Герцогиня-дурнушка
Шрифт:
Герцог, снова побагровев, вскочил на ноги.
– Ты посмел назвать меня болваном?! Что ж, я скажу тебе то же самое. Ни один мужчина в здравом уме не думает, что брак – это повод нежничать и целоваться. Мы с твоей матерью поженились по разумным причинам, связанным с семейными обязательствами и финансовыми соглашениями. Мы сделали все, что было необходимо, чтобы получить тебя, и на этом остановились. Твоя мать не смогла выдержать усилий, требуемых для появления запасного наследника, но мы не стали лить слезы по этому поводу. Ты всегда был здоровым мальчишкой. Исключая то время, конечно, когда ты едва не ослеп. Но мы бы сделали вторую попытку, если бы дошло до худшего.
Джеймс промолчал, а отец,
– И никто из нас не воспитывал в тебе таких вздорных романтических взглядов.
Джеймс невольно вздохнул. Достигнув возраста девятнадцати лет, он думал, что осознает свое место в жизни – ведь он научился и ездить верхом, и выпивать, и защищаться на дуэли… Но никто никогда не учил его – он даже не предполагал, что такому нужно учиться, – как предать человека, о котором ты по-настоящему заботишься. И не просто предать, а разбить его сердце, пусть даже это случится не сразу, а лет через пять или десять.
Потому что Дейзи когда-нибудь обязательно узнает правду – Джеймс знал это наверняка. Каким-нибудь образом она непременно обнаружит, что он притворялся, будто влюблен в нее. И этого она ему никогда не простит.
Глава 2
Теодора Саксби, известная Джеймсу как Дейзи, но сама называвшая себя Тео, изо всех сил пыталась выбросить из головы состоявшийся накануне бал у леди Корнинг. Однако как часто случается, когда очень стараешься не думать о чем-то, единственное, что занимало ее мысли, – это сцена из упомянутого бала.
Девушки, болтовню которых она подслушала, когда те обсуждали, как сильно она, Тео, походит на мальчика, даже не были особо жестокими – они ведь не сказали об этом ей в лицо. И она бы не переживала по этому поводу так, если бы у нее не создалось отчетливое впечатление, что и все джентльмены на балу придерживались того же мнения.
Но что она могла с этим поделать?
Тео в отчаянии уставилась в зеркало. Ее мать из страха именно такой оценки – хотя мама отказывалась признаться в этом – распорядилась превратить волосы дочери в мелкие локоны с помощью щипцов для завивки. Платье же, в которое ее нарядили, как и все остальные в гардеробе Тео, было белым с оборками и безусловно женским, расшитым жемчужинами и отделано розовым – сочетание, которое (по мнению Тео) только подчеркивало явно неженственные очертания ее фигуры в профиль.
Тео ненавидела свою фигуру почти так же сильно, как это платье. Ах, если бы ей не приходилось беспокоиться о том, что люди ошибочно принимали ее за мальчика… Не то чтобы такое и впрямь случалось, но все равно многие говорили о подобном сходстве. И если бы ей не приходилось беспокоиться на этот счет, она никогда бы не надела розовое. А также жемчуг. В мерцании жемчужин было что-то ужасно банальное.
На какое-то время она отвлеклась, мысленно разрывая свое платье и отдирая от него все эти оборки и жемчужины, а заодно и короткие рукава. Будь у нее выбор, оделась бы в темно-фиолетовый рубчатый шелк и гладко зачесала бы волосы назад – и чтобы без единого выбившегося локона! А единственным украшением ее прически стало бы огромное птичье перо – черное перо, – чуть загибающееся и касающееся ее плеча. И если бы рукава ее платья были до локтя, то она могла бы отделать их края узкой полоской черного меха. Или, может, лебяжьим пухом с той же отделкой по вороту. Или могла бы пустить отделку из перьев вокруг шеи. Белое смотрелось бы потрясающе на фиолетовом бархате.
Затем у Тео возникла идея, что воротник можно сделать гофрированным и отделать его узкой полоской лебяжьего пуха. Будет еще лучше, если рукава сделать не из того же темного материала, а почти прозрачными – как тот новый индийский шелк, что был на ее подруге Лусинде прошлым вечером. И она сделала бы их достаточно широкими, чтобы ниспадали волной от плеча, а затем плотно прилегали у локтей. Или, может, у запястий – так было бы более впечатляюще…
Тео вообразила, как входит в бальный зал в таком костюме. Никто не стал бы хихикать и злословить о том, походит ли она на девочку или на мальчика. Она бы остановилась на минуту наверху лестницы, привлекая к себе все взгляды, а потом бы раскрыла свой веер… Нет, веера ужасно обременительны. Она должна появиться с чем-то иным.
А первого мужчину, который пригласил бы ее танцевать, обратившись к ней «мисс Саксби», она бы встретила слегка утомленной, но благосклонной улыбкой. «Называйте меня Тео», – сказала бы она. И все эти матроны были бы так шокированы, что весь вечер не могли бы судачить ни о чем другом.
«Тео» – это ключ. Обращение по имени играет огромную роль в формировании тех глубоких привязанностей, которые мужчины испытывают друг к другу, так что самые близкие отношения у них складываются скорее с друзьями, чем с женами. Она видела это на примере Джеймса. Когда ему было тринадцать, он буквально преклонялся перед капитаном крикетной команды в Итоне. Так что если гладко зачесать волосы назад и надеть платье, слегка напоминающее униформу крикетной команды, все эти мужчины, когда-то боготворившие своих капитанов, окажутся у ее ног.
Она так размечталась, представляя себя в жакете строгого покроя наподобие итонского парадного сюртука, что даже не сразу услышала, что стучат в дверь.
– Дейзи! – Настойчивый возглас пробился наконец сквозь туман ее мечтаний, и она, поднявшись с кушетки, отворила дверь своей спальни.
– Ох, привет, Джеймс, – пробормотала Тео без особого энтузиазма.
Ей сейчас не очень-то хотелось видеться с другом, наотрез отказавшимся посещать балы. Он, конечно же, знал, какими ужасными оказались для нее все три недели ее первого светского сезона, но одно дело знать, совсем другое – испытывать. Да и как бы он мог испытывать нечто подобное? Сам-то Джеймс был потрясающе красивым и весьма обаятельным, когда не упрямился. К тому же он будущий герцог. Несправедливо, что ему так много всего досталось.
– Я не поняла, что это ты, Джеймс, – добавила Тео.
– Не поняла? – удивился он. – Но ведь я единственный человек в мире, который называет тебя Дейзи. Позволишь мне войти?
Девушка тяжело вздохнула и отошла от двери.
– Тебе не кажется, что ты бы мог все-таки называть меня Тео? Я просила тебя об этом уже, наверное, раз сто. Я не хочу быть ни Теодорой, ни Дорой, ни Дейзи.
Джеймс плюхнулся в кресло и запустил пятерню в волосы. Было ясно, что он все утро пребывал в скверном расположении духа – волосы стояли торчком. У него были красивые густые волосы; иногда они казались черными, но в лучах солнца отдельные пряди отливали бронзой.
«Вот и еще одна причина чувствовать себя обделенной», – подумала Тео. Ее собственные волосы не отличались красотой; они тоже были густыми, но какого-то невыразительного песочного цвета.
– Нет, – решительно возразил Джеймс. – Для меня ты Дейзи [1] , и это имя тебе очень подходит.
– Ошибаешься, оно мне не подходит, – резко ответила Тео. – Дейзи бывают яркими и привлекательными, а я не отличаюсь ни тем ни другим.
– Ты очень привлекательная, – пробормотал Джеймс, не потрудившись даже взглянуть на девушку.
1
Daisy – маргаритка (англ.). – Здесь и далее примеч. пер.