Героев не убивают
Шрифт:
Я тут же позвонила Синцову и рассказала о редакторских сомнениях.
— Чувствую, не быть нам с тобой соавторами, Андрюха.
— Да, чего-то мы не доработали, — огорчился Синцов. — Может, знаешь, что сделаем? Я могу все команды назвать поименно…
Вот так и кончилась, не начавшись, моя научная карьера.
Антон от души посмеялся наивности старого зубра борьбы с преступностью, но энтузиазма по поводу возможного опубликования скандальной информации в своей газете не проявил. Более того, разъяснил мне, что словосочетание «тамбовская группировка» теперь вслух упоминает только бывший начальник ГУВД Виталий Оковалко, а хорошо воспитанные люди, к каковым, безусловно, относятся представители отечественной журналистики, употребляют эвфемизм «бизнес-группа».
Тем
Я стеснялась ему сказать; что с некоторых пор меня совершенно не интересуют все эти журналистские расследования, громкие разоблачения, которые всегда кончаются пуфом, и разоблаченные «шишки» продолжают руководить государством, только в другом качестве, или пишут книги о своих страданиях в застенках. Что сталось со всеми громкими делами, о которых так много говорили большевики? Последним шумно посаженным из сильных мира сего, который получил срок и отбыл его до звонка, был в общем-то безобидный бонвиван Чурбанов, брежневский зять. С тех пор моя память не зафиксировала ни одного доведенного до суда дела, по поводу которого пресса била в барабаны. Бывший министр юстиции, застуканный в эротической бане с членами «солнцевской» бизнес-группы, теперь объявлен невинно пострадавшим борцом со злоупотреблениями. Бывший генеральный прокурор, абрис голых ягодиц которого стал известен всей стране, терпеливо дождался, пока утихнет шумиха, и спокойно возглавил Фонд борьбы с коррупцией. И пишет книгу «У прокурора должно быть чистое тело», искренне объясняя народу, что дюжину костюмов общей стоимостью двенадцать тысяч долларов ему состряпали в солдатском ателье в полном соответствии с Законом о прокуратуре, дающим право на бесплатный пошив форменного обмундирования, поскольку, будучи от природы чистоплотным, носить всю неделю один и тот же костюм прокурор считал западло. Но мракобесы, с настоящей чистоплотностью знакомые лишь понаслышке, даже не посчитали, что с прокурорской зарплаты скопить эту дюжину тысяч долларов можно всего лишь за три года, если, конечно, не пить, не есть и не платить проституткам; но ведь ради чистоплотности можно поступиться чем-то менее важным. В конце концов, девушкам заплатят за него другие борцы с коррупцией, пониже рангом, если им, конечно, дорого дело чести любого прокурора — разоблачение хапуг и зарвавшихся чинуш… Тьфу, даже вспоминать не хочется!
Старосельцев, покосившись на мое искаженное лицо, замолчал на полуслове.
— Мария Сергеевна, у вас что-то случилось?
— С чего вы взяли?
— Вы так на меня смотрите, как будто я партизан врагам сдал…
— Антон, а каков результат вашего журналистского расследования?
Старосельцев помолчал.
— Ну… Я рассказал людям, что происходит во власти на самом деле…
— Здорово. Один только вопрос: а людям нужно знать, что на самом деле происходит во власти?
— Мария Сергеевна, я вас не узнаю. — Антон даже притормозил. — Людям всегда нужно знать правду.
— О-о, Антон, как вы заблуждаетесь…
— Да как же, Мария Сергеевна! Каждый человек имеет право на правдивую информацию!
— А хочет ли каждый человек реализовать это свое право? У меня сидит убийца, который жил со своей женой душа в душу; а соседка ему сказала, что жена ему изменяет. Он стал следить за женой, выследил и убил ее и любовника. А сейчас плачет и говорит — лучше бы я ничего не знал.
— Мы говорим о разных вещах, — отмахнулся Старосельцев. — Здесь частный случай, а не общественно-значимое дело.
— Никакой разницы нет. Правда — как змеиный яд, в больших дозах смертельна.
Как раз на этой сакраментальной фразе мы подъехали к моему дому. Я поблагодарила Старосельцева и вышла из машины.
— Мария Сергеевна, а как жаба-то поживает? — прокричал он мне вслед.
— Спасибо, хорошо, растолстела, как свинья,
— Замуж не вышла?
— Нет, мы с ней две одинокие женщины.
— Как-нибудь зайду, навещу свою крестницу, — пообещал Старосельцев, и я вошла в парадную.
Когда-то Старосельцев спас нашу жабу от голодной смерти — привел к нам зоолога, тот принес корм и научил правильно ухаживать за нашей Василисой, так что справедливо мог считаться Василисиным крестным.
Дома я открыла форточку, потом заглянула в террариум. Василиски на месте не было. Она у нас такая — вылезает из террариума и шляется по квартире.
Поначалу я принималась ее искать, отодвигала шкафы и диваны, потом плюнула: все равно в конце концов Василиса сама к нам выйдет. Вот и сейчас, включив свет на кухне, я столкнулась с неподвижным Василисиным взглядом. Жаба сидела на полу посреди кухни, вся в пушистых клочках пыли (значит, ползала за шкафом), и спокойно смотрела мне в глаза. На этот раз она бродила недолго, всего полдня, но, похоже, соскучилась, потому что сразу пошлепала к террариуму. А может, и не соскучилась, а просто высохла. Ей же нужна влажность; землю и куски коры, устилающие дно террариума, я регулярно поливаю водой. Да, поскольку кожа Василисы посветлела и из болотной стала бледно-зелененькой, она явно нуждалась во влаге. Тоска по хозяйке тут ни при чем. Я посадила Василиску в террариум и с грустью отметила, что идея завести жабу принадлежала моему сыну, но вскоре жаба как-то само собой стала считаться моим животным. Ребенок на мои претензии по поводу того, что жабу завел он, а ухаживаю за ней я, отшучивался тем, что мы с ней больше похожи. Он говорил: «Ма, ей приятнее съесть таракана из твоих рук. И вообще скажи спасибо, что мы завели не собаку». — «Спасибо», — послушно говорила я и доставала из коробочки таракана для жабы.
Все были довольны.
«Как там мой малыш», — подумала я, разглядывая черепок в террариуме, под который пыталась втиснуть свой увесистый курдюк жаба. Мне все еще никак не привыкнуть к мысли, что Гошка уже не беспомощный малыш, а почти взрослый парень. А я — стареющая женщина, и уже, как выражается моя приятельница, с ярмарки еду. Но странное дело, если я не задумываюсь, сколько мне лет, то и не ощущаю себя стареющей. Просто у меня, видимо, была затянувшаяся молодость. Моя подруга Регина утверждает, что я поздно созрела в половом смысле: некогда было — училась, ходила в научный кружок, обобщала судебную практику, писала доклады, потом расследовала уголовные дела. До личной ли жизни при таком напряженном графике? И только теперь меня посещают правильные мысли про личную жизнь; но к тому моменту, как я осознала ее необходимость, личная жизнь вполне может помахать мне ручкой…
Ладно, хватит жалеть саму себя. Я вздохнула и решительно включила компьютер. До утра оставалось шесть часов
Глава 3
За эти шесть часов я успела дописать обвинительное заключение, простирнуть несколько полотенец, пропылесосить квартиру и даже немного поспать.
За пять минут до звонка будильника затрезвонил телефон, и я подумала, что не одна я не теряла времени даром. Звонок в такое время — это гарантированный выезд на место происшествия. Но я оказалась не права.
Звонил Старосельцев. Он дико извинялся и спрашивал, не слышала ли я чего-нибудь про имевшее место накануне вечером похищение жены крупного бизнесмена Масловского.
— Включите радио или телевизор, — посоветовал он.
Я послушалась совета и включила. По питерской программе ТВ вовсю рассказывали, что, по сообщению осведомленных источников в правоохранительных органах (вывозить таких источников на рассвете за город и расстреливать без суда и следствия!), вчера в девятнадцать часов на набережной Невы неизвестными лицами была остановлена автомашина «ауди», за рулем которой находилась жена топливного магната и мецената Артемия Масловского. Жену пересадили в машину похитителей и увезли в неизвестном направлении, ее «ауди» бросили на набережной.