Геном бессмертия
Шрифт:
— Тогда понятно, — чуть разочаровано пробормотал Корнеев. — Тогда конечно… И даже — скорее всего.
— Что случилось, Николай? — первым делом спросил подоспевший Малышев, не дав Ольге уточнить, что командир имел в виду. — У меня все тихо. Враг не наблюдается…
— То-то и оно, Андрей. То-то и оно… Слишком тихо. Боюсь, как бы Михаил Иванович опять не оказался прав в своих расчетах, и мы не стали пешками в чужой игре.
— А яснее?
— Подождем на доклад Телегина. Вот тогда я и пойму весь расклад окончательно. Подсвети на карту.
Малышев присел рядом с Корнеевым, накрывая его и себя полами маскхалата, а потом чиркнул зажигалкой.
— Гляди: мы сейчас должны быть где-то здесь. В полутора километрах на запад дорога. За ней — длинный овражек, подходящий почти вплотную к песчаному карьеру. Вокруг оврага рощица. Там остановимся на дневку и помозгуем, как быть дальше. Бери, Андрей, Степаныча и выдвигайтесь вперед. Приготовьте нам местечко поуютнее. Сейчас четыре ноль пять, солнце взойдет в пять восемнадцать. Должны успеть.
— Разреши старшину подождать.
— Нет, Андрей. Не теряй время. Еще успеем поговорить. Целый световой день впереди. Один час ничего не решает. Могу лишь сказать: я почти уверен: мы в заранее приготовленной ловушке. Но немец еще не знает, что мы уже в нее вошли. И в этом наше главное преимущество.
— Но ведь узнает. Не сегодня, так завтра обязательно узнает. Наследила группа изрядно. "Призраки" итить его…
— Завтра это уже будет не столь важно. Есть одна мыслишка, поможет выскользнуть… Как говориться: "Бог не выдаст, свинья не съест". Нет, глупая поговорка. К нашей ситуации больше применимы слова из Гайдаровского "Мальчиша-Кибальчиша". Помнишь?
— "Нам бы день простоять, да ночь продержаться…"
— Именно, именно, Андрюха. Врешь, оберштурмбанфюрерская твоя морда, одессита не возьмешь за рубль, за двадцать. Нашел фраера с Фонтанки…
— Кто б сомневался, Корнеев, — насмешливо хмыкнул заместитель, отлично зная, что коль уж Корнеев начал балагурить и вспоминать родной город, значит, придумал какой-то хитрый ход. — Небось, когда ты из Одессы в военное училище поступать уехал, все торговки с Привоза благодарственный молебен в Преображенском соборе заказали?
— Это ты, типа, пошутил сейчас, да? — проворчал тот. — Потом скажешь в каком месте надо было смеяться. Иди уже, Филиппов недоделанный. Рассвет ждать не будет. И Гусева пришли ко мне…
— Не волнуйся, командир. Е2-Е4 и шашка прыгнет в дамки, — Малышев лихо козырнул, поправил пояс и ушел.
— Что-то идет не так, майор? — поинтересовался Колесников. Привычный к среде боевых летчиков, у которых личное мастерство цениться выше просветов и фасона звездочек на погонах, он легче других усвоил специфику взаимоотношений, принятую среди разведчиков. — Вижу, ты чем-то обеспокоен?
— Да как тебе сказать, Сергей. Понимаешь, мы в немецком тылу, а фрицев — почему-то нет? Как думаешь, пилот, это достаточно странно, или не очень? Лично мне не верится, что они драпанули без оглядки аж до самого Берлина.
Капитан ответить не успел, — чуть шурша листвой к группе вышел Гусев, а буквально через несколько секунд у него за плечами материализовался старшина Телегин.
— Ну, что там, докладывай! — нетерпеливо обратился к нему Корнеев. Жестом приказывая всем остальным молчать.
— Все, как ты и подозревал, командир, — кивнул Кузьмич, доставая флягу и делая небольшой глоток. — Метрах в трехстах левее, и до полукилометра правее от нас, немцев гуще, чем пчел в улье, во время роения. Если б не храпели так громко, да не воняли своей противоблошиной присыпкой, точно наступил бы которому фрицу на голову. Так и спят покатом, в траве… — потом помолчал и уверенно добавил. — Коридор это, командир. Как пить дать — коридор. А завтра, когда егеря прочешут лес, к ныне гостеприимно откупоренному горлышку бутылки, пробку обратно приставят.
— Не журись, Кузьмич… — похлопал его по плечу Корнеев. — Что будет завтра, только вышестоящим начальникам ведомо. Мы же, воспользуемся затеянной фрицами игрой и попытаемся их переиграть. Хоть и на чужом поле, зато — по нашим правилам. Группа, подъем. Держать дистанцию. Не отставать. Старшина Телегин, замыкающий. За мной, бегом марш…
К лесной дороге вышли с рассветом и едва успели перебежать на другую сторону, как слева, из-за поворота выскочила мотоциклетка и протарахтела в противоположную сторону, откуда отчетливо доносился гул, работающего на холостых оборотах, танкового мотора. Казавшийся ночью таким мирным и уютным, притихший на время отдыха, лес просыпался с приходом нового дня не звонким и благостным щебетаньем птиц, а едва сдерживаемым рычанием затаившихся в засаде "пантер", "тигров" и прочей бронированной, смертоносной "живности". Готовой растерзать, раздавить, уничтожить все живое… Но, пока разведгруппа не обнаружена, совершенно бессильной. Словно медведь, яростно размахивающий лапами, в тщетной попытке отбиться от роя, наседающих лесных пчел.
Дождавшись благоприятного момента и перебежав на другую сторону дороги, разведчики вполне комфортно расположились на дневку в узком лесистом овраге. Укрывшись в неприметной пещерке, образовавшейся осыпавшимся грунтом из-под старого граба, выросшего на самом краю обрыва и только благодаря мощным корням, удержавшимся от падения.
— Разрешаю оправиться и позавтракать. Отдыхаем три часа. Телегин, Гусев — в боевое охранение. Кому невтерпеж, можно курить, — распорядился Корнеев и, увидев как все штрафники дружно потянулись к карманам, специально для них уточнил. — Не толпитесь, парни. Курить по очереди, или одну по кругу… Вряд ли нас сегодня до обеда кто потревожит, но наглеть не стоит. Фортуна благоволит смелым но, как истинная женщина, презирает развязность и хамство.
Майор уселся на вещмешок, прислонился спиной к барельефному плетению корней и распустил шнуровку маскхалата, но капюшон снимать не стал. Свод пещерки, от любого неловкого движения, щедро осыпал людей легким песочно-земляным дождиком, а нет на марше хуже напасти, чем заполучить за шиворот горсть песка. Который потом будет мулять в самых неподходящих местах, а в лучшем случае, переместится в сапоги.
— Держи, Коля. Подкрепись, — протянул Степаныч ему располовининную банку тушенки.