Генри, ты - Охотник!
Шрифт:
Генри испытал облегчение. Он столкнулся с Терезой в одном из проходов, та выгнул тонкие брови, разглядывая книгу которую он держал в руках. На её лице появилось выражение сомнения, она нахмурилась, поджимая губы и раздумывая. Генри неуверенно замер.
– - Тебе не стоит это читать, -- после раздумий сказала Тереза и, протянув руки, с лёгкостью вынула книгу из хватки Генри. Тот от растерянности не знал, что сказать и как возразить. В его голове мгновенно выстроилась картинка того, как он решительно забирает книгу назад и вежливо отбивается. Девушка же замрёт поражённая его острыми, как бритва, словами и не будет знать, что сказать, а он, такой саркастичный гордо пройдёт с книгой к читальным местам и будет получать наконец-то новую информацию.
Генри промолчал, а Тереза обогнула его и осторожно, с лаской, поставила книгу на место, погладив корешок.
– - Эти книги не для тебя.
Генри удивлённо моргнул несколько раз, на его лице появилось выражение, которое легко можно было бы приписать обиженному щеночку. Лысому такому и с кривенькой, для собаки, мордочкой, но всё же щеночку, которого обидели. Тереза Вольна не любит собак. Никаких. Поэтому спокойно ставит книгу о себе подобных на полку, стирает ладошкой пыль с деревянной поверхности. Генри сердито хмурится и ищет слова, надеется, что подберёт.
– - Разве книги не для всех?
– - Только для тех, кто умеет читать и смотреть, -- Реджина стояла за спиной Генри и тот, вздрогнув, развернулся. Он только что нашёл правильные слова, чтобы возмутиться и ответ Смотрительницы был словно ушат кипятка. Больно не только когда вода на тебе, но и после. Она снисходительно смотрела в зелёные глаза и, качнув головой, развернулась, чтобы вернуться к реставрации книг. Смотрительница остановилась в конце ряда стеллажей. Она стояла боком к Генри, уже развернувшись, чтобы уйти. Она собиралась что-то сказать, и замерла, раздумывая, стоит ли или нет. Реджина Ламорте промолчала. Ушла. В своей голове она создала красивое объяснение, многословное и правильное. Но говорить вслух ей уже не захотелось.
Тереза ушла при появлении Смотрительницы. Нырнула в другой ряд, скрываясь в длинной веренице стеллажей.
Генри прикусив губу, стоял в тени отбрасываемой книжными полками, в полосах света клубилась пыль, сам он чувствовал себя такой же пылью. Прикрыв глаза Блэк тихо вздохнул, и, расстроившись, сел в конце читального зала. Там он провёл всё время до закрытия библиотеки, и первый выскочил за двери, получив в спину безразличный взгляд Реджины и недовольный Терезы.
– - Думаете, ему тут место?
В ответ на вопрос Реджина молча посмотрела на Терезу, но ничего не сказав закрыла дверь и, развернувшись, пошла вдоль книжных стеллажей. Тереза недовольно поджала губы, но не стала снова повторяться, не желая раздражать свою Наставницу.
Билеты до Щёцина были только на вечер субботы. Пенни прибывает на вокзал заранее, хмурится глядя на толпы народа и думает -- лучше бы она поехала автостопом, -- и сразу же поправляет себя -- у неё мало времени и много вещей, не лучше.
– - Лучше бы поехала автостопом, -- говорит мысленно себе Пенелопа, когда приходит время посадки, и она видит, как много народу едет вместе с ней. Очередь вьётся змейкой вокруг столбов и скамейки, люди тянутся медленной вереницей. И все выглядят не довольными, даже те, кто в самом начале очереди. Пенни пристраивается в конце и, глядя на вереницу людей, вспоминает документальный фильм про СССР. Там и то люди в очередях выглядели куда как жизнерадостней, хотя Блэк допускала, что дело в том, что это были постановочные кадры. Посадка длится и длится и периодически в очереди тут и там вспыхивают ссоры.
А потом автобус по дороге застревает из-за какой-то неожиданной поломки и Пенни бормочет себе под нос:
– - Лучше бы поехала автостопом.
И когда женщина рядом с ней меняется местами с маленькой девочкой, Пенелопа только закатывает глаза, повторяя про себя, что не надо было ехать на автобусе.
Тяжело вздохнув, Блэк старается не обращать внимания на вертящуюся на месте девочку. Пенни не любит детей, она сама, по мнению окружающих -- как ребёнок, поэтому никто не удивляется, что Пенелопа Блэк не собирается рожать. Себе Пенни ничего не объясняет, не хочется и не хочется. У неё всё просто устроено.
Пенелопа роется в карманах, разыскивает наушники, когда к ней обращаются:
– - А вы не могли бы поменяться местами с Ольхой?
Блэк с недоумением поворачивается на голос, смотрит в усталое лицо женщины, которая нависает над ней. Пенни косится в сторону ребёнка, рассматривает девочку, той что-то около шести и вообще-то, по мнению Пенни это самый мерзкий возраст.
– - Не хочу.
Блэк затыкает уши наушниками и отворачивается к окну, игнорируя недовольный взгляд ребёнка и матери. Через какое-то время девочка вертится всё сильней и дёргает Пенни за руку, пихает в бок, вертясь на месте. Это продолжается какое-то время, сердитые взгляды не успокаивают ребёнка, девочка ничего не боится, а её мать сидит позади и дремлет.
Пенелопа ловит тонкое детское запястье, когда ребёнок снова пихает её в бок, в этот раз, с ногами забравшись на сидение. Блэк наклоняется ближе к лицу девочки, смотрит чёрными без белков глазами, улыбается ей, а ребёнок, замерев, наблюдает за тем, как человеческая челюсть меняется на мощные крупные клыки. Рука Пенни тоже меняется, и в запястье впиваются острые длинные когти, вспарывая нежную кожу тонкими не большими ранками. Это длится какие-то несколько секунд, после чего всё, кроме ранок и страха, пропадает:
– - Шевельнись ещё раз или издай хоть звук, и я съем тебя и твою маму, ясно?
Девочка кивает, и в огромных глазах собираются слёзы. Пенни не обращает больше на неё внимания, откидывается на своё сидение и дальнейшая дорога полностью устраивает её тишиной и покоем, она даже к концу дороги засыпает.
Автобус прибывает на место утром воскресенья. Пенни звонит в участок, где работает брат, разу же, как только сходит с автобуса. За её спиной, наконец-то, рыдает навзрыд девочка и пытается что-то рассказать матери. Пенелопа не обращает внимания, слушает только гудки в трубке и тихо ругается про себя: Ну конечно, откуда в воскресенье у кого-то желание говорить по телефону?