Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты
Шрифт:
Западноевропейские языки демонстрируют большое сходство в отношении значений слова «провинция» и производных от него. Многие из этих значений, как нейтральных, так и оценочных, свойственны и русскому языку. Подвергся ли русский в этом смысле влиянию западноевропейских языков, неясно; можно предположить, что повсеместно играют свою роль одни и те же культурные механизмы, в результате чего центр, столица обретает свою важность, а все, что расположено вовне, рассматривается как крестьянское и нецивилизованное.
Нельзя умолчать и о паре различий в западноевропейских языках. Так, скажем, в английском языке слово «провинция» используется и в более абстрактном и фигуральном смысле, например: province of science (= провинция науки) или province of art (= провинция
Библиография
Зайонц Л.О.: 2000, «Провинция» как термин', Русская провинция: миф – текст – реальность, сост. А. Ф. Белоусов и Т. В. Цивьян, Москва – С. – Петербург, 12–19.
М. Я. Спивак (Москва)
«Провинция идет в регионы»: О некоторых особенностях современного употребления слова провинция
Моя цель – поделиться некоторыми, весьма беглыми наблюдениями над тем, как сегодня функционирует в языке слово «провинция». Речь пойдет не об экономической, бытовой, социальной или культурной жизни провинции, а всего лишь о жизни слова. Обнаруженные тенденции современного словоупотребления представляются в ряде случаев весьма неожиданным переосмыслением тех значений, которыми наделялось слово «провинция» на разных этапах его исторического развития. В статье Л. О. Зайонц ««Провинция» как термин», открывающей сборник «Русская провинция: миф – текст – реальность» (М.; СПб., 2000), приводятся словарные данные, отражающие более чем двухвековую историю бытования слова в России: с конца XVII до начала XIX столетия. Напомню кратко то, что для нас значимо:
1. Латинское слово «провинция» первоначально обозначало завоеванную империей территорию.
2. При Петре I, в результате реформы управления в России, были введены провинции как единицы административно-территориального деления империи.
3. С середины 70-х годов XVIII века было отменено административно-территориальное деление государства на провинции и слово потеряло значение термина.
Для функционирования слова важными представляются следствия этой отмены. В России, в отличие от древних римских или современных китайских, канадских, португальских или иных «зарубежных» провинций, слово «провинция» уже в XIX веке употреблялось преимущественно в единственном числе, как собирательное существительное: русская провинция вообще.
В дальнейшем словом «провинция» и производными от него словами «провинциальный», «провинциал» и др. стали обозначать прежде всего явления из области быта, культуры, нравов. Слово обросло многочисленными, трудно формализуемыми и преимущественно негативными коннотациями.
В предисловии к уже упоминавшемуся сборнику «Русская провинция: миф – текст – реальность» составители (А. Ф. Белоусов и Т. В. Цивьян) указывают на то, как в послереволюционной России стремились вообще изъять из употребления слово «провинция». В подтверждение этой мысли они приводят ряд выразительных цитат-лозунгов из периодики 1930-х гг.: «Нет больше «столицы», подмявшей под себя «провинцию»». «Нет болыпе» провинции»», отсталой и темной, о которой так много и часто писали русские писатели»; «Унылое слово «провинция» потеряло право на место жительства в нашей стране. Когда сегодня хотят упомянуть о пунктах, отдаленных от центра, говорят – периферия. Это точное, никому не обидное слово» (С. 9—10).
В результате такой идеологической установки слово «провинция» практически исчезло из официального, в частности газетного обихода. Оно было объявлено устаревшим, и не просто устаревшим – неприличным.
Дано в ощущении, что последнее десятилетие отмечено воскрешением слова «провинция». Очевидно, что этот процесс реанимации «провинции» произошел на волне реанимации и идеализации других дореволюционных, имперских ценностей и понятий. Естественно, при таком процессе воскрешения запрещенного «прошлого» минусы чаще всего менялись на плюсы. Когда первая волна неразборчивой реанимационной эйфории спала, стали определяться некоторые тенденции в словоупотреблении. Они отражали ментальность постсоветского и постперестроечного времени. Старое слово «провинция» встретилось с новой реальностью и стало искать в ней свое место.
Объектом наблюдения для меня стало прежде всего пространство масс-медиа: использование слова «провинция» в печатных и электронных средствах массовой информации, в рекламе, названиях фирм, товаров, учреждений, мероприятий и т. д., в заголовках и аннотациях различных изданий и публикаций.
Оказалось, что в последние годы слово «провинция» стало чуть ли не одним из самых частотных слов маркетинга – издательского, политического и др. Достаточно упомянуть лишь некоторые из названий российских масс-медийных органов. В Ижевске издается газета «Золотая провинция»; в Калуге – газета «Деловая провинция»; в Муроме – газета «Новая провинция»; в Твери организуется журнал «Русская провинция»; не отстают и город Ступино, выпускающий свои, ступинские «Провинциальные известия», и Воронеж со своей, воронежской «Провинциальной ярмаркой»…
В огромном количестве провинциальных, да и не провинциальных изданий «Провинциальные новости», «Провинциальные хроники» или «Провинциальные известия», «Провинциальные истории» или «Провинциальные анекдоты» существуют в виде отдельных рубрик, серьезных или юмористических.
К собственно названиям газет и рубрик следует добавить и более мощные масс-медийные образования: и ассоциацию «Провинциальная пресса», и интернет-атлас «Провинциальный репортер», и издательский дом «Провинция», и информационное агентство «Провинция». Его не надо путать с другим провинциальным информационным агентством, которое так незатейливо и называется – «Провинциальное информационное агентство»… Примеры можно было бы множить до бесконечности.
Напомню, что слова «провинциал», «провинциальный» в интеллигентном обществе было, да и осталось не принятым говорить человеку в лицо. Чью-то провинциальность в одежде, манерах, речи обсуждали, как правило, за глаза, ибо слово имело негативный, оскорбительный характер. Провинциальный поэт, провинциальная дама, провинциальная певица, провинциальная газета, провинциальное издательство, провинциальный салон… Определение «провинциальный» в этих и множестве им подобных случаев указывало не только и не столько на географическое положение вне столицы, но прежде всего на не вполне удовлетворительное качество определяемого. Если понимать «провинциальное» в русле устоявшейся культурной традиции, то это означает, что женщина, поэт, певица, салон, газета, издательство и т. п. недостаточно хороши, что они низкого уровня, не сопоставимого не столько со столичным, сколько с нормальным, и извиняемого, объясняемого лишь отдаленным от центра местоположением. Понятия «провинциальный» и «первоклассный» выступали как антонимы.
Так было в недавнем прошлом. Сегодня же имеется явная тенденция к смене аксиологии, к использованию слова «провинциальный» в целях откровенной саморекламы.
Например, недавно в Москве прошла выставка «Провинциальные художники». Вероятно, имена этих, в общем-то, нормальных живописцев были не слишком известны в столице и потому в заглавии появилось знаковое, сугубо маркетинговое слово – «провинциальный». Наверное, по замыслу организаторов выставки, оно должно было не отвратить, а напротив того, привлечь публику к осмотру картин.