Генрик Сенкевич. Собрание сочинений. Том 3
Шрифт:
Повскакали с постелей жители ближайших застянков. Гостевичи Дымные, Стакьяны, Гаштовты и Домашевичи собирались толпами на дорогах, перед домами и, глядя в сторону пожара, передавали из уст в уста страшную весть: «Верно, неприятель ворвался и палит Бутрымов… Это небывалый пожар!»
Гром ружейной пальбы, долетавший по временам, подтверждал это предположение.
— Идем на помощь! — кричали те, кто посмелей. — Не дадим погибать братьям!
Пока старики еще только толковали об этом, молодые, которые не пошли в Россиены, чтобы зимою обмолотить хлеб, уже садились по коням. В Кракинове
В Водоктах тихий стук в дверь разбудил панну Александру.
— Оленька, вставай! — крикнула панна Францишка Кульвец.
— Войдите, тетушка! Что там творится?
— Горят Волмонтовичи!
— Во имя отца, и сына, и святого духа!
— Пальба слышна даже у нас, там бой! Боже, будь милостив к нам, грешным!
Оленька страшно закричала, соскочила с постели и стала поспешно набрасывать на себя платье. Девушка тряслась как в лихорадке. Одна она сразу догадалась, что это за неприятель напал на несчастных Бутрымов.
Через минуту со всего дома сбежались со слезами разбуженные женщины. Оленька бросилась на колени перед образом, они последовали ее примеру, и все стали громко читать молитву на отход души.
Не успели они прочесть и половину молитвы, как от внезапного стука затряслась входная дверь. Женщины вскочили на ноги, крик ужаса вырвался у них из груди.
— Не отпирайте! Не отпирайте!
Стук повторился с удвоенной силой, казалось, двери вот-вот сорвутся с петель. В эту минуту в толпу женщин ворвался слуга Костек.
— Паненка, — крикнул он, — кто-то стучит, отпирать или нет?
— Он там один?
— Один.
— Поди отвори!
Слуга выбежал, а панна Александра, схватив свечу, прошла в столовый покой, за ней последовали панна Францишка и все пряхи.
Только панна Александра поставила свечу на стол, как в сенях раздался лязг железного засова, скрип отпираемой двери, и перед глазами женщин показался Кмициц, страшный, черный от дыма, окровавленный, задыхающийся, с безумными глазами.
— Конь у меня пал под лесом! — крикнул он. — За мной гонятся!
Панна Александра устремила на него взор.
— Ты, пан, спалил Волмонтовичи?
— Я! Я!
Он хотел еще что-то сказать, но со стороны дороги и леса донеслись внезапно крики и конский топот, который приближался со страшной быстротой.
— Дьяволы! За моей душой!.. Хорошо же! — крикнул, как в бреду, Кмициц.
В ту же минуту панна Александра повернулась к пряхам:
— Будут спрашивать, сказать, никого нет, а теперь ступайте в людскую и принесите сюда свет! Затем Кмицицу: — Сюда, пан! — и показала на смежную комнату.
Чуть не силком втолкнув его в открытую дверь, она тотчас ее заперла.
Тем временем вооруженные люди наполнили двор усадьбы, и в мгновение ока Бутрымы, Гостевичи, Домашевичи ворвались в дом. Увудев панну Александру, они остановились в столовом покое; стоя со свечой в руке у двери, ведущей в смежную комнату, она заслоняла от них эту дверь.
— Люди добрые! Что стряслось! Чего вам здесь надо? — спросила она, не опуская глаз перед грозными взглядами и зловещим блеском обнаженных сабель.
— Кмициц спалил Волмонтовичи! — хором крикнула шляхта. — Поубивал мужчин, женщин, детей! Кмициц это сделал!
— Мы его людей перебили, — раздался голос Юзвы Бутрыма, — а теперь хотим его головы!
— Головы его! Крови! Зарубить убийцу!
— Бегите же за ним! — воскликнула панна Александра. — Что же вы тут стоите? Бегите!
— Разве он не здесь спрятался? Мы коня нашли под лесом…
— Нет, не здесь! Дом был заперт! Ищите в конюшнях и хлевах.
— В лес ушел! — крикнул какой-то шляхтич. — Айда, братья!
— Молчать! — могучим голосом крикнул Юзва Бутрым.
Затем он подошел к панне Александре.
— Панна! — сказал он. — Не прячь его! Проклятый он человек!
Оленька подняла обе руки над головой.
— Я проклинаю его вместе с вами!
— Аминь! — крикнула шляхта. — Обыщем двор — и в лес! Мы его найдем! Айда, на разбойника!
— Айда! Айда!
Снова раздался лязг сабель и топот ног. Шляхтичи сбежали с крыльца и торопливо садились по коням. Часть их еще некоторое время обыскивала постройки, конюшни, хлева, сеновал, потом голоса стали удаляться в сторону леса.
Панна Александра прислушивалась, пока голоса не пропали совсем, после чего лихорадочно постучала в дверь комнаты, где укрыла пана Анджея.
— Никого нет! Выходи, пан!
Кмициц вышел из комнаты, шатаясь, как пьяный.
— Оленька! — начал было он.
Она встряхнула распустившимися косами, которые плащом покрыли ей спину.
— Не хочу тебя видеть, не хочу тебя знать! Бери коня и уходи отсюда!
— Оленька! — простонал Кмициц, протягивая руки.
— Кровь на твоих руках, как на Каине! — крикнула она, отпрянув от него, как от змеи. — Прочь! Навеки!
ГЛАВА VI
День встал хмурый и осветил в Волмонтовичах груду развалин, пожарище, оставшееся на месте домов и хозяйственных построек, обгорелые или порубленные мечами трупы. На пепелище кучки осунувшихся людей искали в дотлевавших угольях тела погибших или остатки имущества. Это был день скорби и печали для всей Лауды. Правда, многочисленная шляхта одержала победу над отрядом Кмицица, но это была тяжкая, кровавая победа. Больше всего погибло Бутрымов; но не было застянка, где бы вдовы не оплакивали мужей, родители сыновей, дети отцов. Дорогой ценой досталась лауданцам победа над обидчиками, так как самых сильных мужчин не было дома, одни только старики да юноши на заре юности приняли участие в бою. Однако из людей Кмицица не спасся никто. Одни погибли в Волмонтовичах, где защищались так отчаянно, что даже, будучи раненными, все еще продолжали сражаться, других на следующий день переловили в лесах и поубивали безо всякой пощады. Сам Кмициц как в воду канул. Все терялись в догадках, что могло с ним случиться. Одни говорили, будто он зарезался в Любиче; но тут же выяснилось, что это неправда; предполагали, что он пробился в пущу Зелёнку, а оттуда в Роговскую, где выследить его могли только Домашевичи. Многие твердили, что он перебежит к Хованскому и приведет врагов, но это были опасения по меньшей мере преждевременные.