Героев не убивают
Шрифт:
Я присела перед ним на корточки и снова ткнула пистолетом в лицо. Он в изумлении даже не отвернулся.
— М-маша! — промьяал он. — Ты что?!
— Сейчас я тебе объясню. — Я снова толкнула его стволом в висок. — Ты понимаешь, что если я выстрелю тебе в голову, а потом отстегну наручники и вложу пистолет в твою руку, найдут тебя не скоро? А когда найдут, я с удовольствием дам показания, что ты готовился к самоубийству. В любом случае меня вряд ли кто-то будет подозревать. Кроме того, у меня
— Маша, — тихо сказал Царицын, пытаясь поудобнее устроиться на обломках кирпича.
— Ах, ты уже освоился, — разозлилась я и, подумав, что нужно усилить впечатление, чтобы он забыл о комфорте, выстрелила в стену за головой Царицына.
Одному Богу известно, как я сама испугалась при этом, но впечатления Царицына, безусловно, усилились.
— Чего ты хочешь? — прошептал он, щурясь от яркого света и отплевываясь от бетонной пыли, медленно оседавшей после выстрела.
— Сейчас скажу. Я включу видеокамеру, и если ты расскажешь, как подставил Крушенкова, а потом еще и напишешь все это, я сниму наручники и отпущу тебя на все четыре стороны. Ты можешь ехать в Англию, и я даже позволю тебе получить деньги, — при этих словах лицо Царицына дернулось, и он с ужасом уставился на меня, — но твой счет в банке Ирландии будет блокирован до тех пор, пока Крушенкова не освободят из-под стражи.
— Какой счет, о чем ты, Маша? — Царицын захлопал глазами, но это меня не обмануло.
— Вот этот счет, ублюдок. Узнаешь? — Я помахала перед носом Царицына листком бумаги. Он, напрягая глаза, стал вглядываться в текст и, прочитав, отвернулся.
— Ну что? Счет уже блокирован. Ты не получишь ни одного гроша, пока Крушенков будет сидеть.
— Маша, здесь какая-то ошибка. — Он подался ко мне, но получил пинок ногой от Кораблева, стоящего сзади и бдительно следящего за каждым его движением. Дернувшись, он откинулся назад и затих.
— Ты! — Я ткнула его стволом пистолета под подбородок. — Я с тобой не собираюсь торговаться. Или ты сейчас начинаешь рассказывать, или я выстрелю тебе в голову и спокойно уйду отсюда.
— Но тогда Крушенков будет сидеть, — пробормотал Царицын.
— Ничего, зато сидеть ему будет гораздо приятнее. — Я кивнула Кораблеву, и он сильно пнул Царицына по почкам. — Я не шучу, убдюдок, у тебя три минуты на размышление. — Я поднесла пистолет к носу Царицына и держала так, пока он не прошептал:
— Хорошо, я все скажу, но это бред.
— Нет, ублюдок, не думай, что ты так дешево отделаешься. Ты расскажешь все так. чтобы не было сомнений, что виноват ты. Ты знаешь, что такое преступная осведомленность? — Он, не сводя глаз с пистолета, кивнул, но я на всякий случай объяснила:
— Это когда преступник рассказывает то, что может знать только он, только тот, кто совершил преступление.
— Двести долларов, у меня номера переписаны, — прошептал Царицын.
— Не сомневалась. Но ты это скажешь на видео.
— Нет! — Он спять дернулся, но наткнулся на Ленькин сапог. Было заметно, что он мучительно старается понять, кто мой сообщник, и теряется в догадках.
— Да. Я включаю камеру.
— Отстегните меня…
— Даже и не думай.
Камера была установлена и отрегулирована таким образом, что брала крупным планом только лицо Царицына. Ленька постарался и уложил нашего фигуранта тютелька в тютельку туда, куда нужно.
— Нет! — Он отвернулся, а я кивнула Леньке.
— Это твое последнее слово? — спросила я Царицына, по лицу которого текли бессильные слезы, и, к своему собственному удивлению, не испытывала к нему никакой жалости. Он молчал и плакал. — Хорошо.
Ленька сзади вывернул ему руку, взял у меня пистолет, вложил в руку Царицына, но тот заорал:
— Нет! Не надо!
— Тогда говори. — Я забрала пистолет. — Я включаю камеру, и учти: если ты ляпнешь в объектив что-нибудь не то, я пристрелю тебя без всякого сожаления.
Ты понял, ублюдок?!
Уж не знаю, что было в тот момент в голове у Царицына. Я только надеялась, что он поймет — я не шучу. И добил его, конечно, не пистолет в моих руках и не Ленькин пинок, а номер счета в Ирландском банке. Он начал говорить.
После того, как он закончил, мы отстегнули наручники, вывели Царицына на воздух, посадили в его машину и оставили приходить в себя.
— Мария Сергеевна, — спросил меня Кораблев по дороге, — за что он так Сергея? Из-за Хорькова?
— Из-за себя. Сергей запросил, чьи агенты Востряков, Рыбник и Трубецкой, а потом нашел свои запросы в ящике стола Царицына. Этот ублюдок знал, что Сережка поедет в тюрьму, и купил контролера. Всего за двести долларов. Встретился со своим агентом Трубецким, грохнул его — все равно уже надо было от него избавляться, и вернул пистолет.
— Неужели Сережка не заметил, что патрона не хватает, когда получал пистолет на выходе из тюрьмы?
— Леня, история об этом умалчивает. Вот выйдет Сережка, спросим у него.
А вообще-то я знаю случай, когда опер получил по ошибке чужой пистолет, сунул его в кобуру и пошел. Это выяснилось только на строевом смотре.
— А как вы счет-то блокировали?
— Леня, о чем ты говоришь! Как я могу счет блокировать, да еще и за границей? На пушку взяла…
— Да, — протянул Ленька, выруливая на шоссе, — теперь я и не знаю, чем нам все это аукнется. Может, и правда, уволят?