Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы

Жуков Георгий Константинович

Второе. Во время переговоров в Лондоне мы внесли свои известные предложения о порядке разоружения. В ответ нам внесли свои известные предложения Соединенные Штаты Америки, Англия, Франция и Канада. Там они поставили задачу — открыть небо, то есть разрешить американским самолетам летать над территорией Советского Союза и производить фотографирование, а мы чтобы летали над их территорией. Это предложение было Эйзенхауэра еще тогда, когда мы встречались с ним в 1955 году в Женеве. Мы тогда же забраковали его. Он меня спросил, как вы относитесь к этому предложению. Я сказал, что Ваше предложение неприемлемо для нас. Он говорит — «Как же это, почему? Вы гражданский человек, Вы не знаете, спросите у Жукова». Я говорю Жукову, он отвечает — «Нам это тоже не интересно». А теперь Жуков написал записку в ЦК о принятии предложения Эйзенхауэра. [263] Меня немного

резануло. Но у нас есть такой закон — раз член Президиума написал предложение, мы его размножаем и рассылаем всем членам Президиума. Мы стали обсуждать это предложение. Этот вопрос относился к т. Громыко, это вопрос дипломатический, поэтому, какой черт его толкал в спину раньше других лезть в воду, не узнав броду. Стали обсуждать, выступали все, Ворошилов горячо выступил, все разбили Жукова. С того времени прошло не больше двух месяцев, он говорил — «товарищи, нам нужно принять предложение Эйзенхауэра, они сами этого предложения не примут». А если примут? Нельзя же рассчитывать на дураков в политике. Мы тогда потеряем доверие, какие же мы тогда будем руководители? Надо, чтобы мы имели доверие даже у наших врагов. А если они примут предложение, говорит тов. Жуков, нам тоже выгодно, мы будем знать, какие у них где объекты, заводы, точки. Я говорю — и нам не надо летать над их территорией и они пусть не летают, давайте мы проводить свою политику, которую мы проводим. Самая мудрая политика — войны мы не хотим, но не позволим спровоцировать себя, а если нападут — дадим в зубы.

263

Речь идет о проходивших весной и летом 1957 г в Лондоне переговорах по вопросам разоружения Памятная записка по этому вопросу за подписями Г К Жукова и А А Громыко обсуждалась на Президиуме ЦК КПСС 5 июня 1957 г В процессе обсуждения в записку были внесены поправки, после чего она была передана в виде указаний советскому представителю на переговорах в Лондоне

Разбили его. И как это может маршал, член Президиума, Министр обороны один раз говорить — нас разобьют, а другой раз — сел на коня и говорит — всех я разобью.

Следовательно, если он внес предложение, то хотел оказать на нас давление, чтобы мы приняли это предложение. А он чепуху городит.

Или посмотреть такое дело.

Жуков говорит, начальником Комитета госбезопасности надо назначить военного человека и чтобы Комитет госбезопасности был при Министерстве обороны.

Я говорю — это политический работник, только действует другими методами — политический работник действует методами партийного воздействия, а начальник госбезопасности более острыми средствами. Ведь это защита нашей политики. Всегда это было в руках партии и никому это оружие нельзя отдавать.

Назначить военного? Но Серов военный. Он окончил Академию Генерального Генерального штаба по факультету разведки. Одним словом, дело конечно не в том, военный или не военный Серов. Жукова интересовало, чтобы этот орган был у него в кармане. Когда прислушаешься к нему, то поймешь, что тут мы не хотели спугнуть птицу, так как неизвестно, куда она рванется. Тут нельзя было быть олухом.

Я говорю — надо слушать, чтобы выяснить, что же дальше будет.

Военные советы округов ликвидировать, Главный военный совет ликвидировать, Госбезопасность — у Жукова, Министерство внутренних дел — у Жукова. Тогда он скажет — лучше всего Центральному Комитету примкнуть к Министерству обороны, я вас защищать буду, и вам будет спокойно. (Шум, смех в зале.)

И вдруг мы еще о чем узнаем? Уже в последние дни пребывания Жукова в Югославии, приходит в ЦК генерал Мамсуров. Это хороший генерал, волевой, родословная у него хорошая — старые большевики его родители. Это советский генерал и коммунист. Приходит он в ЦК и говорит: «Я хотел бы поговорить. Я получил новое назначение, но я еще ни разу не получал назначения, которое бы ЦК не утверждал. А тут меня в ЦК не утвердили, а мне сказали, что о деле, которое я буду организовывать должны знать только Жуков, Штеменко и я».

Знает об этом ЦК или нет?

Какое же задание ему дали? Ему дали задание организовать диверсионную школу, в которой 7 лет будут учиться. Солдат на всем готовом будет получать 700 рублей жалованья, сержант на всем готовом — 1000 рублей, офицер еще больше. Расположить эту школу предполагалось около Тамбова.

Мы инженеров учим 4,5–5 лет. А тут, чтобы диверсию организовать, надо 7 лет учить.

Мы вызвали Штеменко. Штеменко — генерал подмоченный. Когда Берия арестовывали, мы его сняли с работы, потому что Штеменко всегда был осведомителем Берия. Он лично ему сообщал о маршалах, генералах, офицерах и не один, а много пострадало от этого в результате доносов этого Штеменко.

Мы его судить не стали, но сказали: уберись из Москвы. Но Жуков его взял

и назначил начальником контрразведки. Ну, знаете-ли, у лысого начнут волосы шевелиться. Мы вызвали Штеменко, доложите. Но что он мог сказать? Я, говорит, получил задание от маршала. Но ты член партии, почему Мамсуров получил задание и пришел в Центральный Комитет, почему ты не пришел? Я считал, что раз приказал маршал, я и сделал. — Но почему 7 лет — Мы хотели подготовить так, чтобы они знали в совершенстве язык, куда будет он заброшен, чтобы затем он там ждал сигнала, когда ему действовать. Я считаю, товарищи, что это глупость. Здесь сидят люди разной национальности. Даже, если взять русского, разные русские, с разным акцентом. Я Булганина знаю с 1930 г., а если заговоришь, то скажешь, ты из Горького? Да, из Горького, он окает, а если взять курского, орловского, они акают. А что, через 7 лет они заговорят Черчилем, и что англичане не могли бы различить русского? Не в обиду будет сказано, пользуясь отсутствием Анастаса Ивановича Микояна, но кто может сказать, что Анастас Иванович не армянин? Да ему и не надо маскироваться, мы его уважаем как армянина, как члена партии и как своего друга. Как-то я встретил старообрядца, когда освободили Черновцы. Ну, знаете, сразу узнал — курский. Я говорю, откуда? Да, вы знаете, меня выселили, но в том селе, где румыны, возьмите его. Я говорю, а что? Там теща моя осталась. Ну сразу вижу, курский.

Мы спросили Жукова, зачем он это делал. Он сказал: «Я делал потому, что есть такие школы при армии, а я хотел всех собрать». Все командующие сказали, что при округах как были эти школы, так и есть. Но и сейчас правды не сказал Жуков, для чего эта школа. Знаете, как говорится, чужая душа — потемки. Но мы, руководители, и не должны на это ссылаться. Если нужно, ты прийди в ЦК, скажи, мы рассмотрим, утвердим. Но, если от нас в тайне делается, значит против нас. Мы, товарищи, этого в печати публиковать не будем, вы в докладах не ссылайтесь на это, это я говорю только для актива.

Мы критиковали Жукова. Сейчас наша армия, конечно, оснащена оружием хорошим, первоклассным оружием, как артиллерией, ручным оружием, также самолетами и прочим оружием. Но бывают переходные этапы. Техника сейчас дала большие возможности для перевооружения нашей армии.

Мы сейчас находимся на такой стадии научного и технического развития, когда авиация просится на отходную, потому что сейчас, например, межконтинентальная ракета за несколько минут преодолевает несколько тысяч километров. Прицельность первой ракеты, которую мы пустили, получили в заданный квадрат. Прицельность второй ракеты еще лучше, а если дальше начнем пускать, получим еще лучшую Прицельность, так как техника совершенствуется. (Аплодисменты.)

Если с нашей территории обстреливать этими ракетами, то мы можем поражать всю Европу. Первую ракету мы послали на близкое расстояние и, как я уже сказал, Прицельность получили в заданный квадрат. За это наших ученых, инженеров, мало расцеловать. (Продолжительные аплодисменты.)

Некоторые за границей болтают, говорят, что бомбардировщик более прицельно стреляет. Говорят они это для дураков. Мы сами бомбардировщиков имеем и сами бомбили. Я вам скажу. Об этом я уже говорил, когда выступал недавно, а маршал Скрипко, который здесь не присутствует, при моем напоминании покручивал головой. Так вот, я хочу сказать, когда в 1943 году наступали на Полтаву, нам донесли, что под Полтавой есть большое село Мачеха, что немцы там сосредоточили большой склад боеприпасов. Мы с Ватутиным (он был командующий) решили нанести удар по этому складу. Хотя и жаль было наших людей, но решили: пожалеешь одного, заплатишь за это тысячами. Мы Скрипко приказали направить бомбардировщик, утром он нам докладывает: Мачехи нет, полностью разрушена. Мы его похвалили. Когда заняли Полтаву, я позвонил секретарю обкома, чтобы узнать и проверить, как работала авиация. Спрашиваю: как Мачеха, а он ничего не знает, говорит: «Все хорошо, ни одного дома нет разрушенного». (Общий смех.) Об этом случае очень хорошо знает маршал Скрипко (не знаю точно только — маршал он или генерал).

Вот спросим мы любого из сидящих здесь генералов, маршалов, как они чувствовали себя под бомбежкой своих бомбардировщиков. Всегда они говорили: «Слава богу, что плохо бомбили». Я тоже не раз был под бомбежкой, так что все мы знаем, какая бывала прицельность, потому что многие из актива, сидящие здесь — офицеры настоящие и бывшие, так же как и солдаты.

Сейчас, при современных средствах техники, при защите зенитной и защите истребителей — не легкое дело пронести бомбу на бомбардировщике несколько тысяч километров. К тому же вы знаете, бомбы, сами летчики — а не команда состоит из пяти человек — стоят государству миллионы. Это люди, и у них сердце бьется. Другое дело, когда бомбу положил в ракету, где нет сердца, где вместо сердца автоматика и которая, не дрогнув, донесет бомбу до заданной цели. Это же лучше, товарищи? (Аплодисменты.)