Геносказка
Шрифт:
— Эй, вы! — крикнул он, убрав мушкет под мышку и приложив ладони ко рту. Трубы вокруг него неприятно и низко зазвенели, точно треснувшие бокалы. — Встречайте гостей! Мы пришли с миром. Я и… моя сестра. Мы не хотим вам вреда. Мы ищем принцессу Бланко Комо-ля-Ньев, может, вы знаете такую?
«Ага, как же, знают, — подумал он, демонстративно прижимая мушкет локтем к боку. — Небось они уже шесть лет носят обувь из ее кожи. А мы тут цвергов каких-то ищем…»
— Мы не причиним проблем! — крикнула Гретель тонко. — Напротив, мы можем вам помочь. Помощь за помощь!
Гензель ощущал движение. Он чувствовал затухающие вибрации вокруг себя, и чутье
Кожа между лопатками зудела от сдерживаемого напряжения. Гензель ощущал верткие язычки опасности, прикасающиеся к нему и мгновенно втягивающиеся. Он чуял разлитую в воздухе злость, особенное чувство, от которого хмелеешь мгновенно, как от бутылки молодого вина. Злости было много, настолько, что она обжигала похлеще мороза. От нее даже воздух казался густым и наэлектризованным. И эта злость скопилась здесь не случайно. Она была обращена против них. Она кружила вокруг, словно притянутая их собственным излучением.
— Сейчас бросятся, — спокойно сказал он Гретель. — Держись от меня подальше, а лучше вообще спрячься.
— Я геноведьма, — сказала она с неуместным достоинством.
Она не чувствовала опасности. У нее был дар к геномагии, но инстинкта хищника не было. А у Гензеля не было времени спорить. Он легко оттолкнул Гретель к стене, туда, где она не станет мешаться под ногами.
И почти тотчас ощутил: пора.
Он успел встать поудобнее, равномерно распределив массу тела. Мушкет сжат в обеих руках, но опущен вниз, создавая впечатление, что он не готов к бою, а расслабленно изучает пол. Очень обманчивое впечатление.
«Готова?» — спросил он акулу, затаившуюся у самой поверхности. Та ничего не ответила. Лишь блеснули ртутью ледяные, не умеющие выражать чувств глаза. Глупый вопрос. Она-то всегда готова…
Существо возникло перед ним внезапно, так быстро, словно не выскочило из-за трубы, а было вклеено невидимым монтажером в кинопленку. Вот перед Гензелем никого нет, и вот уже стоит оно — сутулое, обросшее грязно-серой шерстью, со свисающими до пола руками, увенчанными когтями, тяжелыми и кривыми, как лезвия плуга. Лицо — странная пародия на человеческое, с искаженными и пугающими чертами. Челюсть необычно широка и тяжела, а нос, напротив, вдавлен в лицо, почти плоский. Больше сходства с обезьяной, чем с человеком. И сходству этому не мешает даже нелепая, почти человеческая борода, торчащая пучком жесткого серого волоса.
Цверг. Вечно голодная тварь.
Кровожадный подземный карлик.
Он бросился на Гензеля молча, без рыка и возгласа. Десятилетия охоты в подземельях, где эхо может превратить в громкий отзвук даже шелест песка под ногами, научили его убивать тихо. От Гензеля его отделяло лишь три или четыре шага. И цверг не намеревался терять времени.
Он метнулся вперед — одним мягким движением, по-крысиному, и тоже совершенно беззвучно, растекся по воздуху серой молнией. Это у него тоже вышло очень ловко. Никаких высоких прыжков, никаких лишних движений. Мгновенно, пока противник не успел отреагировать, ударить всем весом его в живот, перевернуть и немедля полоснуть когтями по незащищенной плоти, вскрывая ее крест-накрест, выпуская наружу сладкий и горячий человеческий сок…
Гензель увидел глаза цверга и на краткий миг, измерить который не способен даже самый точный королевский хронометр, вгляделся в них. Глаза были золотистыми, почти огненными, и в них не было ничего человеческого. Животная ярость, упоение боем и предвкушение крови. Это существо желало разорвать Гензеля на дюжину кусков, чтобы потом, урча от наслаждения, пожирать их, перемалывая кости огромными желтоватыми зубами. Не человек — лишь жалкая, уродливая и голодная его копия.
Мозг цверга, неразвитый и слишком просто устроенный, не был способен на долговременное тактическое планирование. Но у него было то, что отличает всякого хищника: интуитивное и безошибочное чутье зверя. Он ожидал, что Гензель в попытке уклониться отступит в сторону или попятится. Он был готов к этому. Ни одному человеку не уклониться от когтей цверга, когда тот совершил свой бросок. Цверг знал, что последует за этим. Хруст слабых человечьих костей, затухающий вскрик и…
Гензель не стал отступать в сторону. Ухмыльнувшись в искаженное от адреналинового опьянения лицо цверга, он неожиданно сделал шаг вперед, прямо навстречу ему.
Кто-нибудь когда-нибудь видел убегающую от боя акулу?..
Стволы мушкета вскинулись вверх, резко, как сработавшая ловушка. И встретили цверга точно на середине его прыжка, оборвав так и не дошедшую до конца траекторию. Тяжелая сталь ударила его прямо в лицо, разрывая кожу, выбивая зубы и ломая прочные кости. Удар получился хорошим, четким и лаконичным. И очень мощным. Цверг серым комом свалился на пол, по-звериному взвыв. Морда его, когда-то имевшая отдаленное сходство с человеческим лицом, теперь утратила всякое с ним подобие — залитое кровью крошево с неровными провалами глаз. Нижняя челюсть оказалась переломанной пополам и повисла, подобно сломанному пролету моста, обнажив обломки зубов и вяло ворочающийся в пасти язык.
Цверг был ошарашен. Даже не болью, его нервная система не считала боль чем-то шокирующим или страшным. Он был потрясен неожиданностью. В отлаженном за много лет ритуале охоты что-то пошло не так. Случилось то, чего не могло случиться, что-то невозможное и оттого пугающее.
Цверг был силен. Даже после такого сокрушающего удара его тело было готово к бою. Оно зашевелилось, загребая несуразно большими когтистыми лапами, пытаясь подняться. Несомненно, человеку просто повезло. Он просто чуть более ловкий, чем его слабые сородичи, полные сладкого человеческого сока. Это не поможет ему.
Цверг заворчал, пытаясь оторвать от пола залитую кровью голову, но не успел. Потому что сверху на загривок вдруг обрушился тугой ком плотной боли, и во всем теле вдруг захрустело, да так оглушительно, что все звуки в мире вдруг сами собой погасли, да и сам мир, мгновенно набравшись багровых оттенков, стал, подрагивая, отползать куда-то в сторону…
Гензель поднял мушкет, прикладом которого размозжил цвергу основание черепа, и удовлетворенно кивнул сам себе. Опасность, жгучим электрическим полем окружившая их с Гретель, не пропала. Напротив, теперь он еще сильнее ощущал чужую ненависть. Как заведено у цвергов, первым часто нападает самый молодой в стае. Еще одна неказистая хитрость, выработанная их куцым разумом. Первый нападающий рискует сильнее прочих. Опытные самцы могут позволить себе бить добычу наверняка, пользуясь тем, что она отвлечена или изранена.