Георгий Победоносец. Возвращение в будущее
Шрифт:
Ульрих фон Валленберг, увы, не принадлежал к числу этих счастливцев, ибо за все годы службы так и не научился копить деньги. Причиной тому была вовсе не врожденная расточительность или, Боже сохрани, глупость. Валленберг просто не мог понять, как человек, занятый его ремеслом, может загадывать наперед, строить какие-то планы и не казаться при этом смешным. В кантоне Швиц не осталось никого, кто мог бы назвать Валленберга своим родичем, а посему наследником его с неизбежностью должен был стать какой-нибудь мародёр, коему посчастливилось первым обобрать остывающий на поле боя изувеченный труп.
Как-то раз совсем недавно он заговорил об этом со своим господином, Карлом Вюрцбургским, при котором в последнее время состоял телохранителем. Ландграф выслушал старого солдата со всем вниманием, на кое был способен по молодости лет, после чего, казалось, напрочь забыл о разговоре. Валленберг не обиделся: ничего иного он и не ждал, а о том, что стареет, заговорил с ландграфом лишь в силу присущего его простой натуре прямодушия: он не хотел, чтобы Карл заблуждался по поводу его способности нести службу, и честно предложил поискать себе замену.
Произошло сие после того, как во время обычной учебной схватки на заднем дворе замка неопытный, но здоровенный, как бык, новобранец ухитрился выбить из руки Валленберга шпагу. Это видели все, и все, в том числе и сам Валленберг, понимали, что то была досадная случайность. Но капитан Валленберг не признавал оправданий и в тот же день явился к своему господину, Карлу Вюрцбургскому, прося отставки. Отставка не была принята, и, поостыв, капитан с неохотой признал правоту ландграфа: сам он сколько угодно мог называть себя стариком, на деле же стоил десятка менее опытных бойцов. Лучшего же начальника охраны Карлу было не сыскать; о том знали оба, и разговор, начавшись с произнесённой каменным тоном просьбы принять отставку, вскоре плавно перетёк в дружескую беседу, в коей, как после со смущением осознал Валленберг, он единственно и нуждался.
Спустя неделю ландграф вызвал его к себе. Оказалось, что Карл вовсе не забыл о том разговоре. Перечислив заслуги капитана Валленберга, которых и впрямь было немало, ландграф предложил ему весьма приличную сумму единовременно и небольшую ежегодную ренту, ежели тот выполнит его последнее поручение: встретит на границе Московии и Речи Посполитой и невредимой доставит в Вюрцбург его невесту, княжну Басманову. После того, заявил ландграф, капитан Валленберг будет свободен от всяких пред ним обязательств: захочет – продолжит службу в замке, не захочет – удалится на покой, что, с учётом предлагаемой суммы, выглядело весьма привлекательным делом.
Поручение, конечно, представлялось опасным, однако отказываться нельзя: Валленберг не хотел уронить профессиональную честь, да и деньги для наёмника лишними не бывают. Коротко отсалютовав хозяину, капитан вышел и без промедления стал собираться в дорогу.
И вот теперь, расслабленно покачиваясь в седле, старый наёмник с обманчиво благодушным видом озирал окрестности из-под белесых, как у молодого поросенка, ресниц, что опушали его красноватые от бессонницы и усталости глаза. Рука привычно лежала на эфесе шпаги; жёсткий металл кольчужного воротника уже согрелся от соприкосновения с телом и больше не холодил кожу. Дубовая роща кончилась; вместе с нею кончился и неприятно хрустевший под конскими копытами скользкий желудёвый ковер. Теперь рослый гнедой жеребец Валленберга с мягким перестуком ступал ногами по слегка припорошенной прошлогодней хвоей утоптанной земле. Дорога поросла жёсткой, остроконечной, как лезвия шпаг, лесной травой; кое-где на неё уже выползли кусты и даже молодые деревца. Капитана предупреждали, что здешние места пользуются дурной славой даже у местного населения, однако он торопился, а посему, имея у себя под рукой без малого два десятка хорошо вооруженных всадников, решил ради сокращения пути пренебречь опасностью очередного нападения шайки голодранцев.
Прихотливо, без видимой необходимости изгибаясь и петляя, дорога лениво карабкалась на высокий, поросший толстыми старыми соснами и серебристым мхом песчаный холм. В вековом сосновом бору было светло и просторно, как в огромном храме, медные колонны сосен возносили к испятнанному белой пеной облаков голубому небу пышные тёмно-зелёные кроны. Где-то неподалеку выбивал гулкую барабанную дробь красноголовый дятел; мягко стучали копыта, всхрапывали лошади, негромко позвякивала сбруя. Запах разогретой солнцем сосновой смолы и хвои пьянил, как молодое вино, забивая даже ставшие привычными запахи конского пота, дублёной кожи и железа. Вместе с карабкавшимся к зениту солнцем понемногу поднималось настроение. Валленберг повеселел, особенно когда вспомнил, что сегодня, быть может, ему удастся встретить поезд княжны Басмановой и, взяв её под свою охрану, повернуть восвояси. Ему было любопытно взглянуть на избранницу ландграфа, тем паче что сам Карл Вюрцбургский её ещё не видел; шевеля губами, он про себя повторил заученные перед отъездом, казавшиеся смешными и бессмысленными слова чужого языка: «Я – капитан гвардии ландграфа Вюрцбургского. Послан тебе навстречу, княжна, дабы невредимой доставить ко двору моего господина». С трудом выговаривая эту абракадабру, он надеялся лишь, что сумеет отличить княжну от других женщин, коих, как он подозревал, в её свите было немало. Господь всемогущий! Разве мечтал он когда-либо о таком венце карьеры? Тащить через болота и кишащие лихими людьми леса целый обоз причитающих, визжащих, всё время норовящих отстать и заблудиться баб – такого, право, врагу не пожелаешь!
Где-то в стороне пронзительно и визгливо скрипнуло потревоженное ветром дерево. Ехавший по правую руку от капитана всадник заметно вздрогнул и нервно стиснул резной приклад колесцового мушкета.
– Спокойнее, Курт, – сказал ему Валленберг. – Это всего лишь старая сухая сосна. Боюсь, здесь нет ничего опаснее белок. Это путешествие понемногу становится скучным, ты не находишь?
Ландскнехт повернул к нему обветренное, обезображенное длинным извилистым шрамом горбоносое лицо.
– Тот старик на постоялом дворе рассказывал, что в здешних местах водится нечистая сила, – сказал он.
– И ты испугался бабьих сказок, придуманных грязными славянскими свиньями? – усмехнулся Валленберг. – Они темны, забиты и боятся даже собственной тени. Ха! Нечистая сила! Я скитаюсь по свету уже больше двадцати лет, и поверь, дружище, мне ни разу не встретилась нечисть, которая не испустила бы дух, отведав моей шпаги!
– Вы везучий человек, капитан, – уклончиво ответил ни в чём не переубеждённый ландскнехт.
– Верить мне или нищему с постоялого двора – твоё дело, приятель, – посуровев, сказал Валленберг. – Если думаешь, что это тебе поможет, помолись. Я, так и быть, отвернусь на минутку. А больше, увы, я ничем не могу тебе помочь.
– Вряд ли Господь услышит мою молитву, – с сомнением заметил наёмник.
– Тем более не стоит вешать нос, – подбодрил его Валленберг. – Нечисть… Нашёл, кого бояться! У этих славян даже нечисть какая-то мелкая – домовые, лешие, кикиморы… То ли дело – тролль величиной с гору! Или огнедышащий дракон. А тот старый хрыч на постоялом дворе почти наверняка врал, рассказывая сказки, которые сам только что сочинил, дабы мы, свернув на указанную им тропу, угодили прямиком в лапы его сообщников. Бог свидетель, я был бы даже не прочь ещё разок позабавиться, насаживая их на вертел! – При этих словах обтянутая грязной и засаленной замшевой перчаткой ладонь капитана фон Валленберга многозначительно похлопала по эфесу шпаги. – Увы, нам не до развлечений. Время не терпит, не то я бы непременно последовал совету старого лазутчика и двинулся той дорогой, которую он указал. Здешние места после этого стали бы немного чище, а всем нам было бы не так скучно. Да и ты, дружище Курт, не так трясся бы при виде настоящего врага, как трясёшься из страха столкнуться с врагом воображаемым…
Пристыженный Курт отвернулся, проворчав что-то сердитое, под смех своих товарищей, которые, как обычно, были рады случаю позубоскалить. Валленберг коротко взмахнул рукой, и смех оборвался, словно обрезанный ножом. Эта поездка чем дальше, тем больше представлялась делом пустяковым, наподобие увеселительной прогулки, однако капитан не мог позволить себе ослабить железную хватку, которой держал своих подчиненных. Командовать наёмниками нелегко; дисциплина их тяготит, умирать за хозяина они не желают (ибо мёртвому, как известно, деньги ни к чему), и держать их в узде можно лишь при помощи железной строгости да чувства воинского товарищества, которое заменяет солдату без роду-племени чувство долга и верности родине. Ландскнехты, коими имел сомнительную честь командовать капитан Ульрих фон Валленберг, готовы были умереть, но не за хозяина, которому присягнули, а за своего командира и своих товарищей по оружию, ибо только такая готовность давала каждому из них хоть какой-то шанс уцелеть, дожить до старости и вернуться в родные края.