Гермоген

ГЕРМОГЕН — патриарх всероссийский с 1606 по 1612 г. В 1589 г., в год учреждения на Руси патриаршества, он был поставлен в сан казанского митрополита и вслед за тем проявил большое усердие в деле обращения в православие местных инородцев.

По восшествии на московский престол Лжедимитрия I Гермоген был вызван в Москву для участия в устроенном новым царём Сенате, но не мог долго ужиться в столице рядом с царём, чуждым религиозной нетерпимости и склонным к сближению с иноземцами. Когда перед браком Лжедимитрия на Марине Мнишек возник вопрос, не следует ли предварительно произвести над Мариной обряд крещения в православие, Гермоген был в числе тех духовных, которые наиболее настаивали на этом, и за такое противодействие намерениям царя был удалён из Москвы в свою епархию.

Царь Василий Шуйский

решился возвести его, как врага предшествовавшего правительства, на место низложенного патриарха Игнатия. Сделавшись патриархом, он не играл первое время видной роли в государственных делах благодаря несогласиям, возникшим вскоре между ним и царём Василием, который мало вызывал симпатий в Гермогене, непреклонном в своих убеждениях, прямом и решительном в своих действиях.

С низложением Шуйского начался наиболее важный период деятельности Гермогена, совпавшей теперь в своих целях со стремлениями большей части русского народа. В эпоху наступившей тяжёлой смуты, когда «шатание» охватило большинство московских правительственных деятелей и они, забыв о государстве, искали прежде всего личной выгоды, Гермоген явился одним из немногих лиц среди центрального правительства, которые сохраняли свои убеждения и твёрдо проводили их в жизнь. Когда выставлена была кандидатура королевича Владислава, Гермоген соглашался на неё лишь под условием принятия Владиславом православной веры и сам писал о том королю Сигизмунду.

Предвидя, однако, что у короля имеются другие планы, Гермоген держал себя очень враждебно по отношению к полякам; протестовал против впуска польского войска в Москву и даже после того, как бояре впустили гетмана Жолкевского, очень холодно относился к нему и к сменившему его Гонсевскому.

Требование Сигизмунда, чтобы бояре приказали Смоленску сдаться на королевскую волю, окончательно раскрыло патриарху смысл действий поляков, и он решительно отказал в своей подписи на изготовленной боярами грамоте, несмотря на то, что в пылу спора один из бояр, Салтыков, даже угрожал патриарху ножом.

Отсутствие имени патриарха в грамоте, отправленной к московским послам, находившимся у Сигизмунда, и предписывавшей им во всём положиться на волю короля, дало им предлог отказаться от исполнения этого приказания. С этих пор Гермоген является уже открытым противником поляков, путём устной проповеди и рассылаемых грамот увещевая народ стоять за православную веру против желающих уничтожить её иноземцев.

Когда к Москве подошло ляпуновское ополчение, поляки и державшие их сторону русские бояре потребовали от патриарха, чтобы он приказал ополчению разойтись, угрожая ему в противном случае смертью. Гермоген отказался это сделать и был подвергнут тяжёлому заключению в Чудовом монастыре.

После убийства казаками Ляпунова, когда Заруцкий провозгласил царём сына Марины, Гермоген ещё раз оказал услугу общеземскому делу, послав грамоту в Нижний Новгород с протестом против таких действий казацкой «атаманьи». «Отнюдь, — писал патриарх, — Маринкин на царство не надобен: проклят от святого собора и от нас».

25 августа 1611 года эта грамота была получена в Нижнем и отсюда переслана в другие города, в значительной степени подготовив, вероятно, поход нового земского ополчения под Москву. Когда в Москве получены были первые вести о сборах Минина и Пожарского, сидевшие в Москве бояре и поляки потребовали вновь от Гермогена, чтобы он убедил нижегородцев оставаться верными присяге Владиславу, но встретили с его стороны решительный отказ. «Да будет над ними, — отвечал патриарх, — милость от Бога и благословение от нашего смирения! А на изменников да излиется гнев Божий, и да будут они прокляты в сём веке и в будущем». Тогда его, по рассказу современников, уморили голодною смертью. Он умер 17 февраля 1612 г.

Имя патриарха Гермогена на слуху многих читателей. Но что известно о характере и трагической судьбе великого святителя? Четырёхвековая завеса отделяет нас от тех лет. В жизни его было много необычайного и таинственного. Он принадлежал к роду священнослужителей, но священником стал лишь к пятидесяти годам. Сохранилось письменное свидетельство московского иерея, что патриарх служил ранее в казаках на Дону. И не дивно ли, что рука, владевшая жезлом первосвятителя Петра, держала некогда казачью саблю?

Сколь же необыкновенна судьба этого человека, которому суждено было стать Патриархом всея Руси! И какой сильной волей и могучим душевным даром должен был он обладать, чтобы в преклонные годы взвалить на свои плечи державные заботы и беды!

Удивительный пример, когда блестящие дарования обнаруживаются на склоне лет. Его назовут «вторым Златоустом», «адамантом веры», «спасителем отечества». Он станет славой и гордостью России.

Как же могло случиться, что до наступления глубокой зрелости ничто не предсказывало легендарной славы Гермогену? Почему только тогда вдруг столь зримо проявился его могучий дух?

Ответ следует искать прежде всего в эпохе сурового царствования Ивана Грозного и наступившей затем Великой смуте. То было время шекспировских страстей. События жизни Гермогена были современны шекспировским, как и его характер близок его героям — та же борьба враждебных начал и её трагическое завершение.

Но печать высокой духовности придала резкую самобытность историческому характеру Гермогена, той духовности, что ищет праведного действия и возвышает свою веру до державного смотрительства. Мало кто знает, что Гермоген был вдохновителем и отцом ополчения Минина и Пожарского, что он напророчил победу Дмитрию Пожарскому, подобно тому, как святой Сергий Радонежский предрёк победу Дмитрию Донскому, когда благословлял его на битву с Мамаем. Ещё менее того известно, что икона Казанской Богоматери была возвещена людям простым священником Ермолаем и ею он, уже став патриархом Гермогеном, благословил на победу Дмитрия Пожарского. Эта святыня, неведомо сколько времени пролежавшая под землёй, обретённая священником Ермолаем, при огромном стечении народа доставлена была будущим патриархом в казанскую церковь Николы Тульского.

Не знак ли это высокой грядущей судьбы Гермогена?

Читатель найдёт в этой книге не только богатый событиями рассказ о прошлом, но и услышит отголоски его в наших днях. Ныне, как и в ту далёкую эпоху, так же современно звучит последняя молитва Гермогена: «Спаси, Господи, и помилуй своих грешных людей, спаси, Владыка, вовеки обильную бедами Русь!»

После взятия Иваном Грозным Казани в густых лесах на Каме и Вятке бродили шайки татар и черемисов, не желавших покориться русскому царю. Они совершали набеги на сёла и посады, и набеги эти отличались особенной жестокостью. Мятежники не щадили ни детей, ни стариков. Выжигались целые селения. Пленных сажали на кол, отсекали головы.

Во время одного такого набега погибли отец и мать Ермолая. Отрок в те часы собирал в лесу грибы и тем спасся. Вернувшись на пепелище, он не нашёл ни одной живой души. Надо было думать, как жить дальше. Он знал, что на реке Вятке, недалеко от их посада, расположилась казачья сторожа, чтобы воинские люди из Казани и в Казань не ходили. Но сторона была глухой, все тропинки заросли непролазным ельником, и много зверя всякого бродило здесь. Одна надежда была у Ермолая — на Пресвятую Богоматерь. Он уверовал в её защиту с того часа, как родная матушка повесила ему на грудь маленькую иконку, и та иконка спасала его не раз от лихих людей и от зверя.