Георг — Синяя Птица (с иллюстрац.)
Шрифт:
Но вот пришел в движение черный край опушки леса, как будто устремляясь к хижине Георг вытаращил глаза.
«Всадники! Целый отряд!» Он различал уже длинные стволы ружей. Это возвращались отец и Эндрю, старший брат Георга. Вчера вечером они уехали на общий сбор пограничной милиции. Теперь мальчик уже различал голоса:
— Ал-ло! Ал-ло!
Георг бросился к лестнице
— Отец и Эндрю! С ними люди! Едут! Едут!
И руки точно обрели крылья. В один миг была разобрана баррикада у двери и отброшены засовы. Когда вошел отец, мать бессильно опустилась на скамейку.
— Хорошо, что ты вернулся, Джон! Еще немного — и было бы поздно.
И Георг с удивлением увидел, как отец наклонился и поцеловал мать. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь они были так нежны друг к другу.
Через некоторое время бревенчатая хижина-блокгауз наполнилась жизнерадостными голосами прибывших. Мужчины поставили стол и скамейки на места. Сестренки по очереди забирались к отцу на колени, а от очага шел аппетитный запах жареного сала.
— Посмотри-ка, что я нашел! Это лежало у самой двери, — обратился Георг к старшему брату и положил на стол странный топор с длинной рукояткой.
Эндрю взял оружие и стал его рассматривать. Железный клинок топора был укреплен оленьими жилами. На рукоятке красной краской был нарисован овал с шестью точками по краю. Это было изображение черепахи.
— Томагавк принадлежал воину из рода Черепах, — сказал Эндрю, размышляя вслух.
— Вздор, — перебил его грубый голос. — Что значит род Черепах? Весь этот краснокожий сброд одинаков. Они услышали нас и разбежались. Их счастье, что мы не стали преследовать.
Говоривший был пожилой мужчина. Густая седая борода покрывала почти все его лицо, оставив только глаза и нос.
Он откашлялся и хотел продолжать разговор, но в это время вошла мать, неся жаркое. Все придвинулись к столу. Седобородый небрежным движением сбросил томагавк на пол, освобождая место для мяса и маисового хлеба.
После завтрака седобородый снова заговорил.
— Твоя семья не может здесь оставаться, Джон.
— Да… да… Просто не верится, что краснокожие собаки отважились подойти так близко к форту… Старик снова резко прервал.
— Да ты что, Джон, живешь на Луне? С самой весны вся граница горит, а ты сидишь здесь в дремучем лесу…
В разговор вмешалось несколько голосов.
— Это все потому, что наши господа-святоши в Филадельфии палец о палец не ударят.
— Нет! Это потому, что французы теперь сидят в форту Дюкен и подстрекают против нас банды индейцев. Все началось после того, как капитана Трэнта с его хвастливыми виргинцами выгнали из форта на Огайо.
— Да, старый осел. Построить форт на Огайо и оставить его французам. А мы должны теперь расхлебывать.
— Тихо, друзья, успокойтесь! Генерал. Брэддок наступает, и от французского господства на Огайо скоро ничего не останется.
— И все же Джон Ростэр не может дожидаться этого. Краснокожие собаки могут вернуться в любой вечер; и, кто знает, окончится ли все так благополучно, как в эту ночь.
— Мы бы могли пока перебраться к Рахиль, к моей сестре; она в Рейстоуне замужем, — сказала гостям мать.
Отец отрицательно покачал головой.
— Эндрю и я должны направиться в дорожный строительный батальон. Там нужно не менее пятидесяти мужчин, чтобы ускорить строительство проезжих дорог для генерала Брэддока. Ты что же, хочешь эту поездку предпринять одна с детьми?
Наступил момент раздумья. Снова заговорил седобородый.
— Верно, Джон. От каждого двора нужно выделить двух мужчин для милиции. Но кто сказал, что должен идти ты? Можно вместе с Эндрю послать твоего второго подростка. Этой ночью он вел себя смело. — Старик подмигнул Георгу, схватил его за руку и потянул к столу.
Мальчик, увидев, что все на него смотрят, густо покраснел.
— Мой бог! Но ведь ему только что исполнилось девять лет! — воскликнула мать.
Седобородый заворчал.
— Глупости! Здесь на границе в девять лет дети должны быть взрослыми, иначе они останутся без головы. Это в Филадельфии их заставляют учиться читать и писать. Упаси бог нас от этакой новой моды. Стрелять да скакать верхом куда лучше.
— Ездить верхом я уже умею, — заявил с гордостью Георг.
— Вот видишь! — рассмеялся старик и повернулся снова к отцу. — К лесорубам в батальон пошли Георга, а сам оставайся здесь. Мальчик на посылках нужен всюду.
Подумав, все пришли к выводу, что для семейства Джона Ростэра это самое благоразумное решение. На время, пока родители с остальными детьми будут перебираться в Рейстоун, оба сына — почти взрослый Эндрю и девятилетний Георг — отравятся в дорожный строительный батальон.
Расставание было коротким и молчаливым. К проявлению любви и нежностям поселенцы не приучали своих детей; напротив, в домах, покрытых щепой, на их долю выпадали чаще грубые слова и побои.
Отец подседлал сыновьям коней и сказал:
— Всего доброго, мальчики!
Мать увязала несложный багаж и погладила белокурые волосы Георга. Старший брат помог ему сесть верхом, потому что поблизости не было пенька, с которого малыш мог бы забраться в седло. Позади отряда пограничников, растянувшегося длинной цепочкой по дороге к лесной опушке, легкой рысью пошла старая верная рыжая кобыла с юным наездником. Последним ехал Эндрю.
— До встречи у тетки Рахиль! — закричал им вслед маленький Питер. — Он гнал коров с луга.