Геннадий Зюганов
Шрифт:
Напомню также: в тот год, когда в Президентском совете Вы отвечали за борьбу с преступностью, число убитых и погибших в результате несчастных случаев возросло в стране на 45 тысяч человек, а число жертв других тяжких преступлений — на 109 тысяч. В три раза больше, чем в неправедной десятилетней афганской войне. Эти страшные цифры, насколько мне известно, Вы нигде и никак не комментировали. Как избегаете говорить и о нарушениях прав человека в ряде республик и регионов, о наличии в стране сотен тысяч беженцев. А ведь о возможности трагического развития событий Вы были прекрасно осведомлены заранее. Только о положении в Литве Вам было направлено несколько десятков информационно-аналитических записок. Так почему же молчит Ваша „неозябшая совесть“?
И наконец, о последнем стереотипе, который Вам так и не удалось внедрить. Речь о провалившейся попытке Ваших сторонников разрушить в сознании людей образ Владимира Ильича Ленина, Вы сами вынуждены были признать это поражение. Не прошло и года с тех пор, как Вы публично клялись в „сверххорошем“
„Вопрос: На Вашем письменном столе стоит фотография Горбачева. На стене висит его официальный портрет. Но Ленин? У Вас нет портрета Ленина? Ответ (с улыбкой): Напротив — три гвоздя. Вопрос: На которых ничего не висит. Там был портрет Ленина? Ответ: Вряд ли это был портрет Рузвельта“. Вы демонстративно, с оповещением всей Европы, выкинули ленинский портрет и выдали тем самым себе свидетельство о бедности. Надеетесь кого-то вдохновить личным примером? Есть, конечно, немало людей, оглохших от грохота Вашей идеологической молотилки. Однако отрезвление неизбежно наступит. И тогда Вам придется оглядеться и подытожить — чего же Вы достигли. Только не говорите, что Вы и Ваши соратники „пробудили народ“, „раскрыли ему глаза“. Зрячие люди не убивают друг друга из-за принадлежности к разным национальностям, не разрушают собственными руками в угоду междоусобице безответственных политиканов промышленный потенциал страны, в которой предстоит жить их детям и внукам, не травят свою армию, не унижают седины стариков, не разрушают памятники истории и культуры…
Только не убаюкивайте себя и товарищей по партии, в которой Вы состоите почти всю зрелую жизнь, невидимыми, но вроде бы существующими успехами перестройки. Как раз в те недавние дни, когда на Совете Федерации президент признал положение страны катастрофическим, когда бездействовало домен больше, чем в 1942 году, а в Закавказье боевики грохотали ракетными залпами, Вас чествовали в Англии как почетного доктора наук. Видимо, за успехи в перестройке. Не хватит ли лицедействовать?..
Хорошо понимаю, что этим откровенным объяснением с „архитектором перестройки“ у проступающих ее руин я не обрадовал своих товарищей. Но хочу горячо призвать коммунистов, у которых болит сердце за наше многострадальное Отечество: не спешите покидать партию, несмотря на все трудности и раздоры. Там, где сгоряча побросали партбилеты, уже проклюнулась ядовитая поросль, от которой задыхается трудовой народ. Вглядитесь повнимательнее в социально-политическую картину Литвы, Грузии, Армении, Восточной Европы. Там в массовом порядке на маевке красные флаги и появляются транспаранты: „Коммунисты, простите, вы были правы“. Обещанное всеобщее благоденствие вряд ли состоится там в этом веке. Да, общечеловеческие ценности не живут без социальной справедливости и заботы о тех, кто кормит себя своим трудом. А эту заботу мы приняли на себя, когда искренне и честно, а не ради лицедейства и карьеры вставали в ряды коммунистов».
Конечно, предполагал Геннадий Андреевич, что публикация этого письма всполошит обнаглевшие от сознания собственной безнаказанности «демократические» СМИ, но, откровенно говоря, не думал, что они поднимут такую волну истерии. Как и следовало ожидать, письмо сразу же было квалифицировано как «продуманная политическая акция». Этот примитивный прием яковлевской пропаганды применялся при возникновении малейших признаков сопротивления ее диктату и служил сигналом к тому, что следует принять соответствующие меры. «Взрыв» гнева не заставил себя ждать. «По жанру эта публикация, — возмущались газеты, — типичный политический пасквиль. Вряд ли Яковлев — один из светлых наших умов — нуждается в чьей-то защите. В защите нуждается многострадальная истина. И в этом, прежде всего, заинтересована сама КПСС — все честное, что еще осталось в ней. Тем более что в ней осталось и иное — бессовестное, лицемерное, ничтожное». Последнее, по мнению «демократов», и олицетворял в себе Зюганов, проявивший «полное отсутствие плодотворных идей, циничную мораль и политическую амбициозность».
«Но, — успокаивали журналисты своих алчущих возмездия сторонников, — многие из его коллег явно умнее. Не случайно столь сильно забеспокоилась „Правда“, что устами соратников Зюганова уже дважды попеняла ему: мол, хоть мы и единомышленники, зачем же публично раздеваться? Что же рядовые коммунисты скажут? И как на это посмотрит истинный объект нападок РКП — генсек?»
«Истинный объект нападок» предпочел официально не высказывать своего мнения. Советник президента В. Игна-тенко заявил, что Горбачев из-за своей занятости письма не читал, но если бы прочел, то оценил бы его негативно. Правда, Геннадий Андреевич, столкнувшись с Горбачевым через день после публикации, 9 мая, у решетки Александровского сада, пришел к выводу, что тот с материалом знаком. Но по потоку извергнутой на него несвязной брани так и не понял, с чем именно не согласен Михаил Сергеевич.
Как вспоминает Зюганов, партийную верхушку тогда охватил настоящий столбняк. Дважды публикацию разбирали на Политбюро ЦК КПСС. Удивляла реакция секретарей ЦК: в приватных беседах все выражали поддержку, а как собирались вместе, начинали вилять. Возникли двусмысленные разговоры: «Зюганов зачем-то пошел „ва-банк“…» — похоже, кого-то «осенила» мысль, что он задействован в чьей-то политической игре. Настороженность стала проявляться даже у тех, в ком Геннадий Андреевич совершенно не сомневался. Один из друзей пояснил суть невысказанных укоров: после «Открытого письма» нам теперь житья не дадут. «Нам» — это Центральному Комитету КП РСФСР. Но разве затем создавали Компартию России, чтобы, окопавшись, наблюдать за происходящим со стороны? Несмотря на то что ее руководство в целом все восприняло правильно и Зюганова поддержало, на некоторое время все же появилось у него ощущение одиночества, предчувствие которого возникло еще накануне, когда готовил материал к печати — пришлось работать над ним, ни с кем не советуясь, втайне даже от близких людей. Конечно, нечто подобное он предполагал — не зря же в «Письме» были слова о том, что своим откровенным объяснением с «архитектором перестройки» он «не обрадовал своих товарищей». Вот только не ожидал, что придется получить «пятьдесят выстрелов в спину».
Лишь позднее понял Геннадий Андреевич: то, что выпало тогда ему пережить, называется цена поступка.Впоследствии ему еще не раз приходилось сталкиваться с подобным — принимая решения, отстаивая свои взгляды, позицию партии, идя наперекор сложившимся представлениям. И не дай бог ошибиться — за ошибки в политике приходится расплачиваться в одиночку.
Когда защищал свою точку зрения на Политбюро ЦК КПСС, настаивал: вся страна так думает. Говорил об этом искренне, потому что видел по отзывам: его письмо оказалось созвучно настроениям самых разных людей. Но вполне понятные эмоции, которые испытывал тогда Зюганов, на короткое время возобладали над объективностью. Конечно же никаких иллюзий он не испытывал и прекрасно понимал, что вся странауже так не думает. К тому же любое внешнее проявление согласия с позицией российской Компартии, солидарности с ее действиями неизменно подавлялось агрессивностью «демократов», пускавших в ход шантаж и угрозы.
Для того чтобы противостоять такому напору, сдержать разрушительную лавину, собственного ресурса партии уже не хватало. В результате подрывной деятельности предателей и перевертышей она утратила былой авторитет, была измотана и обескровлена. Но все же у нее оставалось еще достаточно сил, чтобы, опираясь на колоссальный опыт работы с массами, расширить социальную базу влияния, выступить организатором общенародного движения сопротивления преступной политике горбачевско-елыдинской клики. Еще в начале 1991 года Геннадий Андреевич становится одним из инициаторов объединения разрозненных патриотических сил страны и проведения их общероссийского форума. В конце февраля в Москве прошла конференция «За великую, единую Россию», которая образовала Координационный совет народно-патриотических сил России, состоявший из представителей почти сорока организаций различной политической и идеологической ориентации. В его состав был избран и Зюганов.
Стремление главного идеолога российской Компартии поставить во главу угла ее деятельности защиту коренных национальных интересов страны обеспокоило «демократическую» прессу — Геннадию Андреевичу поспешили прилепить ярлык «национал-большевика». Однако все попытки дискредитировать Зюганова возымели обратный эффект: его авторитет как человека, последовательно отстаивающего линию на собирание всех здоровых сил общества, стремительно возрастал и укреплялся. Благодаря его деятельности ЦК КП РСФСР постепенно становился своеобразным центром сплочения патриотической интеллигенции — известных писателей, видных деятелей науки и культуры, директоров крупных предприятий, управленцев, военных. Именно эти люди оказали огромное влияние на становление Зюганова как политического лидера новой формации, сочетавшего в себе духовную независимость со способностью в критические моменты взять на себя ответственность за общее дело.
Одно дело осознать идею, совсем другое — реализовать ее. Все понимали, что медлить с созданием широкого общенародного движения за спасение и возрождение страны больше нельзя, однако мало кто представлял, каким образом это можно осуществить. В начале лета 1991 года Зюганов выступил инициатором обращения к народу, которое, по его замыслу, должно было пробудить у дезориентированных, охваченных оцепенением людей волю к действию, объединить их перед угрозой утраты Отечества, всего, что составляло смысл их жизни. В подготовке текста обращения, которое вошло в историю как «Слово к народу», принял деятельное участие главный редактор газеты «День» Александр Проханов. На предложение обратиться к людям напрямую, не уповая на остатки совести и разума у действующих властей, откликнулись писатели Юрий Бондарев и Валентин Распутин, генералы Валентин Варенников и Борис Громов, скульптор Вячеслав Клыков и певица Людмила Зыкина, президент Ассоциации государственных предприятий Александр Тизяков и председатель Крестьянского союза Василий Стародубцев. Вместе с Геннадием Зюгановым и Александром Прохановым свои подписи под обращением поставили председатель Союза патриотических сил Эдуард Володин и лидер движения «Союз» Юрий Блохин. Следует подчеркнуть, что «Слово к народу» увидело свет только благодаря мужеству главного редактора «Советской России» Валентина Чикина, опубликовавшего его в своей газете 23 июля. По духу этот документ был созвучен сталинскому обращению «Братья и сестры», прозвучавшему в тяжелейшие дни фашистского нашествия: