Геня, Петра и Лолита
Шрифт:
– Зачем тебе столько денег?
– печаль в ее голосе насторожила Рольфа.
– Но тогда я смогу бросить это дело и жить без забот, - неуверенно промямлил он.
– Нет, ты уже никогда не бросишь. Получив эти деньги, ты бросишь в первую очередь меня!
– Ну, что ты говоришь, Лолочка?
– Не называй меня этим животным именем!
– Лола впервые закричала на него и Роберт смешался, не зная, что говорить дальше.
– Уходи, я не хочу тебя больше видеть!
– такое отчаяние в ее голосе тоже было для него впервые.
Рольф молча направился к двери.
Нет, ну что это за день такой? Прямо черная
Глава 2. Бриллианты почти рядом
Где?. Рольф проснулся с этим вопросом в голове. Прислушался. Нет, подсознание молчало. Утро оказалось не мудренее вечера. Неделя позади, а шороха купюр пока не слышно. Хотя отсутствие результата - тоже результат, но не в его случае, когда время неудержимо поджимает. Выставку начинают готовить за неделю до открытия. Значит, до обнаружения пропажи остается всего неделя. А перепахать надо еще пятьдесят миллионов квадратных метров! Как он от всего этого еще не свихнулся?
Половину направлений поиска сняла бессонная старуха из дома напротив отеля. Она видела со своего ночного поста наблюдения на балконе, как некий молодой человек спускался по пожарной лестнице отеля в районе 11 часов.
– Я еще подумала, ишь Рамео какой, наверное, от ентой, от Жульеты вылез, - прошамкала беззубая, но зрячая старушенция.
– Куда пошел? Куда пошел - туда!
– старуха махнула рукой вниз по узкой улице с односторонним движением.
– Вон я его до самой аптеки видела, а дальше, врать не буду, темень сплошная, так глядела, аж глаза заслезились, но не углядела. Не появился он больше. А может, и в аптеку зашел, за энтими, за плезертативами, - еле выговорила бабушка, тиская в руках десять баксов, - сынок, ну, может ты мне все ж разменяешь эту баксу?
– она опять вернулась к своей проблеме.
– Мне на базаре в позапрошлом годе сунул один черный такую же бумаженцию за мою курицу, так она у меня доси за божницей торчит, никто не берет на сдачу. Говорят, ты свою тугрику в банк неси сама. Сынок, разменяй, - опять слезливо затянула бабка свою песню.
– Бабуля, а где же ты кур-то разводишь, на балконе или на даче?
– Да, что ты, родимый, какая дача? Все вон с той шопы беру, - она ткнула в надпись напротив. Там ярким неоном на полнеба светилось - "МИНИ ШОП".
– Да, куры там хранцузские, синенькие такие, худые страсть! Пешком их из энтой Хранции гонют, что ли? Так я их в порядок привожу и продаю, - она ткнула на стол, где рядом с бутылкой подсолнечного масла лежал огромный шприц.
– Хочешь, сынок, и тебя подучу? Под шкурку ей, под шкурку маслица закачивай. Желтенькая такая будет. И сразу на полкило поправляется. Хорошо берут. В магазине-то энтот цыплак шестьдесят целковых, а на базаре за триста берут. Народ в курях-то хорошо понимает, где синее, а где желтенькое. Вот и плотют хорошо. А мне, сынок, на лекарству много надо. Я за день одних успокоительных по десять пузырьков принимаю, - она ткнула кривым коричневым пальцем в корзину с сотней пустых пузырьков настойки боярышника.
– Жизнь пошла очень нервная, вон президент наш все пугает, что клизис на нас наступил. Страшно, сынок, становится после энтого, вот и не сплю ночами, сторожу энтот клизис. Сынок, ну поменяй ты энту баксу, а?
Рольф прошел несколько раз узкую грязную улочку до аптеки и дальше. Спрашивать в аптеке, не заходил ли к ним ночью неделю назад молодой человек за презервативами, было глупо. Могли и послать. Никаких же намеков и подсказок ни до, ни после аптеки не было. Опять тупик.
Улица упиралась в трамвайные пути. Марк запросто мог сесть в трамвай и уехать к черту на кулички, а не только за пределы очерченной Робертом дадцатикилометровой зоны. А мог и вообще взять такси и тогда радиус реально увеличивался еще на триста километров. Рольф вздохнул. Чем дальше в лес, тем ну ее в баню...
Нет, днем тут делать нечего. Надо прийти сюда ночью. Воодушевленный этой идеей, Роберт бодро зашагал к отелю.
* * *
– Ну, а ты?
– А я ему говорю, что ты смотришь на меня голубыми брызгами, али в морду хошь?
– А он?
– А он и дал, в морду...прям в глаз попал, сука...
– А ты?
– А я схватилась за его дипломат и как заору: "Помогите, грабют!"
– А он?
– А он во второй глаз, бычара позорный..
– А ты?
– Тут Колян-Колун подбежал мне подмочь, ну, этот мясник с рынка, ты его знаешь..
– А он?
– Кто, Колян?
– Да нет, тот с дипломатом!
– А, тот поднял меня вместе с дипломатом и бросил в Коляна...
– А он?
– Ну, бросил же, тебе говорю, тупак!
– Да нет, Колян!
– А-а! Колян меня не успел поймать. Я ему головой прямо в челюсть попала. А ты же знаешь, какая у меня голова, как гранит, я ей орехи бью, и ничего... Только хрустнула - и тишина...
– Голова?
– Челюсть, дебил!
– А он?
– Кто, Колян? Вырубился, зараза... Не помог.
– А ты?
– А мне то что? Я с дипломатом вскочила и бежать к базе. Там, знаешь, у них дырка в заборе?
– Да знаю, а он?
– Вырубился, тебе ж говорю...
– Да нет, бычара?
– А, тот за мной. Я за угол, а там менты бабочку крутят у ресторана. Я назад, но менты поганые уже увидели меня с дипломатом и с двумя синяками, да еще, я когда летела, по пути юбку где-то потеряла. Искать-то было некогда. Конечно, ментам-то баба в ретузах с начесом с дипломатом и двумя синяками поинтереснее будет, чем та щедушная телка в кожаных штанах. У ней-то ничего не видно! А у меня вон - все наверху! Они ко мне и ринулись. Все четверо.
– А он?
– Не помню дальше. Только повернулась и все, темнота. Как на столб наткнулась.
– А потом?
– Когда меня нашатырем в нос тыкали?
– Да.
– Я когда встала, первым делом об дипломате ту медичку спросила. Говорит, не было со мной ничего. Те четверо ментов тихо рядком на тротуаре лежали. Поняла я - зажмурились, значит, они обои.
– Ты ж говорила - четверо?
– Ну, да, все и зажмурились. Ментов понаехало - прям плюнуть некуда! Меня сам полковник сначала пытал. Как же, мол, вас так угораздило, Надежда Викторовна, убить четырех наших лучших сотрудников? Сам пытает, а сам глазом на мои ретузы зыркает, позорник. Так мой паспорт и заныкал. Где я теперь новый достану? Тот-то мне от Надьки-сотки остался, царство ей небесное..
– А ты ему че?
– Че я? Ничего не видела, говорю. Шла, упала, очнулась - мертвяки. Потом в обезьяннике меня еще какой-то старлей пугал , а я ему - пока не накормишь, ничего тебе не получить от меня...
– Здорово ты его, накормил?
– Щас! Сказал, уже все рестораны закрыты. Да и не пустят, сказал, туда меня в ретузах и без галстука...
– А ты?
– Че я? Выперли меня тогда по утрянке. Дай шашлыкуру попробовать, готова уже, наверное?
Сколько интересного можно услышать от бомжей возле мангала из железной урны, поджаривающих на вонючем мусорном дыму выброшенные на помойку протухшие окорочка. Ральф протянул женщине буханку черного хлеба и на правах угощающего подсел к огоньку. Бомжи уважительно подвинулись, разламывая на ароматные куски свежий хлеб.