Герои и предатели
Шрифт:
Но, в конце — концов, Юра выглядел то, что хотел найти. Он пошел, перешагивая через ноги, руки и тела, в самый дальний угол блиндажа, и отбросил в сторону чей-то лежавший там бушлат.
Под ним оказалось три пустых бутылки из-под водки. Юра взял одну, поднес к носу, понюхал. Запах был свежий, на дне оставалось еще несколько капель.
— Ну и откуда же вы взяли водку? — спросил вслух Попов. Но спросил он негромко, больше про себя, так что никто из спавших даже не пошевелился. — Наверное, что-то пришлось продать? А что? И кому?
Попов
— Батарея, подъем!!!
Перепуганные бойцы словно взвились в воздух. Не встали только трое. Сержант Коля Николаев, и парочка его товарищей — прихлебателей.
— Что это?! — сразу перешел в наступление лейтенант, потрясая бутылками. — Откуда?
Сзади подошел проснувшийся, и также перепуганный Толтинов. Юра развернулся, и впихнул солдата внутрь помещения.
— Кто пил? — уже почти спокойно спросил он. Однако этот переход тона с громкого на преувеличенно спокойный, как раз и свидетельствовал о том, что лейтенант начал впадать в бешенство.
— Понятно, — сам себе ответил Попов, глядя на безмятежно спавшую троицу. — По пузырю на лоб всосали, так что теперь и в себя прийти не могут.
Бойцы стояли, опустив головы в пол. Поднять глаза, чтобы встретиться взглядом с командиром, не хотел никто.
— Что продали? — теперь уже командир перешел напрямую к интересовавшей его теме.
В помещении установилась такая тишина, что было только хорошо слышно, как сопят «алкоголики», да под потолком гудят толстые черные мухи.
— Так, давайте показывайте свои штык-ножи и боеприпасы.
Оружие, патроны и гранаты трех спящих Попов осмотрел сам — тем более, что им было, видимо, все равно, и они пребывали в блаженном забытьи.
Осмотр ничего не дал. Правда, тут же Попов вспомнил, что в одной из «шишиг» лежало несколько цинков с патронами, которые за ненадобностью, в виду передислокации обратно в Махач-Юрт, презентовал ему прежний командир второй роты.
— Ну-ка, сбегай, принеси их, — приказал Попов Воробьеву, как самому сообразительному.
Воробьев мгновенно «испарился».
— Тащите воду из капли в котелках, — продолжал раздавать приказы командир батареи, — сейчас будем реанимировать покойников. «Реаниматор» все видели?
Дуропляс Рагулин не удержался, и пошутил:
— А вот они поднимутся, и всех нас покусают!
Бойцы засмеялись, напряжение у них спало. Попов улыбнулся одними губами. Глаза у него по-прежнему были темные.
Воду доставили, и в ту же минуту вернулся растерянный Воробьев.
— Ничего нет, — сказал он. — Я все обыскал.
— Ты уверен? — спросил его Попов.
— Ну да, я же сам их положил в машину по вашему приказу. Нет их там теперь.
Попов подошел к Николаеву, и с размаху ударил его носком ботинка по подошве сапога. Сержант замычал, и брыкнул ногой в ответ. Окружающие рассмеялись. Юра прикусил губу. Ему даже показалось, что блиндаж слегка поплыл у него перед глазами, но это неприятное ощущение быстро исчезло.
Лейтенант взял полную кружку холодной воды, отпил из нее, потом подержал на весу, выпил всю воду до дна, и протянул руку обратно:
— Дайте другую!
Получив другую кружку воды, он наклонился над Николаевым, и начал медленно выливать воду ему в ухо. Сержант закряхтел, повернулся на спину, и вода полилась ему на лицо. Николаев с трудом приоткрыл мутные глаза, и прохрипел:
— Пошли на хер все! Охренели, что ли, совсем?! А ну…, а то рыло начищу.
Юра списал всю эту тираду на похмельный синдром, взял еще одну кружку воды, и продолжил поливать сержанта. В конце — концов, тот поднялся и присел.
— Где ты взял водку? — спросил его Попов.
Сержант смотрел на него, словно не узнавая, и не понимая, о чем его спрашивают.
— Где ты взял водку? Кто тебе ее дал?
Николаев начал расталкивать своих спящих товарищей, и глядя куда-то в сторону, ответил невнятно:
— Товарищи дали.
— Какие товарищи? — тут же последовал уточняющий вопрос. — И что ты дал товарищам? Куда цинки с патронами дел, скотина!
Попов заорал. Да, его раздражало не то, что Николаев был пьян. Выпивали у него бойцы и до этого. Но тогда он знал — откуда это все. Доставали сахар, дрожжи, сами затевали брагу, сами выпивали. Самое главное — ставили его, командира, в известность заранее. Они, впрочем, догадывались, что возражать он не будет.
Так что к самому факту выпивки Юра относился довольно лояльно. Брага получалось не такая уж крепкая, ртов было много, так что напиться серьезно было почти невозможно. Так, легкая эйфория, и не более того. Ну, как, скажем, две бутылочки пива натощак выпить.
Но вот продавать за водку боеприпасы… Это уже выходило за все границы дозволенного. Это было, в глазах Попова, настоящее преступление. В общем-то, он уже решил, что доложит о происшедшем комбату, и пусть этого оборзевшего сержанта забирают отсюда, и разбираются уже наверху. Под трибунал, в штрафбат, или куда там еще — не важно. Спускать такое нельзя, и такая сволочь у него в батарее процветать не должна.
Не понятно, что это было — то ли Николаев, и правда, еще не отошел от опьянения, то ли такое похмелье у него было тяжелое, то ли он вообще слетел с катушек, только сержант громко и отчетливо сказал вслух то, что говорить ему по должности было совсем не положено:
— Сам ты, летеха, скотина!
Это было такое оскорбление, что на мгновение Попов опешил, и даже почувствовал в животе пустоту и ледяной холод. Такое спускать было нельзя. Юра сделал шаг вперед, и без особого замаха, резко ударил Николаева кулаком в глаз. Тот покачнулся, взвыл от боли, размахнулся, и ударил лейтенанта в ответ. И попал точно в нос.