Герои 1863 года. За нашу и вашу свободу
Шрифт:
Год, проведенный в Ново-Петровске, не прошел бесследно. Зыгмунт выдержал первое, самое тяжелое испытание. Он принял груз солдатчины и не согнул-ея под его\тяжестью. Тяжелая солдатская доля заронила в erq душу первые мысли о необходимости борьбы за обмену шпицрутенов, за уничтожение палочной дисциплины.
В Уральске Зыгмунт пробыл до конца сентября 1850 года. Здесь он нашел друзей и единомышленников среди офицеров гарнизона и политических ссыльных. Те немногие свободные часы, которые у него оставались, он посвящал учебе, совершенствовался в иностранных языках, овладевал местными языками. Он свободно владел английским, французским, немецким, казахским. Зыгмунт укрепляет свои связи с оренбургской польской колонией и благодаря помощи друзей осенью 1850 года добивается перевода в Оренбург. К этому
В Оренбурге Зыгмунт стал центром тамошней польской колонии, объединявшей как политических ссыльных, так и офицеров и чиновников. В те годы Оренбург был местом ссылки революционеров. Преимущественно это были польские дворяне — участники национально-освободительного движения. Но были здесь и русские революционеры — соратники Петра-шевского (Плещеев, Ханыков и др.) Соизгнанники хорошо организовали взаимопомощь. На квартирах у бывших ссыльных, осевших в городе, можно было отдохнуть от муштры, почитать книгу, послушать музыку, побеседовать с друзьями. Постепенно у польской колонии образовалась небольшая, но хорошо составленная библиотека, выписывались газеты и журналы.
Друзьям, собиравшимся у него на квартире, Зыгмунт ставил кувшин молока. Скудный бюджет солдата не позволял устраивать более щедрые приемы. Эти «великомолочные вечера» остались у многих в памяти. В круг ближайших товарищей Зыгмунта в Оренбурге входили военные Ян Станевич, Людвик Турно, Карл Герн, чиновники Венгжиновский и Кирш, ссыльные Бронислав Залеский, Евстафий Середниц-кий и др. Станевич был знаком Зыгмунту еще по Петербургу. Залеский, также литвин, был срблан незадолго до Сераковского, Середницкий и Гсфдон в прошлом были близки к Конарскому.
Польская колония в Оренбурге поддерживала постоянную переписку с известным поэтам Эдвардом Желиговским («Совой»), сосланным в Уфу Она приняла близкое участие в судьбе Тараса Шевченко, когда он находился в Оренбурге, и не оставила его после высылки в Ново-Петровск.
«Через красные очки смотрел Шевченко на мир,— вспоминает Гордон, — свобода Украины была его затаенной мечтой, а революция — стремлением». Нет ничего удивительного, что украинский поэт-революционер и демократ сблизился с польскими деятелями на почве, как подчеркивает Я Станевич, общности взглядов и стремлений Здесь встает вопрос об отношениях Зыгмунта Сераковского и Тараса Шевченко На первый взгляд никакого вопроса нет. Сохранившиеся письма поэта свидетельствуют о дружеских его чувствах к Сераковскому. Он тепло отзывается о нем, называет своим оренбургским соизгнанником, вдохновенным Зыгмунтом, настоящим поэтом и т. д. До нас дошли и строки Зыгмунта, адресованные Шевченко Они также согреты сердечной теплотой, проникнуты заботой и вниманием польского революционера к поэту, который для Зыгмунта «наш лебедь», «батько», символ дружбы «единоплеменных братьев» Нет ничего удивительного, что долгие годы исследователи рассказывали о совместном пребывании в ссылке этих двух революционных деятелей, об их службе в одном гарнизоне и даже в одной роте Так представлена их жизнь в изгнании в известном фильме Игоря Савченко «Тарас Шевченко».
Для художественного произведения, возможно, это и допустимый прием, но документально факт одновременной службы Шевченко и Сераковского в одном гарнизоне не подтверждается, а обстоятельства их сближения представляются далеко не такими простыми Ян Станевич прямо указывает, что по соображениям «высших интересов безопасности государства» царские власти стремились не допустить cq-уместного пребывания в Одном гарнизоне этих двух Опасных лиц. Когда поэта решили выслать в отдаленный форт на берег Каспия, Сераковского убрали оттуда. Меняя место ссылки, оба должны были проехать через Оренбург. Друзья надеялись организовать там их встречу, но это не удалось. За несколько дней до прибытия Сераковского через Оренбург провезли лод конвоем Шевченко. Он разминулся с Зыгмунтом где-то в дороге. Первая их личная встреча произошла уже после ссылки в Петербурге. И Станевич после единственной встречи с поэтом встретился с ним уже в столице Теперь найдены в архивах Польши письма других соизгнанников Шевченко и Сераковского, которые подтверждают верность свидетельства Станевича. Неоспоримо, что
Из писем Шевченко видно, что Зыгмунт, находясь в 1854—1856 годах на службе в крепости Ак-Мечеть (форт Перовский), поддерживал переписку с поэтом, высылал ему рисовальные принадлежности. Из этой переписки до нас дошло лишь одно письмо поэта, датированное 6 апреля 1855 года. «Мой милый, добрый Зыгмунт, — пишет Шевченко, — благодарю тебя за твое ласковое, украинское сердечное слово, тысячу раз благодарю тебя» Поэт далее сообщает о тяжелой муштре, извещает о получении высланных ему книг и письма Станевича, шлет своим польским и русским (А. Плещееву) друзьям сердечные приветы, благодарит их за внимание и заботу
16 февраля 1856 года Сераковский был произведен в офицеры и назначен в Брестский полк, расквартированный на Украине. Тридцатилетний прапорщик подал прошение о прикомандировании его к какой-либо столичной части для подготовки к экзаменам в Академию генерального штаба. Командир Оренбургского корпуса Перовский поддержал просьбу и снабдил Сераковского рекомендательным письмом В июне Сераковский выехал из Оренбурга. Он вез с собой рисунки и рассказы Шевченко.
В Петербурге Сераковскому удалось изменить место службы и вместо Брестского полка прикомандироваться к частям столичного гарнизона. Здесь он познакомился с видными общественными деятелями и начал борьбу за освобождение Шевченко. Решающую роль в этом деле сыграло сближение Сераковского с семейством графа Ф. П. Толстого, вице-президента Академии художеств, в про--шлом ревностнейшего члена Союза благоденствия. Совместными усилиями польского революционера и бывшего декабриста был облегчен для Шевченко путь к свободе.
Возвращение Сераковского в столицу совпало с началом подъема освободительного движения. Разбуженный громом севастопольских орудий, русский народ готовился порвать оковы крепостничества. Росло число крестьянских волнений. Среди студентов и офицеров возникали тайные кружки. Из-за рубежа доносился страстный голос Герцена, а внутри страны свободная русская мысль, вырвавшаяся из николаевского застенка, стала проникать на страницы газет и журналов. Во главе освободительного движения шел Петербург. Здесь Чернышевский, ставший с осени 1856 года идейным руководителем «Современника», сзывал под знамена крестьянской революции лучших сынов России.
В Царстве Польском, так официально назывались польские земли в составе царской России, также усилилось национально-освободительное движение. Военно-полицейский режим, установленный Николаем и его наместником Паекевичем после подавления восстания 1830—1831 годов, оказался не в состоянии задавить свободолюбивый польский народ. Под нажимом демократических сил царская администрация начинала лавировать, создавать видимость готовности пойти на уступки. Отстранялись некоторые особо ненавистные массам чиновники, из ссылки возвращались деятели национального движения. С реформами, однако, не спешили, царизм по-прежнему рассматривал грубое насилие в качестве основной опоры своего владычества в Польше.
Передовая русская общественность, и прежде всего революционная демократия страны, поддерживала борьбу польского народа за свободу и независимость своей отчизны. А. И. Герцен в первых же бесцензурных произведениях подчеркнул необходимость установления взаимопонимания между русскими и польскими революционерами. «Мы с Польшей, — подчеркивал Герцен, — потому, что мы за Россию. Мы с Польшей, потому, что одна цепь сковывает нас». Не только в эмиграции, но и внутри империи устанавливались контакты, налаживалась взаимопомощь между русскими, поляками, белорусами, литовцами, украинцами в общем революционном деле. Крупную роль в развитии революционных связей народов сыграла польская демократическая колония в Петербурге. В столице на Неве в те годы проживали многие тысячи поляков. Среди них было немало аристократов, пресмыкавшихся у подножья императорского трона, но еще больше было студентов, разночинцев. Именно среди них находили сочувственный отклик призывы русских и польских демократов к общности действий против самодержавия. Здесь и развернулась деятельность 3. Сераковского после возвращения из ссылки.