Гений
Шрифт:
– Это вы ее еще не очень сильно разозлили.
– Пришлось вывести ее на улицу и там успокаивать. Ураган.
– Вы не первые пострадавшие. И думаю, не последние.
– А кстати, что вы ей такого сделали? Я так и не въехал до конца.
– Я отменил ее выставку. – Мне не терпелось поскорее узнать, чем дело кончилось. – Так рисунки у нее?
Андрейд сунул руку в ящик и бросил на стол дюжину картинок, запечатанных в пакетики для улик. Да, это точно был Крейк. Все тот же размах, то же буйство красок, тот же сюрреалистический пейзаж, имена, выведенные тем же чудным почерком, искаженные лица. Номера на оборотах в районе 9030. Андрейд раскладывал их передо мной, словно колоду карт, а я тихо радовался, что Кристиана из вредности не уничтожила добычу. И тут же сообразил: может, это все, что осталось от нескольких тысяч рисунков, которые она у меня свистнула.
– Коробка была полной, – сказал я. – Это около двух тысяч листов.
– Она только эти нарисовала, – ответил Трег.
– Вы смеетесь?
Андрейд пожал плечами.
– Ужас какой! – Я схватился за голову. – Вот черт!
– Да погодите вы расстраиваться… – начал Трег.
– Вы ее квартиру хорошо осмотрели? Черт! Да что ж такое?!
– Стойте, я еще не все рассказал, – сказал Трег. – Мы только начали.
– Черт!
– Вам это будет интересно.
– Черт!
– Мы ее отвезли к нам и допросили. Вытащили картинки. Ну, она делает оскорбленное лицо и говорит… – Трег повернулся к напарнику: – Лучше ты расскажи. У тебя классно выходит.
– Й-а-а их сама-а-а на-аррисова-алла-а, – по-скандинавски растягивая слова, повторяет Андрейд.
Я был так поглощен мыслями о потерянном сокровище, что даже не сразу понял, о чем он говорит. Когда же до меня дошло, я переспросил:
– Простите?
– Давай, – велел Трег, – объясни ему еще раз.
– Она утверждает, будто сама их нарисовала.
– Да ладно тебе, Бенни, ну еще разок покажи!
– Стоп, – сказал я. – Секундочку. Что она сама нарисовала?
– Картинки, – ответил Андрейд.
– Какие картинки?
Трег показал на стол:
– Вот эти.
Я уставился на него:
– Не смешно.
– Так она сказала.
Меня обескураживало их спокойствие.
– Зачем ей это?
– Говорит, ей заплатили, чтобы она сделала копии, – ответил Трег. – Ну, это, как его… Скопировала стиль. Вот.
– Да ну…
– За что купил, за то продаю.
– И кто ей заплатил?
– Она не признается, – сказал Андрейд.
– Ага. Уперлась как баран, – добавил Трег.
Я скрестил руки на груди:
– Чепуха.
– Мы тоже так сначала подумали, – сказал Андрейд, – и попросили ее нарисовать что-нибудь прямо тут. Я над ней сидел, так что не сомневайтесь. Вот эти картинки.
Он снова полез в ящик и вытащил второй пакет с бумагой. Рисунки от первой пачки почти ничем не отличались. Нет, беру свои слова назад. Они вообще ничем не отличались. Я таращился, моргал, снова таращился, стараясь прогнать галлюцинацию. Больше всего меня сбивало с толку, что рисунки соединялись точно так же, как соединялись рисунки Крейка. И дело не только в этом. Они и с первой пачкой тоже соединялись, с теми картинками, что изъяли из квартиры Кристианы. Казалось, Кристиана устроила перекур, а потом снова села за работу. Я спросил, смотрела ли она на первую пачку, когда рисовала. Андрейд покачал головой. Сказал, что она рисовала по памяти. Меня бросило в пот. Я вдруг вспомнил, как сам же рассказывал Мэрилин про Кристиану: «Она раньше была хорошим художником». В конце концов, образование она получила классическое, так что вполне могла скопировать рисунки художника, которого выставили вместо нее. Очень на нее похоже. Кристиана вообще ощущала себя мученицей и проповедником. Это часто очень портило ее работы. Да, вот теперь все складывалось. С другой стороны, мне трудно было смириться с мыслью, что стиль Виктора кто-то воспроизвел с такой легкостью. Ведь я считал себя единственным экспертом в иконографии его работ. Только я мог отличить, где подлинник, а где подделка. Только у меня было исключительное право на эти рисунки. А эти листки настолько же аутентичны, насколько и те, что я вытащил из грязной вонючей квартиры Виктора. Никакой разницы! Достаточно взглянуть раз, чтобы в этом убедиться. Бог ты мой! Обе пачки нарисованы одной рукой. Даже чернила, тона которых на картинках Крейка плавно переходили от одного к другому, были подобраны абсолютно точно. Комната начала кружиться у меня перед глазами: что, если рисунки, которые я привез из квартиры Виктора Крейка, ему не принадлежали? Что, если я стал объектом тщательно продуманного Кристианой розыгрыша? И Виктор Крейк – это Кристиана? Я так нервничал, что идея показалась мне вполне правдоподобной. Кристиана вообще склонна была к самоистязанию. Я так и видел, с каким мазохистским наслаждением она ждет, когда я отменю ее выставку ради другой ее выставки. В конце концов, кто такой этот Виктор Крейк? Да никто. Я такого не знал, да и никто его не знал. Все нарисовала Кристиана. Буквально все. «Мона Лиза»? Ее работа. И «Венеру Милосскую» тоже Кристиана вытесала. Все, что Кевин Холлистер собирался повесить в своем кабинете, от «Весны» Боттичелли до «Олимпии» Мане, – все нарисовала Кристиана. Я даже начал прикидывать, как ей удалось убедить Тони Векслера поучаствовать в розыгрыше. Трудновато ей, наверное, пришлось. Уже не говоря о том, что надо было еще уговорить коменданта здания, Шонесси, всех соседей, продавца во фруктовой лавке, Джо, чемпиона страны по шашкам… Все они были двойными агентами. Но… Но… Но ведь я говорил с людьми, которые своими глазами видели Виктора Крейка, встречались с ним в подъезде… Хотя, с другой стороны, никто из них не мог точно описать его внешность. А пожалуй, так даже реалистичнее. Все описывают его по-разному. Но ведь Кристиана же должна была хоть как-то подготовиться, придумать, что они все будут говорить? Просто так, на всякий случай?
У меня снова ужасно разболелась голова.
Меня смущало и раздражало поведение Кристианы. Спланировать всю эту махину, даже привлечь млекопитающих весом под тонну, в то время как можно было по-прежнему рисовать дерьмо, которое толпа и так с удовольствием покупала…
Наверное, Андрейд и Трег решили, что у меня крыша от горя поехала. Во всяком случае, когда я неожиданно произнес: «Да, прямо Меегерен [40] какой-то!» – они сочувственно кивнули. Так кивают, успокаивая душевнобольных, когда нужно выиграть время, пока мускулистые парни в белых халатах вытаскивают из машины «скорой помощи» свои сети.
40
Хан ван Меегерен (1889–1947) – голландский художник, один из самых известных фальсификаторов XX века. Прославился подделками Вермеера и Питера де Хоха. «Обманул» в общей сложности музеи всего мира на 30 млн долларов. Чтобы доказать, что его картины – подделки, нарисовал копию прямо на глазах у полицейских.
– Держитесь крепче, это еще не все, – сказал Трег. – Глядите, что мы нашли в ее квартире.
Андрейд опять открыл ящик стола. Ну что там у них еще припасено? Фотография, на которой Кристиана и Виктор распивают чаи на кухне? Андрейд протянул мне следующий полиэтиленовый пакетик. В нем лежало неоконченное письмо, написанное тем же ровным мелким почерком. Точь-в-точь как в тех посланиях с угрозами. Угрозами, как мы думали, от Виктора. На этом листке было выведено: ЛЖЕЦ.
– Почему она называет вас лжецом? – спросил Андрейд.
– А я почем знаю? Она же ненормальная.
– По-моему, эта бумажка подтверждает ее версию. Сама все нарисовала.
– Вы вроде говорили, что первые два письма вам художник прислал? – спросил Трег.
– Я думал, что он.
– Ну так по-моему, она и есть этот художник. – Трег посмотрел на Андрейда: – Как думаешь, Бенни?
– Похоже на то.
Трег улыбнулся.
– Вот вам наше экспертное заключение: это один и тот же человек. Один раз она вас уже одурачила и, вполне возможно, на этом не остановится.
– Погодите. – Я потряс письмом. ЛЖЕЦ ЛЖЕЦ ЛЖЕЦ. – Вы же не собираетесь… Она ведь мне угрожала! Вы что, ее даже не арестуете за нападение?
– Ну, – сказал Трег, – тут тоже все не так просто. Она признала, что отправила вам те два письма…
– Вот видите, – сказал я.
– И признала, что это тоже собиралась отправить. Но при этом она клянется, что письма – просто розыгрыш.
– Вы с ума…
– Вы занервничали, она испугалась, что вы догадаетесь, и перестала их посылать. Третье дописывать не стала, вот мы его и нашли.