Герои на все времена
Шрифт:
К счастью, щенок пока не заметил пропажи санктора. Вернувшись, он просунул голову в дверь, убедился, что все в порядке, и убежал к своему плотнику. Домой заявился усталый и голодный, сжевал хлебную горбушку и завалился спать. К отцу Кристофу же то и дело забегали сельчане по разным делам. Вот и сейчас заросший бородой мужик рассказывал кюре какую-то долгую историю.
Что же делать? Сказать все как есть? Рычащий вспомнил звонкий от злости голос Реми. Луньеры для парнишки — проклятые выродки из чащобы. Рычащий не хотел
Рычащий прикрыл ставни. Он. уйдет ночью. Без объяснений. Без разговоров. Пусть лучше думают, что он неблагодарная тварь. Пусть что хотят, то и думают.
Дрова в печи потрескивали, догорая. Рычащий прислушался. Ровно дышал кюре, за перегородкой посапывал Реми. Пора. Он принялся бесшумно одеваться.
— Уходишь…
Луньер, вздрогнув, обернулся. Отец Кристоф приподнялся на локте и спокойно рассматривал беглеца.
Рычащий передернул плечами.
— Да, пора.
Странно, голова не кружилась, но пальцы отчего-то подрагивали, и он никак не мог застегнуть крючок на рубашке.
Отец Кристоф сел на постели, потянулся за костылем. Морщась, оперся на «дубового друга» и с резким вздохом поднялся на ноги. Костыль скорбно скрипнул, но в который раз выдержал.
— Безобразие! Где башмаки? Были же здесь. А, вот они…. Ну что ж, раз пора, то доброго тебе пути.
Готовый застегнуться крючок рванулся в сторону, оцарапав палец. Рычащий не заметил.
— Зачем вы это сделали? — проговорил он едва слышно. — Зачем?
— Что зачем? — удивился священник. — Пожелал тебе доброй дороги? Ну, во-первых, таков обычай, а во-вторых, я и вправду желаю тебе…
— Зачем вы спасли меня?
— Ну, это просто, Жак. Помогать нуждающимся в утешении, телесном ли, духовном ли, — долг священника. По-другому нельзя.
Да, он подобрал раненого в лесу, беспамятного и истекающего кровью. Он думал, что помогает собрату по стае, такому же человеку, как сам. Но потом, потом…
— Вы солгали сержанту. Про меня. Про падучую. Отдали ему этот ваш, как его… санктор. Почему?!
Последнее слово Рычащий почти выкрикнул. Отец Кристоф шагнул к печи. Всмотрелся в угли.
— Тише, разбудишь мальчика. Не знаю почему. Жалко тебя стало. И с Реми ты подружился. А санктор… жизнь дороже серебра. Разве не так?
Они помолчали.
— У тебя кровь на ладони, — проговорил отец Кристоф. — Дай я смажу настойкой.
Рычащий, словно очнувшись, поднес пальцы к глазам. Кровь алыми каплями сочилась из пореза.
— Не надо, — сквозь зубы произнес Рычащий. — Заживет… как на звере. Я пойду.
— Как знаешь, — отозвался священник. — Хотя… Подожди.
Он зашарил свободной рукой по карманам. Извлек какую-то вещицу, бережно положил на стол.
— Вот. Ты вроде бы потерял.
Рычащий протянул руку, уже зная, что это.
Оберег жил. Забытое тепло заструилось по груди, сердце забилось сильнее, и он даже сквозь соломенную крышу почуял, как крадется за облаками луна, как молочно-белый свет прорывается, стремясь приласкать уставшую от солнечной яркости землю. Ночь растущей луны. Его время.
— Вы тогда его нашли? Когда пошли в Бринньи?
Отец Кристоф кивнул. Рычащий снова коснулся оберега.
— Я же мог убить и вас, и мальчика, — прошептал он. — Перегрызть спящим глотки.
Кюре повернулся. И посмотрел в глаза Рычащему. Долгим взглядом.
— Разве? — задумчиво произнес он.
Он еще сомневается… смеет сомневаться в ненависти луньера к человеку… Да, мог бы…. Ну, пусть не перегрызть, просто убить… Или не мог?
Рычащий потупился. Спросил, замявшись:
— И все же…
Священник усмехнулся уголками губ. Простучав костылем, добрался до сундука у своей постели. Звякнула замком откинутая крышка.
— Иди сюда, Жак. Или как тебя зовут на самом деле.
— Я — Рычащий, — проговорил Рычащий, нагибаясь над сундуком.
Там, на дне, лежала свернутая лазурная ткань с черной вышивкой — раскинувшей крылья хищной птицей.
Рычащий сглотнул. Когда-то давно, еще щенком, он вместе с отцом бродил по людской ярмарке в каком-то городишке. Вождь клана наклонился к сыну, указывая на воина в плаще цвета неба. Он из Ордена, сказал тогда отец. Старого братства, созданного для войны со всем, что угрожает роду людскому. Говорят, они даже переплыли море и в знойном краю песка дрались с не верящими в Сына Божьего. Опасайся встречи с ними, малыш. Обегай стороной лазурный плащ с черным ястребом.
Отец Кристоф покачал головой, наблюдая за ошеломленным луньером.
— Меча нет. Пожертвовал аббатству, когда принимал сан. А ножи остались. — Он вытащил из сундука боевой нож, подкинул на ладони. — У меня бессонница, Жак.
Рука сделала почти незаметное движение. Над ухом Рычащего коротко свистнуло. Луньер обернулся. Нож торчал в дверной притолоке на высоте его глаз. Лезвие до половины вошло в косяк, рукоять еще подрагивала.
— У меня бессонница, — повторил кюре.
4
Сон был странный, в него проникали голоса, тревожили, мешали. А потом Реми проснулся, будто кто-то толкнул его в бок. Выполз из-под теплого одеяла, прошлепал босыми ногами из своего закутка в общую комнату.
Отец Кристоф не спал, сидел, ссутулившись, перед печкой. Угли слабо мерцали, но Реми тотчас заметил: лежанка найденыша пуста.
— А где Жак? — спросил он. Священник поворошил кочергой золу.
— Ушел, — отозвался он. — Просил за него попрощаться с тобой.