Генрих IV
Шрифт:
Что это было за преступление? То, которым Господь поразил Онана.
Король был совершенно прав, говоря, что Жан Шатель сумасшедший.
Наказание было ужасным. Иезуиты были изгнаны из Франции как растлители молодежи, нарушители общественного спокойствия, враги короля и государства.
Отец Гиньяр, у которого нашли мятежные рукописи, был повешен. Его труп брошен в огонь, и пепел его развеян по ветру. Жан Шатель понес наказание цареубийц. К его руке привязали нож, которым он воспользовался, чтобы совершить преступление, и рука эта была
И, наконец, его дом перед Дворцом юстиции сравняли с землей, а на его месте возвели пирамиду, на четырех сторонах которой был выбит указ парламента и надписи на греческом и латыни.
Эта пирамида была разрушена по приказу внука Генриха IV Людовика XIV в 1705 году в ответ на просьбу иезуитов, вернувшихся во Францию. Старшина торговцев Франсуа Миран приказал на месте пирамиды воздвигнуть фонтан, переместившийся теперь на улицу Сен-Виктор.
Со всех сторон на короля посыпались поздравления, речи, приветствия, манускрипты в прозе и стихах.
Среди них был и тот, который заставил короля надолго задуматься. Написал его д'Обинье, оставшийся ярым кальвинистом, несмотря на вероотступничество короля. Вот он.
КОРОЛЮ Когда отречется твой рот, Мой Бог не оставит щедрот: Без гнева его поразит. Ложь сердце твое обовьет, — Но взор его бездну пронзит, — Неверное сердце убьет.Эта угроза стала пророчеством, которое шестнадцать лет спустя Равальяк решится осуществить.
Закончим анекдотом. Он восхитительно завершает вхождение Генриха IV в Париж.
В первый же день он явился к своей тетке, мадам де Монпансье, яростной стороннице Лиги. Она была страшно удивлена, увидев своего великого врага, без свиты входящего к ней, почтительным племянником, отдающим праздничный визит.
— А, — спросила она его, после того как он уселся, — так что же вы собираетесь здесь делать?
— Честное слово, — сказал Генрих, — у вас были когда-то такие роскошные конфитюры, что у меня слюнки текут уже от того, что я спрашиваю, есть ли они у вас теперь?
— А, понимаю, племянничек. Вы хотите застать меня врасплох, думаете, из-за голода у меня их больше нет?
— Нет, ventre-saint-gris! — ответил король. — Просто я хочу есть.
— Манон, — сказала герцогиня, — прикажите подать абрикосовый конфитюр.
Манон принесла банку абрикосового конфитюра. Мадам де Монпансье открыла ее, взяла ложку и хотела попробовать. В эту эпоху вошло в привычку пробовать все, что предлагалось королю. Но Генрих ее остановил.
— О, тетенька, как вы могли подумать!
— Как? — ответила она. — Разве я не достаточно воевала против вас, чтобы вы меня не заподозрили?
— Я ни в чем не подозреваю вас, тетенька.
И, взяв из ее рук банку, он безо всяких проб опорожнил ее.
— Ах, — воскликнула она, — видимо, сир, придется быть вашей подданной.
И, упав к его ногам, попросила его руку для поцелуя. Но он протянул обе руки и обнял ее.
Кстати, по поводу проб. Вот что произошло на следующий день. Дворянин, который подавал королю за столом, был настолько рассеян, что, наливая ему вино, сделал пробу не из крышки кувшина, как положено, а прямо из кувшина.
Генрих спокойно смотрел, как он это делает, а затем сказал:
— Если вы будете так пить за мое здоровье, я всегда скажу, что вы правы!
Глава V
После возвращения в Лувр настала пора вознаграждений. Была создана целая группа кавалеров ордена Святого Духа.
Граф де Ла Вьевиль — отец, дворецкий господина де Невера, племянника Генриха IV, стал одним из них. Когда пришла его очередь получать этот знак, он преклонил, как обычно, колени и так же, как обычно, произнес известную фразу:
— Клянусь смертью, я не достоин.
— Это, черт возьми, мне прекрасно известно, — ответил король. — Но племянник так упрашивал, что я не мог ему отказать.
Ла Вьевиль рассказывал потом об этом сам, так как не без оснований опасался, что если он будет хранить в тайне этот анекдот, то король с его гасконским характером не преминет его разболтать.
Де Вьевиль был, впрочем, человеком находчивым. Однажды он осмеял одного дуэлянта, неизменно убивавшего своего противника. Осмеянный послал двух секундантов объявить графу де Ла Вьевилю, что будет ждать его назавтра в парке в шесть часов утра.
— В шесть часов? — ответил Ла Вьевиль. — Даже мои собственные дела не заставят меня подняться в такую рань. И я буду круглым дураком, если проснусь в такой час из-за дел вашего приятеля.
И не пошел на свидание, а отправился в Лувр, где рассказал всю историю, чем склонил всех насмешников двора на свою сторону.
Люди типа Генриха IV довольствуются теми, кто их окружает. (Вспомним письмо, написанное Крийону после битвы при Арке.) Крийон присоединился к нему и старался как можно меньше его покидать. Однако, когда Генрих IV входил в Париж, Крийон был в Марселе с юным герцогом Гизом, которого Генрих IV назначил губернатором Прованса.
В Блуа в 1588 году Генрих III предлагал Крийону убить герцога Гиза, но тот бросил в ответ:
— Сир, вы принимаете меня за другого.
И, повернувшись спиной к Генриху III, вышел.
Король отправил его к юному герцогу Гизу, и Крийон сделался настоящим губернатором Прованса.
Между тем испанский флот маневрировал вблизи Марселя.
Однажды ночью, когда юноши выпивали, а Крийон спал, молодые люди решили проверить, насколько Крийон, которого называли храбрым, на самом деле храбр. Они ворвались в его комнату с криками: