Герои Малахова кургана
Шрифт:
– Ничего нет, тетка Буффарик!
– Это скверно и беспокоит меня!
– Пустое! Не бойтесь! Наш Сорви-голова редкий молодчина!
– Те-те-те! Это верно, голубчик! – прерывает его маркитант, который подходит к собеседникам, высоко держа голову, выпятив грудь, с развевающейся бородой.
– Наш Сорви-голова – смельчак, которому не надо няньки…
Пушечный выстрел прерывает его слова.
– Что такое? Пушка? Нападение на авангард?
Все глаза устремлены на Севастополь, который виднеется в десяти километрах. Огромная туча дыма стоит над рейдом, и пушка грохочет безостановочно. Нет, это не атака. Но рейд закрыт. Полагая, что он недостаточно защищен, и желая запереть его, чтобы помешать союзному флоту атаковать его с моря, Меньшиков приказал загородить вход, потопив русские корабли. Без колебания, но с огромной тяжестью на душе он жертвует половиной флота, решаясь на отчаянный и в то же время гениальный поступок.
Три фрегата и пять кораблей затоплены моряками. Вода проникает в люки, врывается на мостики, заливает снасти. Корабли вертятся, качаются и тонут… У некоторых из этих морских великанов агония продолжается долго. Они словно не хотят погибать. Тогда их братья по оружию, другие корабли, подходят к ним, стреляют и наносят им последний удар.
Флаги подняты, колокола звонят, священники служат заупокойную обедню, слезы льются из глаз, из груди вырывается крик ярости и мести.
Жертва ужасна, но Севастополь спасен! План союзников – напасть па город с моря – рушится. Осада крепости – невозможна.
Эту новость сообщают маршалу, произносящему пророческие слова: – Да, это достойные потомки русских, сжегших Москву. Храбрые люди! Я жалею моего преемника… кампания будет тяжелая!
Между тем арьергард французской армии переходит реку Каача и подвигается вперед среди волшебного солнечного пейзажа. Переход кончен. Просто приятная прогулка. Вот и замок графа Нахимова с окружающей его деревушкой.
В этой деревне расположатся счастливые зуавы второго полка. Левое крыло замка предназначено для раненых, следующих за войском в амбулаторных каретах. Маршал перенесен в парадные апартаменты.
Тетка Буффарик завладевает кухней и считает своим долгом угостить штаб изысканным обедом. Роза заботится о раненых. Несмотря на уверения зуавов, на утешения отца, у нее тяжело на сердце. Она думает о Сорви-голове, дорогом отсутствующем, исчезнувшем неизвестно куда, и дрожит при мысли, что даже для привычного, смелого солдата эта неспокойная жизнь, эти неожиданные приключения могут иметь роковой исход.
Но воспитанная в суровой школе долга, смелая девушка старается подавить свои чувства и не отходить от раненых. Во время пути она сделала большой запас винограда и угощает им раненых, измученных лихорадкой. Стоны и жалобы умолкают при появлении доброй феи, ласковый взгляд и нежная улыбка которой озаряют лучом надежды мрачную комнату.
Раненых около тридцати человек: артиллеристы, линейцы, охотники, зуавы и несколько русских. Все они, забывая страдания под тихой лаской ее голоса и взгляда, с восторгом смотрят на нее. В то время, как она кормит их сочным виноградом, полковой врач хлопочет о размещении больных, развязывает бандажи, вправляет руки и ноги, останавливает кровоизлияние. Все идет хорошо, даже раненый лейтенант чувствует себя лучше. От него не отходит его собачка-грифон.
– Посмотрите, мадемуазель Роза, какой чудесный удар саблей! – не может удержаться доктор.
– Ах, господин доктор! Это ужасно! Как он должен страдать!
У раненого половина головы выбрита. Ужасная рана, разделившая череп на две части, от лба до затылка, зашита у рта чудовищным швом.
– Двадцать две булавки! – бормочет доктор. – Понадобилось двадцать две булавки, чтобы соединить края, зато теперь держится отлично! Видите ли, мадемуазель Роза, эти головные раны – все или ничего! Если раненый не умер после удара, он может поправиться. Этот молодец проживет еще сто лет, клянусь вам, что через три недели он будет сидеть на лошади!
– Спасибо, доктор, – шепчет едва слышно раненый, – и вам спасибо, барышня!
На парадном дворе замка раздается топот скачущих лошадей. Группы офицеров подъезжают к крыльцу. Перед главным рходом, у которого стоят два часовых, развевается трехцветны и значок главнокомандующего. Слышны звуки труб и барабанов.
По приглашению Сенг-Арно командиры войска собираются на военный совет. Канробер, Боске, принц Наполеон, Форей – четыре дивизионных генерала; бригадные генералы: Эспинас, де-Лурмель, Бона; полковники: Клэр, Лебеф, Бурбаки.
Всех их встречает полковник генерального штаба Трошю и ведет к маршалу. Маршал, совершенно измученный болезнью, делает снова нечеловеческие усилия над собой, чтобы председательствовать на этом совете… последний раз!
Отдав военный поклон маршалу, офицеры садятся. В этот момент сильный толчок потрясает все здание сверху донизу и заставляет всех офицеров вскочить на ноги. Потом глухой удар, и из подвала вырываются столбы пламени.
ГЛАВА IХ
Фантазия княгини. – Огонь в мине. – Порох. – Сосиска, но не мясная.– Мани и контрмина. – Спасайтесь! – Бедный Сорви-голова. – Взрыв. – «Именем императора».
Дама в черном доводит свою ненависть до того, что хочет поджечь мину, которая должна стереть с лица земли всех начальников французской армии. Эта чудовищная фантазия исполнена. Из группы рабочих отделяется один человек и бежит предупредить княгиню, что все готово. Она ждет, опасаясь внезапного прибытия врагов. Вздох облегчения вырывается из ее груди вместе с яростным криком:
– Наконец-то! О, они в моей власти!
Княгиня спускается. Полковник подает ей искрящийся конец фитиля, и, шутливо кланяясь, замечает:
– Пожалуйте, княгиня! От вашей руки это будет апофеозом!
– Да, – отвечает она с жестоким смехом, – они полетят к небу… на воздух, но в виде клочьев!
Дама холодно берет фитиль, подходит к бреши и зажигает пучок фитилей, другой конец которых находится в бочках с порохом.
Когда в темноте подвала заискрились красные точки, она уходит со словами: