назвал он собеседника подлинным именем, — я надеюсь, что у нас с тобой получится более или менее откровенный разговор. Я тебя предупрежу о том, в какие неприятности ты можешь вляпаться, ну а ты немножко поделишься со мной информацией о том… Ну в общем об этом мы с тобой поговорим чуть позже… Да ты и сам прекрасно знаешь, что именно меня интересует.
Фарренхауз лихорадочно обдумывал предложение. Он не мог понять одного: зачем все это нужно российскому КГБ, как бы он теперь ни назывался.
— Слушай, Алессандро, мы с тобой давно знакомы, и я не хотел бы тебя обманывать, а потому и разбрасываться такими обещаниями я не хочу, — осторожно отозвался он. — Давай, ты начинай, а там поглядим.
— Что ж, и это уже хорошо… — Харченко и с таким предложением согласился легко, словно ожидал именно такого поворота в разговоре. Он вообще нынче легко соглашался с Фрэнком — скорее всего потому, что был крайне заинтересован в достижении договоренности. — Альберту, мы же с тобой старые кадровые разведчики, а не уголовники какие-то! И не международные террористы… А потому предупреждаю тебя как коллегу, как человека, к которому отношусь с искренним уважением: если мы тебя в этот раз здесь возьмем за жабры, то не выдворим за шпионскую деятельность, на что ты, очевидно, рассчитываешь, а посадим за соучастие в уголовном преступлении, в террористическом акте, совершенном на нашей территории.