Герои подводного фронта. Они топили корабли кригсмарине
Шрифт:
В эту минуту я подумал: «Пройден важный рубеж на моем жизненном пути. Комсомолец, попавший из курской деревни во флот, принимал на себя ответственную роль командира корабля. Вот эти люди, замершие в строю на борту лодки, отныне будут выполнять свой долг перед Родиной, следуя моим приказаниям, слушая мою команду. Они должны повиноваться моей воле, учиться у меня… Смогу ли быть таким командиром? Есть ли у меня все, что необходимо для этого?» [26]
26
Грешилов М. В. Указ. соч. С. 9.
Изучали корабль командир и матросы вместе. Но командир, кроме того, успевал и изучить моряков. Спокойствие, скромность и простота в общении располагали
Стоит заметить, что Михаил Васильевич успевал не только быть «отцом солдату», но и прекрасным семьянином. В 1938 году у него родился первенец – сын Евгений, а вслед за ним в 1941 году – второй сын, которого нарекли Виктором.
22 июня М-35 встретила в Севастополе. Заблаговременно в городе была объявлена воздушная тревога, личный состав, отпущенный в увольнения, прибыл на корабли как раз к отражению налета немецких самолетов. В 12 часов дня из известной речи В. М. Молотова моряки узнали, что налет был не случайностью и не провокацией, а самой настоящей войной. О том, что она продлится 1418 дней и ночей, будет сопряжена с небывалыми испытаниями и многочисленными жертвами, тогда еще никто не знал. И несмотря на то что моряки догадывались, что сокрушение нацистской военной машины окажется нелегким делом, все они горели желанием принять в этом активнейшее участие. Хотя экипаж был еще не до конца отработан, командование доверило 28-летнему капитану на пятые сутки войны вывести корабль в боевой поход. «Перед рассветом мы пришли в свой район, – вспоминал Грешилов, – а с восходом солнца погрузились на перископную глубину… Девять суток экипаж вел наблюдение, а противник все не показывался. С первыми проблесками утра мы погружались, а когда солнце ныряло за горизонт и серая пелена моря сливалась с потухшим, таким же серым, небом, мы всплывали для зарядки батарей. Экипаж досадовал: дни уходят, а мы бездействуем. Казалось, только мы одни во всем флоте сейчас не используем своего оружия против врага… Экипаж возвратился с первой позиции без боевого успеха» [27] .
27
Грешилов М. В. Указ. соч. С. 11.
Последовавшие вслед за этим между июлем и сентябрем второй, третий, четвертый и пятый походы также не только не увенчались успехами, но даже не сопровождались встречами с противником. В этом не было ничего удивительного, поскольку большинство позиций подлодок было развернуто командованием вблизи своих берегов на случай попытки немцев высадить морские десанты в Крыму и на Кавказе. Ничего подобного, как стало известно после войны, немецкое командование и не замышляло, больше рассчитывая на свои танковые клинья, поддержанные бомбардировщиками люфтваффе. У многих черноморских подводников нетерпение перешло в раздражение, которое, после того как враг вышел к Одессе и Перекопу, сменилось отчаянием. Большинство в те дни испытывало схожие чувства, но только не Михаил Грешилов. Подводя итоги первых походов, он впоследствии писал: «Но я, не говоря про это вслух, в душе все же был доволен. Экипаж привык к длительному пребыванию на позиции и, как говорится, обжил море, свыкнулся с тысячью всевозможных мелочей боевого похода, тех мелочей, из которых складывается дисциплинированность и четкость действий команды боевого корабля в ответственные минуты встречи с врагом» [28] . С оценкой, сделанной в мемуарах, трудно не согласиться, тем более что хорошее качество отработки экипажа проявилось весьма скоро.
28
Грешилов М. В. Указ. соч. С. 11.
Только в шестом походе Михаилу Васильевичу досталась по-настоящему боевая позиция –
В полдень 18 октября, когда М-35 находилась в районе Портицкого гирла Дуная, были обнаружены три буксира, каждый с двумя паромами на прицепе. Грешилов объявил боевую тревогу и начал маневрирование для атаки. Сразу же выяснилось, что толща воды у берега уступает той, в которой могла уместиться «малютка» с поднятым перископом. Решение пришло в голову Михаила Васильевича мгновенно – спуститься из боевой рубки в центральный пост, приспустить за счет этого перископ на несколько метров так, чтобы он только чуть высовывался из перископной тумбы, и продолжить сближение. Несмотря на это, во время выхода в точку залпа М-35 неоднократно «чиркала» о грунт – ведь глубина моря в этом месте составляла всего лишь 8,5 метра! Атака затянулась. И только через два часа, когда суда противника вышли на глубины, превышавшие 10 метров, Грешилову удалось сблизиться на дистанцию 5 кабельтовых. Он произвел выстрел одной торпедой по парому, шедшему с первым буксиром, а спустя несколько минут – по парому, шедшему со вторым буксиром. Взрывов не последовало. Зато вместо этого подводники услышали разрывы артиллерийских снарядов, ударявшихся о воду, – противник заметил сначала следы торпед, а затем высовывавшийся из воды перископ. Что же касается торпед, то они прошли под днищем паромов, поскольку имели большую установку глубины, чем мелкосидящие плавсредства. Первый «боевой блин» получился «комом», но даже эта неудача прекрасно характеризовала командира и его экипаж. В действиях Грешилова явно просматривались энергичность, инициатива и военная смекалка, в действиях моряков – четкость и слаженность. Далеко не все наши подводники в 1941 году были способны на такое…
Поскольку торпеды в ходе атаки оказались израсходованы, М-35 вернулась на базу в бухте Балаклава. Приняв торпеды и пополнив запасы, «малютка» через сутки снова вышла для крейсерства в тот же район. В течение трех дней командир маневрировал в непосредственной близости от берега, но, кроме сторожевых катеров и парусных шхун, ничего не встречал. Лишь днем 26-го Грешилов обнаружил очередной буксирный караван. Учитывая предыдущий отрицательный опыт, он решил не тратить торпед на мелкосидящие цели, а отойти на большие глубины, следовать параллельным конвою курсом и с наступлением сумерек при возможности атаковать его артиллерией из надводного положения. О последовавшем Михаил Васильевич вспоминал так:
«Остаток дня мы провели в преследовании каравана. С нетерпением ждали наступления темноты. После заката я отдал команду:
– По местам стоять! К всплытию!
Сколько раз приходилось произносить эти, привычные слова, но в эту минуту мне показалось, что они прозвучали впервые.
Нас охватило знакомое каждому подводнику волнение перед выходом в атаку. Еще минуту – и мы окажемся лицом к лицу с врагом…
Не отходя от окуляра перископа, я слушал доклады старшин.
– В первом отсеке стоят по местам!
– Во втором отсеке стоят по местам!..
Мой помощник лейтенант Бодаревский, с подчеркнутой выправкой, торжественно отчеканивая каждое слово, доложил:
– В лодке стоят по местам к всплытию!
Через мгновение послышалось характерное шипение продуваемой средней цистерны. Несколько секунд мы держались в позиционном положении, продолжая наблюдать за караваном. Теперь никто не мог обнаружить нас в сгустившей темноте до той минуты, пока мы сами не дадим о себе знать.
Силуэты буксиров и барж были еще отчетливо различимы. Мы пошли на сближение. Артиллерийские расчеты заняли свои места. Я приказал сосредоточить огонь по груженым баржам.
Первый выстрел сделал командир орудия Миргородский. С буксиров стали отвечать. Снаряды ложились позади нас. Мы продолжали сближаться с караваном, ведя огонь. Два снаряда уже угодили в баржу, строй каравана нарушился, но тут показались катера-охотники, привлеченные перестрелкой. Нельзя было ради нескольких барж рисковать лодкой. Скрепя сердце я отдал команду к погружению.