Героев не убивают
Шрифт:
Протянув ему бумаги, я объяснила, что я записала в бланк протокола допроса то, что произошло со мной в прокуратуре, с подробными приметами самозванцев. Он поблагодарил, внимательно прочитал то, что я написала, и отложил протокол в сторону.
— Ну что, голубушка, — ласково спросил он, открывая коробку печенья и раскладывая печенюшки передо мной на гостиничной тарелке, — за коллегу пришли хлопотать?
— Пришла, — кивнула я. — Серафим Михайлович, выслушайте меня. Крушенков не убийца,
Следователь бросил в рот печенье и шумно вздохнул:
— О-хо-хо, хо-хо…
— Серафим Михайлович, — взмолилась я, — не отмахивайтесь от того, что я вам скажу. В ваших руках судьба человека, вы — очень опытный следователь, неужели вы можете так, с ходу, поверить, что умный, грамотный подполковник ФСБ в пьяном угаре пойдет мочить журналиста из своего табельного пистолета?
— О-хо-хо, хо-хо… — снова завздыхал Серафим Михайлович. — Ты с ним спишь, что ли, красавица? — заглянул он мне в глаза.
— Нет, — растерянно ответила я, не успев даже обидеться.
— Да ладно, я никому не скажу. Спишь ведь, а то что бы ты тут распиналась, чтобы его выгородить?
— Я уверена, что он не совершал убийства, поэтому и распинаюсь, как вы изволили выразиться.
Мысленно я обозвала себя самыми страшными словами за то, что начала злиться. Мне нельзя восстанавливать против себя следователя, иначе я ничего не добьюсь и только напорчу Крушенкову.
— Серафим Михайлович! Выслушайте меня!
— Да я тебя слушаю, — кивнул мне следователь.
— Серафим Михайлович! Сергей Крушенков — очень умный и опытный чекист, оперативник. Да у него вообще характер такой — он даже говорить плохо о людях не может, не то что поднять руку на кого-то… — Я осеклась и вспомнила, как Сергей врезал Трубецкому. Судя по всему, следователь уже. обладал этой информацией, потому что покачал головой. — В общем, и напиваться в кабинете, и устраивать пьяные разборки — это не в его духе. Он вообще мало пьет…
— Вот с непривычки в голову-то и ударило, — добродушно отозвался следователь. — Еще что?
— Еще я хочу вас попросить взглянуть на дело с другой точки зрения.
Допустите, что его подставили, потому что он мешал кому-то. Его уже пытался уволить наш самый крупный преступный авторитет, Хорьков.
— А чем он Хорькову-то так мешал? — взглянул на меня следователь сквозь полуопущенные веки.
— Да у них давние отношения… — Я просто не знала, что можно говорить следователю, а о чем пока лучше помолчать.
— Милая моя, а что, кроме твоих слов, есть по этой версии? — Похоже, следователю уже надоел этот разговор, и он мечтал скорее его закончить и выпроводить меня.
— Но вы же расследуете дело, установите…
— А-а! А теперь послушай меня,
— Но не так же было…
— Скажи, как?
— Он просто так сказал, в запальчивости… — К сожалению, я и сама понимала, что неосторожно сказанные слова следствие может интерпретировать только в одном смысле — как угрозу, реализованную впоследствии.
— Пусть суд потом решает, просто — так он сказал или нет, — махнул рукой следователь. — Дальше поехали. Есть люди, которые видели Крушенкова пьяным незадолго до убийства.
— Ну и что? Это ничего не доказывает…
— Ну да? Очень даже доказывает. Говорю, дальше поехали. Что ты возразишь против такого веского доказательства, как заключение баллистов о том, что пуля, изъятая из тела Трусова, выстрелена из пистолета, закрепленного за подполковником Крушенковым?
— Что я скажу? Скажу, что пистолет мог в момент убийства быть в руках у кого угодно.
— Хорошо, дорогая, тебя не переспоришь. — Следователь усмехнулся. — А что ты скажешь насчет показаний сотрудников Трусова? Двое мне сказали, что в день убийства в редакцию звонил человек, представившийся подполковником Крушенковым, искал Трусова и грязно ругался в его адрес. Им показалось, что Крушенков был пьян.
— Серафим Михайлович! — Я схватила его за руку, и он удивленно посмотрел на меня. — Вот именно: звонил человек, представившийся Крушенковым.
Мог от его имени позвонить кто угодно.
— Ты мне лучше скажи, милая, — следователь высвободился из моей цепкой хватки и сам взял меня за руку. — Не слишком ли сложно его подставили? Кому-то надо было целый спектакль устраивать, звонить голосом Крушенкова, а главное — как-то завладеть его пистолетом. Вот на это что ты скажешь?
— А что он сам говорит?
— Вот то-то и оно. Колол я его битый день; если ты не совершал, говорю, каким образом из твоего пистолета этого Трусова хлопнули? Вот скажи.
— И что он сказал?
— Что он сказал? Не знаю, говорит, ума не приложу. Пистолет все время был при мне.
— Хорошо, а что он делал во время убийства?
— Убивал, милая, — усмехнулся следователь. — Да ты так ноздри-то не раздувай. Я думал над этим. Значит, так. Он говорит, что выпил на работе вместе со своим напарником майором Царицыным. Опьянел, почувствовал себя плохо, попросил Царицына проводить его до дому. Царицын его проводил. Подполковник Крушенков дома заперся, предварительно положив оружие в домашний сейф, и уснул.