Герцогиня де Парион
Шрифт:
– Мадмуазель, мне послышалось, или вы действительно мне угрожаете?
– То есть у вас еще и со слухом проблемы? Занятно…
Я огрызалась, стараясь вывести похитителя на эмоции, потому что человек, охваченный чувствами – неважно какими, – чаще всего допускает непростительные ошибки, которые играют отнюдь не на его стороне. Да и элементарно отвлекается, пока прямо под его носом творится безобразие, которое он, в силу нахлынувших эмоций, не замечает.
Наемник рассмеялся. Он так заливисто хохотал, что я вдруг на него обиделась. Самым натуральным образом обиделась, собираясь мстить со всем
Я молчала. Мстительно молчала, игнорируя любые поползновения в мою сторону, а наемник как будто специально решил вывести меня из себя, то прикасаясь к бедру, то чуть крепче сжимая талию, то вроде бы нечаянно поглаживая. А уж когда он прикоснулся носом к моему затылку, шумно вдыхая, я и вовсе завыла, мысленно спрашивая у Света: «Какого черта?»
И ведь приятно чертовски, и щекотно немного, да только я от злости и о сне забыла, и об усталости, с неимоверной скоростью расплетая кокон, в который меня заточили. Пыхтела, пыжилась, прикладывая колоссальные усилия. Да я так хорошо даже на занятиях с Месье Гровисом не занималась! Вот что делает с женщиной желание отомстить!
Чужие пальцы погладили край плаща, едва касаясь кончиками моей шеи. Он издевается надо мной – это я уже поняла, но участвовать в этой игре не собиралась. У меня тут своя – не на жизнь, а на смерть. Причем в буквальном смысле. Осталась лишь основа плетения, которую необходимо распускать с предельной осторожностью.
Скользнув по ключицам, его пальцы самым бессовестным образом очертили мою грудь, пройдя по самому краю – на грани недозволенного. Судорожно вздохнув, шумно выдохнула и прикрыла веки, потому что ни о какой концентрации и речи быть не могло. Но мысль о мести грела душу, жалела обиду и злость, что засели в сердце. Еще совсем немного, и он поплатится за эти игры, будь он хоть трижды наемник.
Его ладонь тем временем медленно скользила по талии, но, замерев на секунду, вдруг изменила траекторию и легла мне на живот. Я уже толком ничего не соображала, но ощущала жар. Хотя нет, настоящий пожар разрастался внутри меня, сметая разум.
Держалась из последних сил – себе назло, ему назло, поддевая нить за нитью, но в самый последний момент, когда плетение освободило меня, его пальцы бесстыдно пробрались под край корсета, минуя и рубашку. Он касался подрагивающего живота, а я замерла, не желая верить в происходящее. Мягкие нежные движения – гладил, изучал кончиками пальцев, будто старался успокоить.
– Я не лишу вас руки, месье, – прошептала, стараясь унять нарастающую дрожь в теле. – Я просто убью вас.
Мужчина напрягся, но предпринять ничего не успел. Ни о какой аккуратности и речи быть не могло. Я просто свалилась с коня на полном ходу и резво откатилась в кусты, не обращая внимания на боль, ссадины и синяки, которые непременно вылезут.
Достав свой мешочек, вытащила рапиру и запрятала его обратно в корсет, чтобы не мешался. Наемник уже развернул коня и мчался в мою сторону, когда я выпрямилась. Понимала, что передо мной настоящий противник, который в случае чего не пощадит,
Слышала, как мужчина ругается за моей спиной, поминая Свет на все лады, но потом все стихло. Все звуки будто разом выключили, установив оглушающую тишину. Сердце билось часто-часто, отдаваясь в ушах набатом. Кажется, что это охотник направляется за своей жертвой, но нет. Это жертва идет прямиком к охотнику.
Осторожно пробиралась вглубь, скрываясь за ветвистыми деревьями. Прикрыв веки, не слышала его шагов, сколько бы ни вслушивалась. Но чувствовала. Остро ощущала его присутствие, поражаясь магической силе, которую не заметила раньше. Он был силен, и не просто силен, но и опасен.
Выбрав дерево покрепче, словно кошка вскарабкалась ввысь, удобно расположившись на ветке так, чтобы с той стороны ствол скрывал меня полностью. Азарт играл с нервами, адреналин прошивал вены насквозь, вскипая вместе с кровью. Я ждала его, застыв, слившись воедино с мощным дубом. В лесах я ощущала себя свободно, потому что именно Свет рождал творения природы. Такой же Свет, что жил и во мне.
Я не услышала его. Не увидела. Но почувствовала. Внимательно всмотревшись, могла точно сказать, в каком именно месте стоит, прикрывшись иллюзией. Трава приминалась.
Сделав вдох, спрыгнула прямо на него, чтобы свалить и обезоружить, но наемник ловко скинул меня с себя и навалился сверху. Он проявился полностью, и я могла разглядеть его завораживающие, черные как ночь, как бездна, как сама Тьма, глаза. Они полыхали яростью.
– Я убью вас, – прошептала, будучи полностью уверенная в своих возможностях.
Да, мужчина удерживал мои руки, прижимал их к земле, но, извернувшись, я сумела направить на него рапиру, врезаясь острием в его шею.
– Когда-нибудь обязательно, – тихо ответил он и начал медленно наклоняться к моему лицу.
Видела, как острие пронзает податливую плоть. Как рубиновая кровь наливается огромной каплей и соскальзывает вниз, намереваясь достичь ворота черной рубашки. Наемник не останавливается.
Он все ближе и ближе. Ощущаю на своих губах его дыхание – сбивчивое, рваное, глубокое. Сама себе не верю, но выпускаю рапиру, чтобы тут же в наказание за слабость получить поцелуй. Свой первый поцелуй.
Губы покалывает от тепла, от мягкости, от нежности, которые исходят от мужчины. Водоворот эмоций захлестывает, подчиняет, и я расслабляюсь. Отдаюсь надежным объятиям, покоряюсь его воле, его силе. Купаюсь в его мощи, захлебываюсь, чтобы уже не выплыть. И где-то не периферии сознания ощущаю, что он – именно тот, кого я искала. Тот самый, за которым и против Света, и против Тьмы.
– А что это вы тут делаете? – раздается совсем рядом чей-то ехидный голос.
Второй голос заливисто хохочет и отвечает:
– Так того, этого самого, наверное.
Наемник тяжело отрывается от моих губ, переводит дыхание, уткнувшись лбом мне куда-то между ключиц, а я с великим разочарованием смотрю на разбойников, которых на поляне совсем не двое. Человек десять, не меньше, и все с такими ядовитыми ухмылками демонстрируют отсутствие зубов. «Где же вы раньше были, бессовестные?» – мысленно спрашиваю я у них, а вслух с горечью от всей души произношу: