Геополитические проекты Г.А. Потемкина
Шрифт:
Эта записка Потемкина не датирована самим автором. Вероятнее всего, она была вложена в общий пакет документов, как нередко делалось впоследствии, в 1783, 1787 и 1791 гг., крупные почты за которые частично сохранились.
Письмо Екатерины 3 июня 1782 г. показывает, что к этому времени императрица еще не получила известий от князя, но сведения о новом возмущении в Крыму до нее уже дошли. «Не только желание мое узнать о твоем добром состоянии принуждает меня послать к тебе сего нарочного, но и самая нужда по делам.
– Писала встревоженная Екатерина.
– В Крыму татары начали снова немалые беспокойства… Теперь нужно обещанную защиту дать хану, свои границы и его, нашего друга, охранить. Все сие мы б с тобою в полчаса положили на меры, а теперь не знаю, где тебя найти и прошу поспешить своим приездом, ибо ничего так не опасаюсь, как что-нибудь проронить
В рескрипте на имя Потемкина Екатерина передавала ему полную власть «сделать все потребные распоряжения, кои были бы достаточны к защищению хана Шагин-Гирея и к приведению нами в повиновение ему татарских народов» {236}. В подлиннике этого документа осторожная императрица не проставила число: «Дан в Царском Селе июня дня 1782 года» - предоставляя тем самым Григорию Александровичу самому действовать по обстоятельствам.
Получив необходимые для принятия решительных мер документы, Потемкин не стал торопиться в Петербург, как его просила императрица. Ситуация в Крыму и на Тамани складывалась крайне опасная, возможно было прямое военное столкновение с Турцией, уже направившей своих эмиссаров к ногайцам и обещавшей вооруженную помощь мятежникам. Светлейший князь предпочел задержаться в Херсоне. «Хотя не люблю, когда ты не у меня возле бока, барин мой дорогой, - писала корреспонденту императрица в короткой записке, относящейся к июню 1782 г., - но признаться я должна, что четырехнедельное пребывание твое в Херсоне, конечно важную пользу в себе заключает» {237}. Это послание тоже, вероятно, было вложено в пакет с документами, направляемыми Екатериной на юг и должно было по пунктам ответить на важные для Потемкина хозяйственные запросы. «1) Об экстраординарной сумме, надеюсь, что остановки не сделается… - говорит императрица, - 2) На заведение литейного дома в Киеве нельзя не согласиться…» В условиях постоянно усиливавшегося напряжения в Крыму князь считал необходимым иметь поблизости от предполагаемого театра военных действий еще один литейный дом для производства пушек, а также дополнительные магазины, на их «заведение» и понадобились «экстраординарные суммы».
В начале августа Потемкин возвращается из Крыма. Для петербургской «публики» его приезд был связан с желанием принять участие в открытии знаменитого памятника Петру Великому работы Фальконе {238}. Однако после торжества, состоявшегося 7 августа, князь остается в столице еще на месяц. Его удерживает работа над рядом важных документов, касавшихся реализации секретного артикула русско-австрийского соглашения.
В переписке между Екатериной и Иосифом II оба монарха не раз касались вопроса о возможном разделе Турции. Императрица жаловалась на постоянные беспорядки в Крыму, подстрекаемые из Константинополя, а ее австрийский корреспондент изъявил неизменную готовность содействовать прекращению этих смут, прося Екатерину точнее определить свои желания {239}. Наконец, 10 сентября 1782 г. Из Петербурга в Вену было направлено пространное письмо императрицы, в котором она говорила о вероятности разрыва с Турцией, о необходимости заранее определить план похода и приобретения обеих сторон в случае успеха. При этом Екатерина подчеркивала, что именно Оттоманская Порта, уже начавшая подготовку к войне, должна выступить нападающей стороной. [59] После раздела турецких земель Россия хотела получить город Очаков с областью между Бугом и Днестром, а также один или два острова в Архипелаге Средиземного моря для безопасности и удобства торговли. Австрии предоставлялась возможность присоединить несколько провинций на Дунае и ряд островов в Средиземном море. «Я думаю, что при тесном союзе между нашими государствами почти все можно осуществить» {240}, - заканчивала свое послание Екатерина.
Сохранились документы, проливающие свет на тщательный процесс подготовки сотрудниками императрицы текста этого внешне конфиденциального письма Иосифу П. Первоначальный вариант его был составлен по-русски и записан А. А. Безбородко в правой колонке разделенного надвое листа. Затем бумага поступила к Потемкину, который сделал в левой, более широкой графе пространные пометы, обращенные к Екатерине, и многочисленные исправления черными чернилами прямо в карандашном тексте Безбородко {241}.
Пометы светлейшего князя касались как содержания документа, так и внешнеполитической обстановки вообще, и представляли собой особый вид послания Потемкина императрице - записку на документе. Подобных записок встречается довольно много среди деловой корреспонденции светлейшего князя и Екатерины. Иногда они диктовались секретарям и приобретали ярко выраженный официальный характер. Однако на важных бумагах Потемкин оставлял собственноручные пометы, придававшие тексту неуловимую приватность, выраженную в особом, доверительном стиле и колких замечаниях Григория Александровича. Так, напротив слов Безбородко, что Россия добивается «покоя Европы», князь проставил: «Разве мы спать кому помешали?»; а напротив предположения, что «действия обоих дворов могут возбудить зависть у соседей» - фразу: «Зависть во всех есть, но слава Богу, кроме французов никто не решается и те только шиканом». Шиканство - мелкая пакость, по терминологии XVIII в.
«Одним словом сказать, что турки не перестают всячески доказывать нам, сколь велико желание их разорвать мир, и что недостает им только сил и случая, чтоб обратить в ничто все, что мы приобрели войною. Страшно им мореплавание наше на Черном море; для того они начинают ворошиться, что видят херсонский флот готовым быть.
– Писал князь в обращении к Екатерине.
– Для чего им хан не по мысли, для того, что он Порте не предан и что он не согласится промолчать, если б турки в Крыму хотели усилится. Что же касается до коммерции, в сем пункте держат нас за руки французы, ибо, имея весь левантский торг за собою, боятся из рук выпустить и их намерение двойное, или утеснять нашу торговлю, или прибрать учреждением своих контор в Херсоне в свои руки. Сие все делается для того, чтоб мы, не найдя барышей, отстали. Умысел явной, чтоб трактуя о сем деле, возмущение против хана сделать» {242}.
Далее князь рассматривал возможное изменение международной ситуации в случае начала русско-турецкого конфликта. Он предполагал, что Франция ограничится одним подстрекательством и дипломатическими демаршами. На слова Безбородко, что Швеция «не может озаботить нас сильным образом» Григорий Александрович отвечал: «Не может, потому что сия земля в таком положении, что проигранная одна баталия решает судьбу ее». Предположение, что прусский король «может озаботить нас ненавистью к союзнику нашему», т. е. действиями против Австрии, казалось ему маловероятным. «Король прусский, может быть, Данциг захватит или шведскую Померанию».
– Отвечал князь. Зато весьма важным делом Потемкин считал приобретение содействия Польши, на что в первоначальном тексте документа практически не обращалось внимания. «Справедливость требует по увенчании предприятий Ваших, - обращается князь к Екатерине, - уделить и Польше, а именно землю, лежащую между рек Днестра и Буга» {243}.
Важно отметить, что за пять лет до реального начала войны Потемкин довольно правильно предсказал действия различных европейских стран в условиях нового конфликта. Только Швеция. где положение Густава III на престоле за эти годы укрепилось, внесла заметные изменения в нарисованную князем картину.
Черновой вариант документа, который готовили Потемкин и Безбородко, показывает, что любые упоминания о Крыме были исключены по настоянию светлейшего князя. «Россия отрицается для себя от всякого приобретения кроме: 1) города Очакова с его уездом; 2) островов в архипелаге…», - писал Безбородко. «И так достанется, для того и должно о Крыме ни слова не говорить, - отвечал Григорий Александрович, - а резон для чего изволите усмотреть в особой записке. Сказать просто: границы России - Черное море. Островов не упоминать, а сказать один или два» {244}. Обращает на себя внимание тот факт, что пометы Потемкина, сделанные на тексте Безбородко, адресованы непосредственно Екатерине, это подчеркивает подчиненность положения [60] Безбородко по отношению к обоим корреспондентам и показывает, что основной диалог шел именно между императрицей и светлейшим князем. Александр Андреевич же в данном случае выполнял вспомогательную функцию.
Упомянутая Григорием Александровичем «особая записка», из которой императрица должна была «усмотреть резон» ни слова не говорить о Крыме в письме к союзнику, была вложена в предыдущий документ. Это и есть знаменитая записка Потемкина о необходимости присоединения Крыма к России. Она представляет собой прямое продолжение предыдущего документа. В ней Потемкин сначала как бы договаривает свои мысли о крымском хане Шагин-Гирее, не поместившиеся на черновом проекте Безбородко, а уж потом обращается к главному вопросу, который занимал его мысли - к вопросу о Крыме.