Герои и предатели
Шрифт:
Охранник грязно выругался, но спустился в зиндан сам. Он рывком поднял Попова на ноги, и отпустил. Ноги у лейтенанта подломились, и он опять упал. В глазах у него потемнело, и Юра даже с каким-то облегчением посчитал, что сейчас лишиться сознания, и снова уйдет в блаженное забытье.
Но не тут-то было. Темнота в глазах начала рассеиваться, сознание прояснялось, вернулась боль.
Охранник опять выругался, снова поставил его на ноги, и снова Попов упал. Он получил болезненный удар ногой в бок, но затем охранник
— Я не думаю, что вас убьют, или будут калечить, — сказали из темного угла. — Они вас даже немного лечили, и, вообще, приглядывали. Мне кажется, что вас готовят для обмена.
Это утверждение вселило в лейтенанта немало бодрости. «Да, для обмена!» — подумал он. — «Почему бы и нет? Может быть, мне даже удастся выскочить из этого кошмара, и остаться живым? Было бы здорово!».
— Но не обольщайтесь, — снова сказали из угла. — Особо вами заниматься не будут. И иногда у них бывает плохое настроение.
Попов сразу понял настоящее значение этих слов. Ничего хорошего в них не было.
— Кто вы такой, в конце — концов? — снова спросил Юра. — И что вы делаете в яме?
— В яме я сижу в наказание, — ответил голос. — Я проштрафился — плохо выполнил свою работу, и мой хозяин не нашел ничего лучшего, чем немного меня проучить. Посидеть на хлебе и воде около собственного дерьма. Обычно такое наказание длится дня три. Потом хозяин успокаивается, и я снова выхожу наверх…
Тут удивительно красивая природа!
Причем тут красоты природы, Юра никак не мог взять в толк. У него начало складываться впечатление, что незнакомец, скрывающийся во тьме, слегка повредился умом.
Однако тот словно читал его мысли.
— Я не сумасшедший, — ответил он на незаданный вопрос, — хотя иногда мне хотелось бы сойти с ума. Просто я стараюсь радоваться хотя бы тому, чему я еще могу радоваться. А что мне остается, если это только скудная еда, вода, и красота местной природы. Все остальное — плохо.
— Вы мне не ответили, — настойчиво произнес Попов. — Кто вы, все-таки?
Незнакомец вздохнул, и, наконец, выполз из тьмы в более светлое место. Был он оборван и худ, лицо обрамляли длинные белые свалявшиеся волосы, к пупку тянулась такая же неухоженная и грязная борода, ногти на ногах и руках были черными, и скорее напоминали когти, но глаза… Глаза светились умом. Такие глаза Попову еще не встречались. Трудно было бы поверить, что такие глаза не могут принадлежать очень умному, и даже, бери выше, очень мудрому человеку.
— Когда-то давно, — сказал странный человек, — я преподавал в университете.
— Заметно, — улыбнулся горячими и растрескавшимися губами Попов. — Это и правда заметно.
Но в этот раз он опять не успел ничего узнать о своем сокамернике. Наверху снова отодвинули крышку, в зиндан спустились два абрека, подхватили Попова за руки и за ноги, и поволокли его наверх…
Настроение у Ахмеда становилось все хуже и хуже. С юности у него бывали вспышки ярости, но такого, как сейчас… Сейчас он мог впасть в ярость от любого пустяка, и натворить таких дел… А потом долго думать, зачем же он все это сделал?
Настроение портилось, как это не покажется кому-то странным, от излишней образованности. Ахмед не читал Библию, но это, ставшее уже общим, выражение — «во многих знаниях есть многия печали» — было ему знакомо.
Вся ужасная правота этой печальной мудрости окончательно стала ему понятна именно сейчас.
Сайдулаев был неплохим историком… Да, весьма неплохим. И, как назло, в последнее время четко, как на экране компьютера, перед глазами мелькали страницы книг о всех победоносных революциях и национально-освободительных войнах. Ахмед накладывал все, что помнил, на сегодняшний день, и ужасался.
Он сидел за столом в чистой просторной комнате один, положив рядом с собой на стул автомат, подперев голову руками, и думал.
Победа была не за горами. Ему точно сообщил хорошо информированный человек, что в кремлевском болоте устали от войны, для них больше нет в этом никакого интереса, и вопрос фактического признания независимости Ичкерии и вывода федеральных войск состоится в скором будущем.
Вот она — Победа! Казалась невероятной всего полтора года назад. Но она одержана, и нужно думать о том, как жить дальше.
А дальше… Теперь начинается самое страшное, что бывает после такой победы — бывшие друзья и союзники начнут делить завоеванную власть. Никто не захочет быть вторым. А особенно среди чеченцев. Здесь вообще не может быть вторых, только первые! Никто не уступит.
Впервые, пожалуй, за всю свою жизнь Ахмед безо всякой гордости подумал об отличительных качествах чеченского народа. Они помогли победить. Но как теперь удержать победу?
Кто станет самым главным в стране? Как его выбрать? Пока у всех чеченцев был один общий враг — Россия, над этим вопросом задумываться было не нужно. Общий враг исчез — и все посмотрят друг на друга уже другими глазами.
Решится ли этот вопрос насилием? Командиры начнут меряться силой, пока, в конце — концов, не останется кто-то один? И сколько же людей придется положить в этой войне? И не придет ли потом сюда опять Россия? Наверняка придет. И тогда не будет единства в Ичкерии. Успеют чеченцы столько обид друг другу нанести, что не простят. И кто-то может к русским переметнутся, лишь бы своим кровникам насолить.
Может быть, провести демократические выборы? (Ахмед сам себе усмехнулся). Ага, точно! Ни один чеченец, (если он настоящий чеченец), не согласиться с тем, что он проиграл выборы. Не признает результатов, скажет — «Подтасовка!» — и все. Здравствуй, первый вариант.