Гены-убийцы
Шрифт:
— О'кей, так ты хотела меня съесть? Давай!
Шийла Файнберг улыбнулась.
Капитан Билл Меджорс тоже улыбнулся.
Его улыбка была сексуальной, ее — нет.
Шийла Файнберг не стала раздеваться. Она поцеловала волосатую грудь Меджорса и провела по ней языком. Язык был влажный, кожа на груди, под волосами, — мягкая. Под ней лежали мышцы и полные костного мозга кости, которые так приятно погрызть. И сколько густой, алой человеческой крови!
Как в спелом яблоке — сока...
Только это лучше, чем яблоко.
Шийла открыла рот. Сначала она лизала
Больше она не могла сдерживаться. Зубы вырвали из тела сочный кусок плоти. Движение шеи — и кусок остался у нее во рту.
Билл Меджорс испытал болевой шок. Его пальцы схватили ее за шею, но движение было инстинктивным, слабым. Он попробовал напрячься, но откуда было взять сил, когда резцы уже погрузились в его предсердие...
Несколько мгновений — и там, где у Билла Меджорса только что был живот, остался чисто вылизанный позвоночник.
В лифте отеля «Копли-Плаза» была замечена женщина в вымазанном кровью платье, отклонившая все предложения оказать ей помощь.
Шийла выбежала из отеля. Она знала, что так не должно продолжаться, но понимала, что не в силах остановиться.
Ей был присущ рациональный склад ума — она сама развила в себе этот талант вместо красоты, которой была обделена.
Она перестала быть биологом, дочерью Сола и Рут, которую сотни раз безуспешно знакомили с мужчинами, обещая им встречу с «миленькой девушкой». В ее кругу «миленькой» называлась особа, которую не зовут на свидания и чья внешность благоприятствует успехам скорее на профессиональном поприще.
Она перестала быть блестящим директором Бостонской биологической аспирантуры. Она не жила больше в Джамайка Плейнс, в двухэтажной квартире с широкой кроватью перед окном с видом на Джамайка Уэй, который должен был одобрить единственный Он, явившийся ее соблазнить.
Технически она не была девственницей, поскольку однажды ей все же выпало переспать с мужчиной. Опыт не доставил Шийле Файнберг радости, и она заранее знала, что обещанного чуда не будет, — уж больно настойчиво партнер спрашивал, хорошо ли ей. «Да», — стонала Шийла, кривя душой. После этого она опротивела сама себе. После она постоянно испытывала сексуальный голод, но смирилась с мыслью, что, если не случится чуда — скажем, с врачом-педиатром, жившим с ней в одном подъезде (он недавно развелся и неизменно улыбался ей при встрече), — то она так и не утолит свой голод и забудет о нем только тогда, когда с годами увянет ее тело. Возможно, именно поэтому ее привлекала генетика и кодирование, когда из одного сперматозоида получается человек, из другого — тигр.
Сейчас, когда она брела в окровавленном платье по переулку, по ее телу разливалось чувство освобождения: она избавилась от сексуальной потребности в мужчине. Это позволило понять, насколько сильно прежнее существо, жившее в ее телесной оболочке, — Шийла Файнберг, страдало без мужчины. Это было все равно, что сбросить тесные туфли. Раньше она читала об утолении сексуального голода, но с ней произошло что-то другое: ее просто покинуло желание.
Былое мучение кончилось.
Она избавилась от желания.
Ей хотелось есть, а в должный срок зачать и принести потомство. Но свое потомство, а не внуков Сола и Рут. Ее дети будут уметь охотиться она позаботится об этом.
«Весенний Бостон, — думала она. — Как много вокруг вкусных людей!» Она не стала возвращаться в свою квартиру, не стала звонить коллегам по аспирантуре. Ведь они — люди. Если они поймут, во что она превратилась, то попытаются ее уничтожить. Все люди таковы.
Рассудок, функционируя по-прежнему рационально, подсказывал, что люди натравят на нее лучших охотников. Инстинкт, присущий любому живому организму, от человека до амебы, — инстинкт выживания, — диктовал Шийле, что первым делом надо позаботиться о том, чтобы выжить, а уже потом — о размножении.
Встречные предлагали ей помощь, и она сообразила то, о чем должна была сразу подумать: залитое кровью платье бросается в глаза, привлекает внимание.
Неужели и в голове у нее происходят изменения?
Неужели она теряет присущее людям ощущение рациональности? Оно необходимо, чтобы выжить среди людей...
Кроме того, ей понадобятся эксперименты.
Она нырнула в дверь антикварного магазинчика. Владелец предложил вызвать «скорую». Она ответила, что «скорая» ей ни к чему, оглушила его одним мощным ударом и заперла дверь. Откуда-то доносился детский плач, но ей не пришло в голову, что младенца надо перепеленать. Ее посетила другая мысль: в данный момент она сыта.
Не обнаружив в себе сострадания к человеческому младенцу, зато ощущая интерес к новой породе, которую она теперь представляла, Шийла Файнберг поняла, стоя в пыльном антикварном магазинчике над его валяющимся в беспамятстве владельцем, что прервалась последняя нить между ней и остальным человечеством. Она принялась составлять перечень способов выжить. Каждый безоружный человек в отдельности беззащитен, однако объединившимся людям не в силах противостоять никто и ничто на свете. Так было до сих пор.
Ее легко опознать по внешности — значит, требуется новая внешность.
Среди людей убийца обычно принадлежит к мужскому полу. Значит, она выберет внешность, способную его разоружить.
Рука ее была по-прежнему тверда. Ей доставила удовольствие ясность мысли, которую она чуть было не утратила. По мере того, как список расширялся, а на весенний Бостон опускались сумерки, она все больше приходила к выводу, что стала куда хитрее, чем прежде.
Грудь. Она подчеркнула это слово. Волосы: блондинка. Талия: тонкая.
Бедра: пышные. Ноги: длинные. Но главной приманкой для людей-самцов станет большая грудь.
То ли обострившаяся сообразительность, то ли инстинкт в первую же ночь привел ее в лабораторию. В первую ночь все было очень зыбко. Она помнила, что, выпив содержимое всех пробирок, как бы погрузилась в темноту.
Потом ее куда-то понесли — она быстро поняла, что это машина «скорой помощи»; стоило санитару наклониться к ней, как она увидела его горло и вцепилась в него, уже не владея собой.