Генри Морган

Губарев Виктор Кимович

Один из членов Совета Ямайки, генерал-майор Джеймс Баннистер, передал Моргану письмо для лорда Арлингтона, в котором дал узнику весьма лестную характеристику: «Податель сего, адмирал Морган, отправляется домой на фрегате „Уэлкам“, чтобы отчитаться, как предполагается, за свои действия против испанцев. Я не знаю, найдет ли он там одобрение, но здесь за свою благородную службу он получил громкие и почетные аплодисменты как со стороны сэра Томаса Модифорда, так и со стороны Совета, выдавших ему каперское поручение. Я надеюсь, без обид могу сказать, что он — очень достойный человек, невероятно храбрый и способный вести за собой, который может, будь на то воля Его Величества, хорошо служить обществу на родине или быть

весьма полезным этому острову, если война с испанцами вдруг вспыхнет снова. Я прошу помощи у Вашей светлости, чтобы он мог получить поддержку со стороны Его Величества в этом деле, и тем самым Ваша светлость сможет рассеять сомнения членов [Тайного] Совета, которые могут возникнуть у них относительно его каперского поручения».

Хирург Ричард Браун тоже хотел отправиться в Англию на борту «Уэлкама», уверяя, что «адмирал Морган обещал взять его с собой», но в последний момент Линч запретил ему покидать Ямайку и велел капитану Кину не пускать его на корабль. В письме госсекретарю Уильямсону обиженный Браун писал: «Я не считаю себя чем-либо обязанным адмиралу Моргану, поскольку, если бы он сдержал свое слово, я бы уехал; дай Бог, чтобы он смог найти хотя бы несколько таких преданных друзей, как я, но золото в его кармане, принадлежащее мне и другим [участникам панамской экспедиции], может кое-что сделать».

Через пару дней «Уэлкам» снялся с якоря и, салютовав форту Чарлз, вышел из гавани Порт-Ройяла в открытое море. Его путь лежал сначала на запад, к островам Кайман и кубинскому мысу Сан-Антонио. Затем, подхваченный Гольфстримом, он прошел Флоридским проливом в северном направлении и, оставив за кормой побережье Америки, направился через неспокойные воды Атлантического океана к родным берегам. Спустя три месяца он был уже в Англии.

4(14) июля капитан Кин писал из Спитхэда, что двое заключенных — Морган и Уизерборн — все еще находятся на борту его фрегата, «но очень измучены своим долгим заключением, особенно полковник Морган, который весьма болен».

Спустя некоторое время капитан Кин получил с нарочным пакет, запечатанный королевской печатью. Высочайшее указание гласило: «Полковника Моргана отпустить на берег под честное слово. Жительство иметь в Лондоне на собственный счет».

Влиятельные друзья не оставили Моргана без поддержки. В августе госсекретарь Уильямсон получил письмо от Уильяма Моргана, заместителя лейтенанта в графстве Монмут, «желавшего, чтобы он благосклонно отнесся к полковнику Генри Моргану с Ямайки, [моему] родственнику и бывшему соседу, высланному за неправильное поведение на испанской территории на службе у Его Величества, ибо я располагаю весьма положительными отзывами о нем; предпринимая недавние действия в отношении Панамы, он вел себя так благоразумно, верно и решительно, как и следовало ожидать; и после возвращения его служба была отмечена тамошним губернатором и Советом, которые объявили ему благодарность; все добрые люди были бы обеспокоены, если бы человек такой преданности и ревностного служения делу Его Величества в тех краях был низвергнут за неимением друзей, готовых ему помочь».

Страстные призывы друзей Моргана были услышаны. Молодой сэр Кристофер Монк, второй герцог Альбемарль, оказал Моргану протекцию. «В свои девятнадцать лет, — писал Жорж Блон, — герцог был богат, как Крез, верховодил светскими львами и явно не стремился получить приз за добродетель и благонравие. В Лондоне нельзя было найти человека, более подходящего… Моргану, чем этот способный юноша».

Единственная реальная угроза для «короля» флибустьеров исходила от испанского посла: даже если Морган и не знал о Мадридском мире, его каперское свидетельство не давало ему права вести военные действия на суше и разорить Панаму. Однако защита Моргана обращала внимание министров двора на фразу в его поручении, выданном Советом Ямайки,

где прямо говорилось о том, что он получает «полномочие высадить во вражеской стране столь много своих людей, сколь он сочтет необходимым, и с ними отправиться к таким местам, в которых, по его данным, будут находиться… склады и войска; и тогда, соответственно, брать, уничтожать и рассеивать их; и, наконец, совершить всеми доступными способами подвиги, которые будут служить сохранению и спокойствию этого острова, что является главным интересом Его Величества в Индиях».

Один из министерских секретарей заметил, что, маршируя и вступая в бой организованным военным строем, Морган тем самым «присвоил себе привилегии армии Его Величества» и осуществил официальный акт войны. Морган ответил, что он лишь завершил работу, начатую в Портобело, и предотвратил будущие нападения испанцев на английские корабли и Ямайку, надеясь, что это будет «война ради окончания войны». «Рассадницу чумы» Панаму необходимо было уничтожить, чтобы положить конец испанской агрессии.

Его также спросили, почему он не поверил испанцам, когда они сказали, что между их странами подписан мир. Морган ответил, что он не верил никому, кто говорил ему об этом.

И добавил, что ни за что не поверил бы этому, поскольку весь его прежний опыт подсказывал ему, что испанцы были лжецами.

— Ай ловкач! — рассмеялся король.

Морган стал невероятно популярным среди британцев, особенно в столице. Он был душой любой компании как в городских тавернах, так и при дворе. Герцог Альбемарль и герцог Монмут находились в числе его друзей и собутыльников.

Можно не сомневаться, что король получил неплохой доход от приватирских экспедиций Моргана. Немало досталось и его брату герцогу Йоркскому, занимавшему пост лорда-адмирала Англии.

Карл II провел консультации с братом и членами так называемого «министерства КАБАЛ» (CABAL Ministry) — лордами Клиффордом, Арлингтоном, Бекингемом, Эшли и Лодердейлом. Они полагали, что в условиях разгоревшейся третьей англо-голландской войны сохраняется риск потери Ямайки. Нужно было вернуть Моргана на остров для восстановления спокойствия колонистов и укрепления береговой обороны.

Вердикт судей, рассматривавших дело Моргана, был предсказуем:

— Не виновен!

Экс-флибустьер снова вышел сухим из воды, и публика была в восторге.

Через некоторое время лорд Арлингтон передал Моргану просьбу короля Карла высказать свои соображения по поводу усиления обороноспособности Ямайки. Морган охотно откликнулся на это и подготовил памятную записку, датированную 1(11) августа 1673 года. В ней он подробно расписал, что следует предпринять для защиты острова и его морской столицы — Порт-Ройял а. В частности, он просил позволить купцам снарядить 26-пушечный корабль с необходимыми припасами и командой, насчитывающей всего 30 моряков, и выделить для его сопровождения королевский фрегат пятого ранга. На Ямайку необходимо было доставить 20 новых пушек (в том числе 10 кулеврин и 10 полукулеврин), чтобы установить их на батареях Порт-Ройяла, а также снабдить форты порохом, ядрами и иным боевым снаряжением. Этого, по мнению Моргана, было вполне достаточно для защиты гавани и складов.

20 (30) ноября король принял Моргана в Уайтхолле и подарил ему табакерку со своим изображением. После этого Морган проводил все больше времени при дворе, выискивая подходящий случай вернуться на Ямайку — там его ожидали жена, родственники и друзья.

23 января (2 февраля) 1674 года лорд Арлингтон информировал Совет по делам торговли и плантаций, что король Карл решил назначить новым губернатором Ямайки графа Карлайла, а его заместителем — Моргана. Принимая столь необычное решение, король учел «его [Моргана] преданность, благоразумие, храбрость и долгое знакомство с этой колонией».