Генрих
Шрифт:
Караул не со своим оружием – дело необычное. Понимал это и комбат. Он заметно нервничал, и часто курил. Позывные тоже были странными. По большей части, в качестве позывных нам давали животных – птиц, рыб, зверюшек всяких – «Буйвол» там или «Мурена». Бывали и фантастические твари «Сфинкс», «Фурия», «Леший». Если и бывали «неодушевленные» позывные, то они всегда были родственниками по какой-нибудь линии: «Гранит»-«Агат»-«Рубин» или «Чаша»-«Котёл»-«Кубок». Сейчас нас вызывали по одному к столу, стоящему возле обзорного окна, и показывали на бумажке позывные – основной и для нештатных ситуаций. Строжайше запретили делиться с кем-либо, и сразу разводили на посты. Позывные сослуживцев я узнал позже, когда мы возвращались в часть. Как мы ни пытались, ассоциаций между используемыми словами не нашли. «Теле», «Родос», «Сова», «Туба», «Зебра» и ещё несколько не связанных друг с другом слов. Мне достался «Белок» – основной, и «Фомич» – для нештатных ситуаций.
Когда меня привели на пост, уже стемнело.
Жизнь в условно-закрытом армейском обществе не особо богата на интересные события – муштра, наряды, караулы, поэтому бойцы быстро приучаются примечать всё мало-мальски способное утолить информационный голод, и впитывают всю информацию, если событие имеет шанс быть нескучным. Но, мне, расстроенному до невозможности, тогда всё это, вдруг, показалось далёким, как будто чужим, что ли, из другого пласта цивилизации – какие-то люди, машины, самолёты. И тут я увидел нарушителя… Так бывает, когда увлечённо читаешь книгу или смотришь какой-нибудь фильм, погружаешься в него, практически сам становишься невидимым персонажем, а потом, бац – реклама или телефонный звонок! И ты, отрываясь от экрана или страницы, видишь окружающий тебя мир, как будто он только что появился – стулья, занавески, сосед по купе – всё прорисовывается заново в сознании, которое ошалело озирается и пытается адаптироваться к смене реальности… Откровенно говоря, реальность вокруг моего поста, была не особо разнообразна: пара аккумуляторных фонарей, метрах в пятнадцати каждый, несколько валунов, размером с ведро, вывороченное с корнем дерево и чахловатый куст. Возле куста я и увидел человека. Боковым зрением. Он сидел на земле, слева от меня метрах в трёх, и смотрел на суету возле самолета. Удивление со страхом ещё только приступили к спору, кто будет рулить адреналиновым всплеском, а рефлексы уже вовсю работали – за секунду, поворачиваясь и вскидывая автомат, я присел, включил тактический фонарь и заорал «-Стой! Руки вверх!». Сердце учащённо билось и гнало насыщенную адреналином кровь, я сидел в красивой позе, с крутым автоматом, в ушах звенела какая-то песня о женщинах, гордящихся мужьями, сыновьями и братьями, защищающими родную землю… А у кусточка никого не было. Только одна ветка, словно успокаивая меня, помахивала из стороны в сторону. Я медленно поднялся, и подошёл к тому месту, где сидел нарушитель. Несколько следов некрупного животного, возможно, лисы. В голове настойчиво тянула на себя одеяло, до банальности очевидная мысль – «Почудилось!». Прямо под кустом лежал какой-то свёрток. Присев, я взял его в руки и чуть не выронил – в ухе резко и требовательно прозвучало «– Белок, что у вас?!». Не знаю почему, но мне показалось, что спрашивающие на меня смотрят – недобро и с подозрением, как полицейский, проверяющий документы. Как будто говорящий стоит прямо за спиной. Рефлекторно запихнув пакет за пазуху, я протараторил:
– Возможно, нарушитель. Визуальный контакт, сейчас потерян. Исследую место…
– Отставить! Быть на месте. Ждать группу анализа. Бдительность не терять!
«Группой анализа» были парни в тактических костюмах – как из фантастического фильма: шлем, с непроницаемо чёрным стеклом, спецфурнитура и всяческие прибамбасы. Они были последним рубежом, внутренним кольцом охраны объекта. Потом – наша зона ответственности, следующее кольцо – метрах в пятистах – погранцы, а снаружи, по словам комбата, оцепление из местного ОМОНа. Если присылают этих «волкодавов-аналитиков», значит дело серьёзное. Пару секунд я поразмышлял – стоит ли сказать по радио о пакете. Сообщить о пакете, понятное дело, необходимо, но кто его знает – может нельзя о таком в эфир. Ещё, конечно, досада сыграла свою роль: так со мной обращались, как будто не бдительность проявил, а сам пытался секретную военную тайну украсть! Отдам лично – решил я и пошёл к облюбованному местечку – у поваленного дерева. Только я подошёл – 4 шага всего– и присел на корточки возле комка корней – в ухе раздалось раздражённое:
– Белок! Что происходит?!
– Сохраняю бдительность, продолжаю наблюдение. Отошёл к укреплённой позиции. – Сарказм был прикрыт лишь фиговым листочком – мне показалось удачным подерзить, формально не выходя за рамки Устава.
– Замри. – голос был таким же злым – Сойдёшь с места – подстрелят. Выключи фонарь!
Я, чертыхаясь, выключил фонарь на автомате. Тут же вспомнил про находку. И бразды правления адреналином перешли гневу – такая вдруг злость накатила, не на кого-то конкретно, а вообще, на ситуацию, что я, с мыслью «– Хрен вам, а не улику! Дембельский подарок это, компенсация за сверхсрочную!» – запихал пакет в углубление среди корней и заткнул отверстие камнем, поднятым тут-же. Камень лёг так удачно, что я, в слабом потоке бледного света от далёкого фонаря, не видел только что сделанный тайник. Рука потянулась было к клубку корней, чтобы поискать наощупь, как вдруг справа возникла тень в виде двух ботинок с высоким берцем. Я повернул голову – безмолвным истуканом передо мной стоял один из «ковбоев последнего рубежа». Поднявшись, я смотрел ему прямо в шлем – где-то в середину, представляя пару козлиных глаз с прямоугольными зрачками. Он смотрел на меня. Затем, быстро подняв руку к шлему, что-то ковырнул и раздался хрипловатый голос:
– Где?
Я махнул рукой. Потом вспомнил – Там ещё следы животного мелкого, может это и… – суперсолдат посмотрел на меня и произнес – Как выглядел?
Этого я не помнил. Или не видел. Но что-то же я видел!
– Небольшой… не как ребёнок, а сухощав… и ниже среднего – моё описание нарушителя было похоже на детский лепет, но «чёрный шлем» слушал меня внимательно.
– Пожилой? – коротко рыкнул он.
– Что? – слово, которое в армии мы не использовали и было оно, вроде как с гражданки, сбило меня с толку.
– Возраст какой?
– Да, точно – выглядел как старик! – я вдруг вспомнил лицо нарушителя – лицо буддийского монаха – Усы вниз и борода, седые. Не уверен, вроде как в цигейке стёганой – память выдала всё что могла (ну или что хотела) и взяла передышку.
«Групповой аналитик» выпрямился и произнёс: – Подтверждается! Возможно – Леший! – затем повернулся, посмотрел на меня и чем-то щёлкнул на шлеме. Отвернувшись, он постоял секунд десять и исчез в темноте. Тут же в наушниках раздалось «-Ёжик сорок два… Ёжик сорок два». Это был наш сигнал срочного сбора. Ещё один из текущих протоколов охраны. Не знаю, кто там у них отвечал за стратегию безопасности, но он точно – маньяк! Перехватив автомат, я рванул к самолёту кратчайшим маршрутом.
Почти все наши были уже на борту. Майор Кляп, стоя у трапа подгонял меня и Самойлова, которому достался самый дальний пост. Только мы уселись, как самолёт заревел моторами и побежал по полосе. В отгороженной части транспорта стоял груз. Он был полностью укрыт брезентом. Дверь в решётке была заперта каким-то, очень технологичным по виду, замком.
Летали мы ещё почти сутки. Садились на каких-то аэродромах, заправлялись, получали паёк и улетали. В итоге, сели в одном северном городе, на один из военных аэродромов. Сюрпризы продолжились – внезапно выяснилось, что в грузовом отсеке находилось трое из «аналитической группы». Эти коммандос вылезли на свет, только когда к самолёту подали спецтранспорт для груза. Они сами открыли замки, пообщались с прибывшей группой сопровождения и проследили за погрузкой. Не снимая шлемов. Собрали у нас супер-пушки и выдали наши «калаши». К комбату один из «аналитиков» подошёл, когда колонна уже готовилась уезжать.
– Майор, дождаться нас!
– Сколько! – Кляп был зол и хмур.
– Без нас не взлетать! – последние слова были брошены пилотам. И тут я заметил, что пилоты совсем не те, с которыми мы летели в Китай. Лётчики заперлись в кабине, а мы ушли в небольшое каменное здание, ожидать «аналитиков». Комбат достал свою фляжку, с которой не расставался в поездках, и, оставив меня старшим, ушёл. Майор был очень коммуникативным человеком и у него повсюду были родственники, друзья и знакомые. Это очень помогало, особенно в командировках. Вот и сейчас – мы все это понимали – Кляп пошёл разведать обстановку. Часа через два он вернулся и, заняв единственное лежачее место, уснул. Ещё через час прибежал прапорщик, в расстёгнутом кителе и без головного убора. Дыша высокооктановым перегаром, он бросился будить комбата. Они вышли, а через двадцать минут мы уже ехали на грузовичке в сторону города. Этих – в «скафандрах» которые, мы больше не видели. В общем, добрались мы до части своей на поезде, а через два дня меня демобилизовали. Майор Кляп мне часы подарил – командирские, с дарственной надписью, вроде как, наградные ему. Я было в отказ, но он настоял.
Санька расстегнул ремешок, и дал часы Генриху.
– Северодвинск… – Генрих рассматривал часы. Вопрос снова прозвучал как констатация. Турист напрягся. «– Вот это фокус!…Разболтался я что-то, здесь же граница рядом – а если это резидент китайский?!».
– Ну… таблички с названием я там не видел – глядя в кружку, произнёс Санька. Индеец метнул взгляд на гостя. – В одном городе… – проговорил он, поведя плечом. «– Ну, конечно! – Саньку осенило – про остальные аэродромы я сказал – «какие-то», а конечный пункт – «в одном городе», значит местность мне знакома.». Ему вдруг стало стыдно – человек ему, возможно, жизнь спас, обогрел, накормил, а в благодарность – подозрения необоснованные. Прихлебнув из кружки, он посмотрел на Генриха и, устроившись поудобнее, улыбнулся.