Герои и чудеса Средних веков
Шрифт:
Однако более, чем воитель и рыцарь, Артур является мифологическим воплощением истинного главы средневековых политических объединений, то есть Королем. Примечательно, что в самые ранние годы – как о том свидетельствует, например, мозаика плиточного пола церкви XI века в Отранте в Южной Италии – настоящее имя Артура было Arthurus rex, и в европейском поэтическом воображении Артур остается символом такого короля, который существует исключительно в форме демифологизированной, при этом не утрачивая и своего сакрального характера. Артур – король не только одновременно и подлинный и мифологический, он еще и владыка милленаристский. Мужчины и женщины в Средние века часто мечтали о том, как установится на земле царствие Веры и Добродетели, апокалиптический Миллениум, управляемый королем, пришедшим из истории. Этот мотив имел большой успех в восточных культурах, вспомним хотя бы сказку о спрятавшемся эмире. На Западе похожая роль досталась Фридриху Барбароссе, который не умер, а заснул в пещере, и особенно Артуру, ожидавшему в Авалоне момента, когда он сможет вернуться. Это тема Rex quondam, rexque futur us, короля
Тесно связанный с образом Артура, Круглый стол – объект мифологический, но есть и объект персонализированный, связанный с его именем еще теснее, – это неизменный спутник великих воинов и великих рыцарей: его меч. Волшебный меч, с которым не может управиться никто, кроме него самого, которым он чудесным образом убивает врагов и чудовищ, преимущественно великанов, и выбрасывание которого в озеро знаменует конец его жизни и его могущества. Этот меч зовется Экскалибур, и его исчезновение венчает мрачный эпизод смерти Артура, воссозданный крупным британским кинорежиссером Джоном Бурманом в фильме «Экскалибур». Персонализацию мечей мы встретим и у Карла Великого, и у Роланда: Жуайез, Дюрандаль, Экскалибур – вот они, сказочные помощники выдающихся героев. Артур прежде всего – воплощение взаимного союза, союза тех ценностей, что выработали Средние века. На этих ценностях, разумеется, лежит сильный христианский отпечаток, но это в первую очередь светские ценности героя-мирянина. В Артуре находят выражение два сменивших друг друга периода феодальных ценностей. В XII веке это воинская доблесть, в XIII – куртуазность. В индоевропейской традиции он был королем трифункциональным: по первой функции – королем священным, по второй – королем-воином и по третьей – королем-цивилизатором. Его образ хорошо иллюстрирует то, что крупный исследователь средневековой литературы Эрих Кёлер прекрасно определил так: «Двойной замысел куртуазного феодального мира: историческая легитимизация и выработка мифов».
Как и все герои – причем средневековых это касается в первую очередь, – Артур тесно привязан к определенным географическим местностям. Это места его битв, резиденций и смерти. Прежде всего это область его главных свершений, его сражений, завоеваний и побед: страна кельтов, Ирландия, Уэльс, Корнуэлл, Арморика. Это Тинтажель в Корнуэлле, где был зачат Артур, Камелот, фантастическая столица Артура на границе Корнуэлла и Уэльса. Это фантастические острова, такие, как Авалон. Это английский монастырь в Гластонбери, бенедиктинское аббатство на границе Уэльса, где в 1191 году якобы были обнаружены его останки и останки королевы Гениевры. Но есть и вдали от кельтского мира еще одно удивительное место, связанное с Артуром, находившимся между жизнью и смертью, королем выжидающим. Это место – вулкан Этна, в жерле которого, охраняемый от всех горестей, как повествует об этом изумительный сборник чудесных историй английского автора начала XIII века Гервасия Тильбюрийского, спокойно спящий Артур ждал своей участи – чудесного ли возвращения на землю или вознесения в рай. В этом случае не связан ли Артур с тем, что я называю рождением чистилища, в тот момент, когда его местонахождение неясно определяли где-то между Ирландией и Сицилией? Тогда этот кельтский король мог быть одним из первых обитателей того чистилища, слухами о котором был полон весь христианский мир.
Однако в христианской Европе – и эта черта сохранилась до наших дней – нет ни всемогущего героя, ни во всем удавшихся чудес. Герой – всего лишь человек, любой человек грешен, и феодальной верности неминуемо противостоит предательство злобных врагов. С другой стороны, если монархическая идеология и выстраивает образ короля как героя, она далека от придания ему абсолютистского характера, который будут настойчиво приписывать ему Ренессанс и эпоха классики. Артур – грешник, и Артура предают. Поддавшись вожделению, Артур совокупился с собственной сестрой, и от этого инцеста родился Мордред. Великому образу – великий грех, короли и герои (это касается и Карла Великого) частенько повинны в кровосмешении. Что до плода греха, Мордреда, то он – предатель, чей удел – смерть; Артур же, познавший и иное предательство – своей жены Гениевры, изменившей ему с его же вассалом Ланселотом, сам не единожды предавал Гениевру.
После Гальфрида Монмутского успех образа Артура неуклонно растет. Сперва его имя упрочивает политику английских королей династии Плантагенетов. Использование имен героев в политических целях – один из самых известных феноменов в истории, в особенности в средневековой европейской истории. При этом английские короли возвеличивали Артура в пику королям немецким и французским, которые в поисках историко-мифологических крестников все больше и больше разрабатывали образ Карла Великого. Такую роль сыграл в истории Европы этот двуликий тандем, то дополнявший, то противостоявший друг другу, – Артур и Карл Великий.
Успех Артура был таким стремительным, что уже в начале XIII века монах-цистерцианец Цезарий Гейстербахский будет рассказывать в своих Dialogus miraculorum («Диалогах о чуде»), как однажды монахи задремали во время проповеди их аббата и вдруг тот возвысил голос и сказал: «А теперь слушайте меня, братья мои, слушайте хорошенько, я расскажу вам о деле новом и необычайном: жил однажды король, который прозывался Артуром». При этих словах монахи просыпаются, оживляются, обращаются в слух. Артур стал героем даже в монастырях. Другой пример успеха образа Артура в средневековом обществе уже выходит за пределы аристократической среды – это успех имени Артур, который можно отнести к тому времени XIII–XIV веков, когда на христианском Западе формировалась современная антропонимика, присоединявшая имя к фамилии как раз в городских социальных сословиях. Мишель Пастуро наблюдательно подмечает распространение имени Артур и прочих имен, происходящих от имен главных рыцарей Круглого стола, подчеркивая, что имя, даваемое при крещении, никогда не является именем случайным, что оно – «первый социальный маркер, первый атрибут, первая эмблема». Он изучил частоту повторений имен рыцарей Круглого стола по приблизительно 40 000 оттискам французских печатей, имевших внутреннее хождение в конце XV века. Они показывают, что «играть в короля Артура» стало нормальным городским делом, а в некоторых регионах, например в Нидерландах и Италии, до середины XVI столетия развивалась настоящая «артуромания». Возвращаясь во Францию, скажем, что в подлинном выигрыше от такой артуровской антропонимической антропологии оказались – рыцарь Тристан с его 120 примерами, за ним следует Ланселот с 79 упоминаниями. Но очень близок к ним и Артур с 72 примерами, оставляя далеко позади Говейна (46 примеров) и Парцифаля (44 примера).
Как мы в этой книге еще увидим, очарование героев Средних веков, к XIV веку скорее заснувшее, пробудилось в XV, в том самом столетии, которое, как замечательно показал Йохан Хеизинга в «Осени Средневековья», оказалось жертвой самых невероятных вымыслов на рыцарские темы. Пробуждает к жизни Артура английский поэт Мэлори в своей большой поэме 1485 года «Смерть Артура». И в XV веке сладостная память об этом средневековом герое так свежа, что другой поэт, Спенсер, дарует ему новую жизнь в The Fairy Queen («Королева фей») (1590). На крыльях британского национализма Артур с легкостью переносится в воображение XVII века. Особенно он обязан великому композитору Пёрселлу, который написал оперу «Король Артур» на либретто великого Джона Драйдена, – король Карл II поначалу покровительствовал ему, и тем не менее увидеть свое творение на сцене он смог лишь незадолго до смерти, в 1691 году.
Наконец, в эпоху романтизма Артуру суждено пережить настоящее возрождение средневекового имагинарного. Ему повезло стать героем одного из самых великих романтических английских поэтов, Теннисона, который опубликовал свою «Смерть Артура» в 1842 году и до конца жизни составлял The Idylls of the King («Идилии короля»), которые все вместе были изданы в 1885-м. Примерно в то же время Артур обретает новую жизнь в произведениях художников-прерафаэлитов, особенно Данте Габриэля Россетти (1828–1882) и Эдварда Берн-Джонса (1833–1898). В музыке Шоссон под влиянием Вагнера – которому принадлежит решающая роль в возрождении героев и чудес средневекового имагинарного (особенно германского) – с 1886 по 1895 год сочиняет свою единственную оперу «Король Артур».
Наконец, новую жизнь достоинству средневекового героя Артура и главных его героических сотоварищей придает кинематограф. Жан Кокто начинает с переложения артуровской легенды для театра в пьесе «Рыцари Круглого стола» (1937). После войны как настоящие шедевры, так и фильмы, в которых Средние века изображены в искаженном и неверном свете, получают широкое распространение и хорошо воспринимаются публикой – это такие зрелищные произведения, как голливудские «Рыцари круглого стола» Ричарда Торпа в 1953-м; «Камелот», музыкальная комедия Джошуа Логана, в 1967-м. Назовем и великие образцы – «Ланселот Озерный» Робера Брессона (1974), «Парцифаль Уэльский» Эрика Ромера (1978) и «Экскалибур» Джона Бурмена (1981). В знаменитом фильме «Индиана Джонс и последний крестовый поход» (1989) Стивен Спилберг отправляет Харрисона Форда на поиски Грааля. Пародия, что тоже суть свидетельство популярности, заставляет посмеяться над Артуром как в превосходном фильме «Монти Пайтон и священный Грааль» (1975), так и в «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» Тэя Гарнетта (1949) с Бингом Кросби. Да в конце концов, если придать мифическому королю черты Джорджа Буша – чем не новый облик героя Артура? Голливудский продюсер и ультраконсерватор Джерри Брюкхеймер недавно согласился финансировать впечатляющий по размерам бюджет роскошного кинозрелища Антуана Фукуа «Король Артур» (2004), где он изображает Артура, Гениевру и рыцарей Круглого стола как героев Англии, решившейся после окончания оккупации Римом разбить саксов, чтобы дать стране возможность следовать по пути прогресса. Он утверждает: «Есть отголоски между историей Артура и ситуацией в Афганистане и в Ираке – некогда Рим оккупировал Великобританию, и, когда эта страна избавилась от римлян, она встала перед необходимостью исполнить свою цивилизаторскую миссию борьбы против варварства». Королю Артуру еще не надоело повергать нас в изумление.
Кафедральный собор
Кафедральный собор – это символ первого из сословий средневекового индоевропейского общества, духовенства; укрепленный замок, или крепость, – символ второго сословия, военного. Мы могли бы добавить сюда еще и постройку, а точнее, ансамбль построек, представляющий производительную функцию третьего сословия, и это был бы город. Но хотя средневековый город и отличается весьма отчетливо от античного и от городов индустриальной и постиндустриальной эпох, в нем нет специфической самобытности, достаточной для того, чтобы быть представленным среди многочисленных чудес и диковин, которые описываются в этой книге. Однако при этом не надо забывать, что с точки зрения огромного множества мужчин и женщин Средних веков город прекрасен и полон чудес.