Гений
Шрифт:
Анджела решила играть роль любящей жены, независимо от их истинных отношений, и, если он не возражал, обнимала его, целовала и всячески хлопотала вокруг него, как будто ничего и не было. Юджин не мог понять этого. Неужели она еще любит его! Ему казалось, что Анджела должна питать к нему ненависть, ибо долгая разлука с Карлоттой и тяжелый упорный труд отрезвили его, он начал понимать, какое жестокое, незаслуженное горе причинил жене, и хотел искупить свою вину. Он не любил ее и считал, что любовь уже никогда не вернется, но вполне готов был вести себя благоразумно, приложить все старания к тому, чтобы побольше зарабатывать, ходить с ней в театр, создать круг знакомых, возобновив и старые знакомства, — словом, делать все, что, казалось ему, могло заменить Анджеле его любовь. Мало-помалу он приходил к убеждению, что на свете не существует честного и более или менее благополучного разрешения сердечных дел. У большинства людей, насколько он мог судить, брачная жизнь складывалась неудачно. Он не знал никого, кто не ошибся в выборе спутника жизни! Он, вероятно, не более других. Пусть пока все идет, как идет. Сейчас ему нужно постараться заработать немного денег и восстановить свою репутацию. Быть может, когда-нибудь судьба улыбнется ему.
Материальное положение Юджина — еще до его ухода из газеты значительно улучшилось. Путем упорной экономии, позволяя себе только самые необходимые расходы, Анджела сумела отложить свыше тысячи долларов, а затем эта сумма возросла до трех тысяч. Теперь они немного ослабили узду, стали лучше одеваться, бывали в гостях и регулярно принимали у себя. Их маленькая квартирка, в которой они продолжали жить, не вмещала больше трех-четырех человек гостей. Анджела считала даже, что хорошо принять она может только двоих. Но это не мешало Юджину то и дело приглашать к себе кого-нибудь. Постепенно возобновились некоторые старые связи, в том числе с Хадсоном Дьюлой, Джерри Мэтьюзом (жившим теперь в Нью-Йорке), Вильямом Мак-Коннелом и Филиппом Шотмейером. Мак-Хью и Смайта не было в городе: первый уехал на этюды в Нова-Скотию, второй работал в Чикаго. Что же касается старого круга знакомых из художественного мира, а также социалистов и радикалов, то Юджин по возможности избегал их. Где были Мириэм Финч и Норма Уитмор, он понятия не имел, зато о Кристине Чэннинг слышал очень часто — она выступала в Большой опере, и он видел в газетах и на афишах ее портреты. У него прибавилось и много новых знакомых, вроде Адольфа Моргенбау, преимущественно молодых художников-иллюстраторов, которые льнули к Юджину и считали себя в некотором роде его учениками.
Время от времени приезжали родственники Анджелы, и среди них Дэвид Блю, новоиспеченный младший лейтенант американской армии во всем блеске своего офицерского положения и ранга. Бывали и приятельницы Анджелы, но они очень мало интересовали Юджина: миссис Десмас, жена мебельного фабриканта из Ривервуда, у которой они в свое время снимали комнаты; миссис Вертхайм, жена мультимиллионера, с которым их познакомил мосье Шарль; миссис Линк, когда-то приезжавшая вместе с Мариеттой в старую студию Юджина на Вашингтон-сквер, а теперь жившая с мужем, армейским капитаном, в форте Гамильтон в Бруклине, и, наконец, миссис Юргенс, соседка. Покуда они были бедны, Анджела возобновляла знакомства осторожно, но когда у них завелись деньги, она решила, что может несколько удовлетворить свое желание развлечься и хоть отчасти скрасить свое одиночество. Она мечтала установить крепкие связи в обществе ради Юджина, но не представляла себе, как за это взяться.
Когда вопрос о поступлении Юджина в рекламное агентство Саммерфилда окончательно решился, для Анджелы это было большим сюрпризом. Она была рада, что если уж Юджину пришлось на время оставить высокое искусство, условия его новой, практической деятельности складываются так благоприятно: он будет сам начальником, а не подчиненным. Она давным-давно решила в душе, что он никогда не добьется успеха в деловом мире, и теперь с любопытством, хотя и без большой веры, наблюдала за тем, как он идет в гору. Надо откладывать деньги — таков был ее девиз. Придется, конечно, переехать на другую квартиру, однако не следует расходовать больше, чем необходимо. Она все оттягивала переезд, пока Саммерфилд, заглянув к ним, не высказал по этому поводу своего мнения дельца и коммерсанта.
Саммерфилд высоко ставил художественное дарование Юджина. Он давно уже собирался посмотреть его работы, и, когда Юджин сказал ему, что часть их еще выставлена у братьев Потль, Джейкоба Бергмана и Анри Ларю, он решил зайти туда, но все откладывал. Однажды вечером, после закрытия конторы, Саммерфилд с Юджином ехали в поезде надземной железной дороги, и Саммерфилд, будучи благодушно настроен, решил заехать к Юджину и посмотреть его полотна. Юджину это было вовсе не по душе. Его огорчала необходимость показать Саммерфилду их убогую квартирку. Он пытался уговорить его зайти лучше к братьям Потль, где была выставлена одна из его картин, но Саммерфилд об этом и слышать не желал.
— Мне не хотелось показывать вам мою квартиру, — извиняющимся тоном сказал Юджин, когда они стали подниматься по лестнице пятиэтажного дома. Мы скоро отсюда переедем. Я поселился здесь, когда работал на железной дороге.
Саммерфилд огляделся кругом. Это был бедный район; в двух кварталах от дома проходил канал. Неподалеку, с восточной стороны, тянулись черные угольные склады, а с северной простирался пустырь, к которому прилегал железнодорожный парк.
— О, это не играет роли, — сказал он, по обыкновению подходя к вопросу прямо и практично. — Мне-то все равно, но вам, Витла, не должно быть безразлично, где вы живете. Я держусь того мнения, что деньги нужно тратить, что каждый должен их тратить. Экономия ни к чему хорошему не приводит. Раскошеливайся! — вот мое правило. Я давно уже пришел к этому. Перебирайтесь отсюда поскорее, как только представится случай, и окружите себя дельными людьми.
Юджин подумал, что легко это говорить человеку, который преуспевает и которому все удается, но вместе с тем решил, что в этих словах есть доля правды. Саммерфилд посмотрел картины. Они понравились ему, понравилась и Анджела, хотя он не мог понять, как это Юджин выбрал себе такую жену. Она производила впечатление тихой, домовитой женщины. А в Юджине было много от богемы, хотя теперь, под воздействием Саммерфилда, он стал больше похож на клубмена. Мягкую фетровую шляпу давно сменил жесткий котелок, а костюм был самого что ни есть трезвого, делового покроя, благодаря чему Юджина можно было принять скорее за молодого коммерсанта, чем за художника. Саммерфилд пригласил к себе супругов на обед, но у них обедать отказался и отправился домой.
В скором времени, следуя его совету, они перебрались на другую квартиру. У них накопилось четыре тысячи долларов, и Анджела рассчитала, что если Юджин и впредь будет получать такое жалованье, они могут увеличить свои расходы до двух с половиной тысяч долларов в год, а то и до трех. Она настаивала, чтобы Юджин откладывал ежегодно две тысячи, на тот случай, если он когда-нибудь решит опять вернуться к искусству. В субботу, после его работы, и в воскресные дни они занимались поисками и, наконец, нашли на Западной стороне Сентрал-парка чудесную квартиру с окнами прямо в парк, в которой им, судя по всему, будет удобно и жить и принимать гостей. В квартире была большая столовая и гостиная, причем достаточно было вынести стол, чтобы соединить обе комнаты в одну. Затем было три спальни, одну из которых Анджела превратила в гардеробную, прекрасная ванная, удобная кухня с просторной кладовой и квадратная передняя, которая могла служить приемной. В доме было множество стенных шкафов, газ и электричество, лифт, обслуживаемый лифтером в красивой ливрее, и телефонный коммутатор. Как сильно отличалась эта квартира от той, откуда они выехали, где был длинный темный коридор, крутые, неудобные лестницы, был, правда, газ, но телефона не было. И район тут несравненно лучше. По улице то и дело сновали автомобили, в парке гуляла солидная публика, особенно по воскресеньям, и люди, с которыми здесь приходилось сталкиваться, относились к вам либо с вежливым безразличием, либо с подобострастной предупредительностью.
— Дело ясное, — сказал Юджин, когда они разместились в новой квартире, — мы начинаем новую жизнь.
Он отделал квартиру заново, в светлых, ярко-синих и голубых тонах, обставил гостиную и столовую мебелью под розовое дерево, купил несколько хороших картин, которые давно присмотрел на различных выставках, и повесил их вперемежку со своими собственными, а стандартную люстру заменил хрустальной. Книг у них накопилось как раз столько, чтобы заполнить красивый белый шкаф. Для спальни была куплена мебель светлого клена и белые эмалированные кровати, и вся квартира приняла элегантный и уютный вид. Они приобрели рояль, а также столовый и кофейный сервизы из гавиландского фарфора. Затем появились ковры, занавеси и портьеры, развешиванием которых руководила Анджела. Итак, они обосновались на новом месте и зажили новой и сравнительно приятной жизнью.
Анджела не простила Юджину его давнишние прегрешения, а тем более его откровенную резкость в последнем памятном случае, но это вовсе не значило, что она все время попрекала его прошлым. И теперь еще происходили иногда сцены, так сказать, отголоски пронесшейся бури. Но денег у них было достаточно, возобновились старые знакомства, и Анджела не намерена была ссориться с мужем. Юджин был внимателен к ней. Он очень много работал. Зачем же упрекать его? Вечером он садился у окна, выходившего в парк, и до полуночи корпел над набросками и проектами реклам. К семи часам утра он бывал уже одет, в восемь тридцать являлся в контору, в час или немного позже шел завтракать и только к восьми или девяти вечера возвращался домой. Иногда Анджела ворчала на него за это, порою бранила Саммерфилда, называя его бездушным зверем, но разве могла она затевать ссоры, когда у них была такая очаровательная квартира и Юджин так быстро продвигался? Ведь он трудился столько же для себя, сколько и для нее. Ему лично ничего не было нужно. Деньги его, по-видимому, совсем не интересовали. Он только работал и работал. Ей даже делалось жаль его.