Герои Малахова кургана
Шрифт:
– Сорви-голова! Бедняга!
Он поднимает его, как ребенка, и кричит:
– Ты еще жив, голубчик! Ты не умер. Боже мой! Скажи мне…
– Под этим зданием… мина, – едва слышно говорит зуав, – двадцать бочек пороху… все взлетит… Спасайтесь! Я сделал, что мог! Прощай!
Несмотря на свою храбрость, вошедшую в поговорку, Буффарик вздрагивает при этих словах, прижимает к себе неподвижное тело друга и летит вверх по лестнице, крича:
– Живее! Спасайтесь! Замок взлетит!
Солдаты в неописуемой тревоге бегают по коридорам. Повсюду звучит тревожный крик: «Спасайтесь! Живее! Замок взлетит!»
Буффарик вытаскивает на свет Божий Жана, неподвижного, без голоса, без взгляда…
Руки его обожжены, борода опалена, лицо опухло, глаза закрыты опухшими веками. Сорви-голова неузнаваем. На крик Буффарика прибегают тетка Буффарик и Роза, предчувствуя несчастье. При виде Жана у молодой девушки вырывается раздирающий вопль:
– Жан! Мой бедный Жан! Вот как мы с вами увиделись!
– Он спас нас! Еще раз и ценой своей жизни! – говорит, захлебываясь рыданиями, старый сержант: – Пойдем, Роза, понесем его… под этот платан!
– Да, отец, да. Мы спасем его, не правда ли?
Как женщина энергичная и хладнокровная, тетка Буффарик тащит ведро с водой и тряпки, чтобы сделать первую перевязку. Роза поддерживает голову раненого, которого Буффарик кладет под дерево, среди толпы солдат, прибежавших со всех сторон.
Тревога распространяется с быстротой молнии и производит настоящую панику. Полуодетые, босые, прибегают зуавы, таща провизию, мешки, оружие. Котелки и кастрюльки бренчат, люди кричат, лошади ржут, шум усиливается…
Появляется доктор Фельц и кричит:
– Раненые! На помощь раненым! Скорее!
В самом деле! Раненые! О них забыли. Все бросаются спасать больных товарищей. Это – священное дело! Чтобы спасти раненых, солдаты бросятся в огонь, на штыки, куда угодно, презирая смерть.
Раненых выносят в одну минуту, заботливо, тихо, со всеми предосторожностями.
В это время главный штаб, генералы, полковники спокойно уходят из замка. Последним появляется маршал, которого четверо зуавов несут на носилках. До сих пор никто ничего не знает наверное, никто не может думать и рассуждать. Все слышали взрыв, видели, что сержант Буффарик нес какого-то мертвого зуава и кричал: «Спасайтесь!» И больше ничего.
Теперь и солдаты, и раненые, и коляски, и провизия, и амуниция – все в безопасности. Маршала положили в тени большого платана, неподалеку от безжизненного тела Сорви-головы.
Главнокомандующий смотрит на солдата, на жестикулирующего Буффарика, на женщин, хлопочущих около зуава, и говорить слабым, но надменным голосом:
– В конце концов, что все это значит? Объясни мне, сержант!
В этот момент земля дрожит, замок качается и вдруг раскрывается, как кратер. Из середины его поднимается столб пламени вместе с тучей дыма. Потом ужасный взрыв, сопровождаемый настоящим ураганом, который разносится далеко вокруг громовыми раскатами…
Когда туча дыма рассеялась, когда перестали падать разные осколки и обломки, на месте роскошного здания виднелась только почерневшая стена над зияющей ямой, откуда медленно тянулись столбы дыма.
Тогда Буффарик становится навытяжку и, отдавая честь, отвечает маршалу:
– Вот что это значит, господин маршал! Этот храбрый солдат, которого вы видите здесь умирающим, спас армию от великого несчастья. Настоящий герой, господин маршал!
– Его имя?
– Жан Бургейль, по прозвищу Сорви-голова!
–Я не в первый раз слышу это имя!
– Немудрено, господин маршал, – с гордостью отвечает Вуффарик, – его знает вся африканская армия! В полку Бургейля обожают, и сам кебир уважает его, в доказательство чего обнял и поцеловал его, когда он водрузил наше знамя на башне телеграфа!
– Почему же он не награжден… почему не было приказа по полку?
– Это потому, что он… как бы сказать… он был осужден на смерть!
– Ах, да, припоминаю… за оскорбление старшего чина.
– О, господин маршал, – возражает маркитант снисходительным тоном, – это была глупость… Вы поймете это потому что командовали полком зуавов!
Сент-Арно не отвечает и задумывается. Конечно, этот солдат позволил себе нарушение дисциплины и заслуживает наказания по всей строгости военного устава, но обстоятельства сложились так, что он избежал кары и благороднейшим образом исправил свою ошибку.
Его видели всюду… в разгаре битвы…
Осужденный на смерть, он искал ее…
Он, этот Бургейль, водрузил на высотах Альмы победоносные французские цвета, он спас несколько тысяч человек, спас главнокомандующих, жертвуя собой…
С одной стороны, нарушение дисциплины, с другой – героизм, заслуживающий блестящей награды.
Сент-Арно не колеблется более.
– Подойди, – говорит он Буффарику, – дай мне твой крест!
Старый сержант снимает орден и подает маршалу, слабая рука которого дрожит от лихорадки. Вдруг, как по мановению руки, мертвая тишина воцаряется кругом. Зуавы замирают на месте, стоя кучками, группами, в полном беспорядке.
По инстинкту, без всякой команды, они отдают честь, стоя лицом к главнокомандующему.
Маршал приподнимается и твердым голосом, смотря на Жана, поддерживаемого Розой и теткой Буффарик, говорит
– Жан Бургейль, именем Его Величества императора Франции за твое геройское поведение жалую тебя орденом Почетного Легиона! Генерал Боске, будьте добры, передайте новому кавалеру знаки его ордена и обнимите его за меня. Я не могу более… не в силах!
Сорви-голова, полумертвый, слышит эти слова. На минуту безумная радость и волнение словно наэлектризовали его. Он выпрямляется и стоит неподвижно, страшный, обожженный, ничего не видя, трагический под своими победоносными лохмотьями. Правой рукой, представляющей собой одну сплошную рану, он отдает честь.