Геннадий Зюганов: «Правда» о вожде
Шрифт:
И еще одна деталь тогдашней встречи.
Узнав, что я недавно из Ленинграда, Лапин вспомнил своих знакомых с берегов Невы — один из них, Арнольд Палей, оказалось, работал у нас в “Ленинградской правде” скромным заместителем ответсекретаря. Мой ответ явно польстил председателю: начинали, мол, вместе, а теперь — кто он и кто я?!
Ленинград, который, как прояснилось из разговора, не был чужд и С.Г. Лапину, после событий 1950-го, после, короче говоря, известного “ленинградского дела”, стал в партийных кругах своего рода ярлыком политического беженца, строптивца, бунтовщика против всемогущей, всевидящей власти московского центра; на всех нас, ленинградцев, он наложил свою потаенную печать.
Помню, как непросто притирался к Москве, ее административной иерархии, Юрий Петрович Воронов, гениальный поэт ленинградской блокады (так справедливо и честно назвал
На любом сборе “комсомолят” всегда вспоминали и, надеюсь, вспоминают и будут вспоминать его доброе имя. Собственно, без него не было бы и той “Комсомолки” с Василием Песковым, Инной Руденко, Ольгой Кучкиной, Ярославом Головановым и многими другими, кто, может быть, даже и не знал и не знает, что своим жизненным, творческим взлетом обязан Юрию Воронову.
В “Правду” Ю. Воронова прибило жестокой океанской волной, взметнувшейся после публикации в “КП” очерка Аркадия Сахнина о жутких, по тогдашним меркам, злоупотреблениях Соляника — лейб-адмирала китобойной флотилии “Слава”. Не берусь судить, насколько был прав в своих обвинениях неистовый обличитель Сахнин. Мне приходилось встречаться с ним в редакции “Правды” по другим, тоже небесконфликтным поводам, и я думаю, не всегда он был абсолютно точен в своих оценках. Отклики на его публикации в “Правде” были, скажем так, неоднозначны. Но то, что сделала “Комсомолка”, которую возглавлял Юрий Воронов, было прорывом в нашей благополучной, официозно-послушной журналистике. Это была, если хотите, публикация “с петлей на шее”. На шее, прежде всего, главного редактора.
Очень жаль, что в траурном зале Центрального дома литераторов, где в боковом, тесном приделе первого этажа у самого входа в ЦДЛ, проходила гражданская панихида по Юрию Петровичу, были те, кто, во время перестройки, находясь во власти, использовали его талант, его добросердечность и деликатность для своих, конъюнктурных целей, но почти не было тех, кто был достоин назвать себя и стать хранителем его творческого духовного наследия. Исключение — сотрудники издательства “Воскресение”, которые чуть позднее с трогательной заботой провожали в мир иной там же, в ЦДЛ, последнего из потомков мужского рода А.С. Пушкина — Григория Григорьевича, судьба которого, думаю, не случайно переплелась с судьбою “Правды”.
По-моему, я уже рассказывал о том, как снимали Юрия Воронова с поста главного редактора “Комсомольской правды”, но, рискуя повториться, о некоторых деталях упомяну еще раз, что называется “в тему”. Разумеется, то, что слышал — прежде всего с его же прижизненных слов.
Насколько я помню, реакция на корреспонденцию в “КП” о приписанной к Одессе китобойной флотилии “Слава” не была мгновенной, и вот почему. Тогда действовало жесткое, как когда-то партмаксимум, правило: гонения на главных редакторов начинались лишь с гласного или негласного одобрения самого Генсека. Даже если публикация вызвала вспышку гнева у кого-то из других высочайших лиц. Вот и на этот раз вскипел прежде других наследник “всесоюзного старосты” Николай Викторович Подгорный. Сам он вряд ли читал какие-либо газеты, но его помощники и референты, без сомнения, в обзоре прессы для высшего руководства статью в “КП” отметили. Однако Подгорный мог разве что позвонить Юрию Воронову по “вертушке” и выплеснуть желчь на своевольного газетчика — никакого значения, кроме нервного потрясения для журналиста это иметь не могло. Ну, подумаешь, разбушевался Николай Викторович! Да всем же известно, что они с этим Соляником “вась-вась”…
Не помню, был ли даже такой импульсивный звонок.
Возможно, тем все и закончилось бы, но в аппарате Подгорного были амбициозные люди, которым не нравилось, что Николая Викторовича (а значит, и их) все время отодвигают на задний план. Им очень хотелось показать, что Председатель Президиума Верховного Совета СССР не какая-то малозначащая фигура, что Н.В. не только формально идет вторым в протокольном списке высших руководителей государства. Все было обставлено так, что очерк А. Сахнина вызвал и неодобрение Леонида Ильича, тоже
Короче говоря, злополучная публикация стала предметом обсуждения в Политбюро (или Президиуме?) ЦК КПСС, возможно, вне повестки дня (я по своей статье о Байкале и по другим примерам знаю, что это такое). И Юрия Петровича, для его же блага, “попросили” перейти из популярной, но слишком юной “Комсомолки” в солидную, самую главную партийную газету “Правда” — ответственным секретарем.
Надо отдать должное: в те времена кадровики ЦК КПСС, явно не знавшие знаменитых законов Паркинсона, по наитию в совершенстве владели искусством уничижения кадров путем “возгонки” — когда неугодного сотрудника как бы выдвигают в вышестоящую инстанцию, а на самом деле загоняют в тупик.
Вообще говоря, кадровый механизм, созданный в недрах компартии Союза ССР, заслуживает немого восхищения. Ну, если не восхищения, то, по крайней мере, такого же изумления, пристального изучения и, может быть, подражания со стороны молодых необученных чиновников российской административной системы.
Борис Николаевич Ельцин взял из него только самую малость, кадровое решение должно быть внезапным. Скажем, полномочный министр летит за рубеж на солидное международное совещание и уже в самолете, пересекая воздушную границу, узнает, что он больше не министр и что ему надо ни с чем возвращаться в Россию… Или: проводится крупный международный конгресс в столице нашей Родины, долженствующий показать триумф нашей демократии, на нем с программной речью, с основополагающим докладом выступает глава какого-то российского министерства, а в перерыве заседания вдруг становится известно, что он и не глава, и не должностное лицо, а возможно, в будущем председатель совета директоров какого-то ООО, в лучшем случае — РАО, а то и вовсе вольноопределяющийся.… А еще бывает и так: поднимают ночью по боевой тревоге политика-генерала, за ним мчатся недремлющие телевизионщики, он говорит грозные слова, и оказывается, что тем самым предотвращен государственный переворот. И, само собой, летят чиновничьи головы…
Формулировка “в связи с переходом на другую работу”, сразу же ставшая пищей для анекдотов, а позже легкой добычей для юмористов-эстрадников, в советское время отнюдь не была легковесной. Она означала, что попавший под нее человек, даже из высших эшелонов власти, уже фактически трудоустроен на новом месте. (Не беру те жестокие времена, когда снятие с должности часто подразумевало последующий расстрел). Георгия Маленкова, соперника Н.С. Хрущева в борьбе за власть, к примеру, сослали в Экибастуз, ныне часть суверенного Казахстана, директором электростанции. Еще раньше, при И.В. Сталине, Авенира Завенягина, зампреда Совмина, сослали на дальний Север — возглавить строительство Норильского никелевого комбината. Арестовывали и будущих академиков Андрея Туполева, Сергея Королева и многих других, но заставляли продолжать свои научно-конструкторские разработки даже и в “шарашке”… Сталин держал в голове десятки, если не сотни фамилий и мог в любую минуту спросить у энкаведэшников: а что у нас делает академик такой-то?Страх гэбистов за свою шкуру нередко спасал жизнь крупным политикам, ученым, деятелям культуры, видным хозяйственникам.
(Отвлекусь от темы: вспомнился анекдот времен позднего Л.И. Брежнева.
Проводив в последний путь своего соратника А.Я. Пельше, вскоре после торжественных похорон Леонид Ильич проводил очередное заседание Политбюро. Обсудили один вопрос повестки дня, потом другой.… Вдруг Брежнев прерывает докладчика по какой-то проблеме:
— А где у нас товарищ Арвид Янович Пельше? Чего-то я его в последнее время не вижу…
Верно говорят: от трагедии до фарса — один шаг).
Старый правдист, так, впрочем, и не ставший журналистом, но поработавший и в ЦК, и в Совинформбюро, и в “Правде” на разных должностях (ищу эквивалент его предназначению: пожалуй, ближе всего Администрация Президента РФ или Управление собственной безопасности МВД), рассказывал, как в Управлении кадров ЦК КПСС проверяли кандидатов на зачисление в партгосноменклатуру. Доходили — в прямом смысле слова — до партячейки в сельхозбригаде, где будущего назначенца принимали сначала в кандидаты, а потом в члены партии. Разумеется, все это держалось в строжайшей тайне. И даже получив назначение на высокий пост, человек чаще всего и не догадывался, что его биографию партийные клерки изучали с лупой в руках…