Герцог-обольститель
Шрифт:
Потом посмотрела на него с торжествующей улыбкой.
– Все прошло великолепно.
– Вы уже это сказали.
– Он был в шоке, просто в шоке. Как же это было забавно, Сэм.
Сэмсон тяжело опустился на софу, вытянул ноги и, сложив на животе руки, посмотрел на нее с изумлением.
– Вижу, вы хорошо повеселились, не так ли?
– Это было чудесно. – Она грациозно опустилась в кресло и расправила свое красное платье. – Когда он меня наконец увидел, он побледнел как полотно. Но после того, как я поговорила с ним и Брижитт, он страшно разозлился, хотя ему удалось скрыть свой гнев лучше, чем удивление. Вы не можете
Ее восторг был заразителен, и Сэмсон засмеялся, откинув голову на спинку софы.
– Дорого бы я отдал за то, чтобы увидеть, как вы справляетесь. Я едва нашел в себе силы, чтобы не помчаться на бал, чтобы все увидеть своими глазами.
– А я все время думала о вас, – тихо промолвила она.
– Я надеюсь, – пробормотал он, почувствовав, как что-то сжалось у него внутри, хотя она, возможно, поняла его не так, как он того хотел.
– Я все время думала, что это был бы за вечер, если бы мы оба предстали перед ним и увидели, как бедняжка Брижитт цепляется за него, будто я собираюсь украсть его прямо перед ее носом. – Она фыркнула. – Какой абсурд!
Ему немедленно захотелось поцеловать ее.
– А что-нибудь еще случилось? Он сказал что-нибудь о Доме Ниван или о ваших деньгах?
Она немного скривилась и нахмурилась.
– Нет, ничего такого он не сказал, да и не мог. Ведь я вела себя вовсе не как жертва, у которой разбито сердце, и это его и смутило. В какой-то момент мы с Брижитт заговорили о том, какие разные Эдмунд и мой муж. – Она лукаво посмотрела на Сэмсона и снова улыбнулась. – Я сказала им обоим, что мой муж на четверть дюйма выше ростом, но тоже очень красив.
После такого признания Сэмсон не мог думать ни о чем другом, как послать все к дьяволу, схватить ее в объятия и овладеть ею прямо на ковре. Тот факт, что она заметила эту единственную крошечную разницу в росте между ним и Эдмундом, значил для него больше, чем она могла себе представить.
– А как долго вы с ним разговаривали? – Ему хотелось знать все детали – вдруг она что-нибудь упустила.
Она пожала плечами, задумавшись.
– Недолго, минут пять, и это, наверное, было хорошо. Ведь в зале было человек пятьдесят или около того, и все хотели его поздравить, так что я не могла долго его задерживать. Но он ни словом не обмолвился о вас... О! Я упомянула имя тети Клодетт, но так, мимоходом. – Она подалась вперед, и ее глаза сверкнули. – Я была бы просто счастлива, если бы он что-нибудь сказал о ней, но, по правде говоря, Сэм, мне понравилось больше всего, что он ничего не мог ответить, что бы я ни говорила. Ему не оставалось ничего, как только молчать и уповать на то, что крошка Брижитт ничего не заподозрит.
Он был поражен – ее умом, ее обаянием, ее необычайной красотой. В этот момент он подумал, что Эдмунд совершил самую большую в своей жизни глупость, упустив эту выдающуюся женщину.
– А что вы почувствовали к нему, Оливия? – поколебавшись, спросил он.
Растерявшись, она задала встречный вопрос:
– Что я почувствовала? В каком смысле?
– Вы рассказали, что, встретившись с ним, вы полностью владели моментом, но вы когда-то говорили мне, что любили его. Любопытно было бы узнать, не вернулись ли квам эти чувства. Вы не приревновали его к Брижитт? – Он внимательно посмотрел на нее и спросил напрямую: – Вы все еще в него влюблены?
Она сидела и смотрела на него без всякого выражения несколько минут – так ему, во всяком случае, показалось. Потом она резко встала.
– Эдмунд – дурак. Я никогда не смогла бы полюбить дурака.
Он тоже встал. Такого облегчения он еще никогда не чувствовал.
– Знаете, Оливия, я подумал о том же самом.
– Вот как?
Он приблизился к ней на шаг и завис над ней.
– Да.
Она покачала головой, и выражение ее лица опять стало радостным.
– Завтра вечером, Сэм, он будет полностью разоблачен, и я уже предвкушаю, как войду в зал под руку с вами.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Потом, когда она поняла, что он намерен делать, ее глаза округлились, рот приоткрылся, и она облизнула пересохшие губы. Все же ей удалось совладать с собой, и она отступила.
– Я, пожалуй, пойду спать, – сказала она.
Он с невероятным трудом подавил вожделение, которое нахлынуло на него с такой силой. Если бы она знала, что она с ним делает!
– Повернитесь, – приказал он немного слишком резко.
– Я... я не могу...
– Я хочу помочь вам расстегнуть платье, – уже мягче сказал он.
Перед балом он помог ей с этой частью одежды, потому что у нее не было горничной. Но сейчас она не хотела, чтобы он к ней прикасался.
– Все в порядке, Оливия. Позвольте мне помочь вам расстегнуть пуговицы, и идите спать.
Она не стала больше спорить, а просто повернулась к нему спиной.
Он начал с верхней пуговицы у лопаток. Его пальцы касались ее кожи, отчего у нее побежали мурашки. Он расстегивал одну пуговицу за другой, пока не дошел до талии. Потом он схватил ее за предплечья и повернул к себе.
Ее взгляд поразил его, В нем он прочел понимание, доверие и... преданность.
Прижав к груди платье, чтобы оно не упало, она погладила его свободной рукой по щеке и сказала внезапно охрипшим голосом:
– Благодарю, Сэм. Благодарю за все.
– Ради вас я готов на все, – прошептал он.
– Спокойной ночи, Сэм.
– Спокойной ночи, Ливи.
Повернувшись, она направилась в свою спальню и тихо прикрыла за собой дверь.
Глава 17
В это утро, впервые с тех пор, как она много недель назад увидела Сэмсона, она намеренно солгала ему. Она не только скрыла от него, что в десять часов утра встретится с Эдмундом одна в саду отеля, но и сочинила правдоподобный предлог, объясняющий свое отсутствие. Правда, она почувствовала себя такой же змеей, как тот, с кем она собиралась встретиться, но она не знала другого способа, чтобы избавиться от постоянного надзора Сэмсона. И если бы он хотя бы что-нибудь заподозрил, он не разрешил бы ей пойти на свидание с Эдмундом или – что было бы еще хуже – настоял бы на том, чтобы пойти с ней, а это не позволило бы ей вести себя с Эдмундом так, как она хотела.